Андрей Кивинов - Полное блюдце секретов

– Подождите, но я же уже дал показания, как все было. Их же из дела не вырвать.

– Пустяки. Тебя в отделении били?

– Нет.

– Хорошо. Тебя пугали? Тебе угрожали?

– Да вроде тоже нет. Этот Хоменко сказал, чтобы я не играл с огнем и рассказывал все, как есть. А то будут неприятности.

– Во! А говоришь, не угрожали! По-твоему, это застольный анекдот? Это самая что ни на есть угроза. Ты так жутко испугался, что просто вынужден был оговорить себя от греха подальше. Что, собственно, и сделал. Поэтому попросишь У девочки листок бумаги и напишешь жалобу на имя районного прокурора. Так, мол, и так, застращали опера в усмерть, пришлось себя оговорить. Побольше жалости.

– Да, но этот Витек, он же будет говорить другое.

– Конечно, будет. Но ты обыгрывай ситуацию. Те двое – его знакомые, и он не хочет их подставлять. Может, хочет с них «бабки» снять, потом. Поэтому сейчас грузит все на тебя. Самое главное, когда девочка будет тебя пытать, постарайся узнать, что говорит длинный. Это трудно, но можно. По принципу: «А вы пойдите, спросите у него!». Девочка молодая, проколется. Если длинный не двинул коня, его уже допросили.

– А свидетель?

– Тут придется рисковать, ничего не попишешь. Только вряд ли он из окна разглядел, кто был с ножом. Ты же сказал, что там темно было.

– Если не считать фонаря.

– Все равно вряд ли. По крайней мере, в лицо тебя точно не разглядели. Дрались вы не больше минуты. Вот, собственно, и все. Девочка проглотит, ей меньше хлопот. Ты в отказе, дело зависает «глухарем», не надо возиться с тобой, со свидетелями, с бумагами.

Это операм «палки» нужны, следакам это наследство по фигу. Главное чтобы тебя сейчас выпустили, не предъявив обвинения. Читай внимательно все, что будешь подписывать. Я уверен, что при такой версии ты соскочишь. Будешь лепетать про необходимую оборону – сядешь надолго.

– Мне надо подумать.

– Думай. Время есть. И учти, это твой единственный шанс. Единственный…

Сержант увел Игоря вечером того же дня, а через час вернул в камеру. Павел Николаевич лежал на койке, не снимая ботинок.

– Как дела, Игорек?

Игорь сел на свою койку и уставился в пол.

– Не знаю. По-моему, она не поверила.

– Это ее проблемы. Ты сам ничего не напутал?

– Кажется, нет.

– Что длинный говорит, узнал?

– Да. Она сама прочитала мне протокол.

– Ха-ха, неужели?

– Да, когда я начал ссылаться на него.

– Прекрасно, Игорек. Что мы имеем?

– Он не знает тех двоих. Они познакомились в тот день случайно, в каком-то пивняке.

Потом якобы пошли в гости к длинному. По пути встретили меня, я был пьяный.

– Так-так…

– Разумеется, зацепился первым, просто так, без причины. Потом вытащил нож и ударил длинного. В ногу и в живот. Те двое убежали. Я вернулся, чтобы добить, но он начал отбиваться, и в это время появилась милиция.

– Отлично! Вы один на один. Про ту парочку забываем. Жалобу накатал?

– Да.

– Как девочка отреагировала?

– По-моему, никак. Послушала, записала. Сказала, чтобы я не спешил и подумал.

– Это так, для тумана. Обвинение предъявила?

– Значит, не будет постановления на арест Завтра вечером тебя выпустят.

– Вы уверены?

– Ну, если ты не сморозишь какую-нибудь глупость.

– Странно. Неужели можно отговориться от чего угодно?

– Нет. Тебе повезло. Ты не успел завязнуть слишком глубоко. И заметь, ведь ты же действительно не виновен.

– Да. Тем более странно. Соврав, я получаю свободу, которая полагается мне и так.

– В философии это называется законом отрицания отрицания. Однако, Игорек, не расслабляйся. Как только длинноногий выйдет из больнички , вам устроят очную ставочку. Не дрейфь, вали все на тех двоих, прямо ему в глаза. После этого можешь спокойно жить дальше, даже не вспоминая, что когда-то посетил это госучреждение. – Павел Николаевич показал пальцем на стену.

Игорь помолчал немного, затем поднял глаза на собеседника:

– Простите, Павел Николаевич, может, я спрошу глупость… Я должен буду вам что-нибудь?

Судимый тихонько рассмеялся:

– Ты пока здесь. А потом я же говорил, что ты только фигура, а я игрок. Глупо требовать что-то от фигуры, которую сам поставил на нужную клетку. Или упрекать ее, если сам проиграл партию. Ложись, Игорек, завтра их ход.

Игорь вздрогнул от громыхания щеколды. Тусклая лампочка после сна слепила глаза.

Он спал крепко, избавляясь от накопившейся двухдневной усталости.

– Королев, подъем.

Игорь по инерции глянул на руку, забыв, что часы перед посадкой отобрали. Павел Николаевич похрапывал, уткнувшись лицом в стену.

– Который час?

– Два.

– А что случилось?

– Руки в ноги и на выход. С тобой хотят поговорить.

Игорь влез в ботинки, потер глаза и пошел за сержантом.

«Какого черта? Что еще за ночные разговоры? Дали б поспать…»

Сержант распахнул двери комнаты, где несколько часов назад Игорь беседовал с девочкой.

За столом сидел оперуполномоченный Фоменко. Он кивнул на привинченный к полу стул и чиркнул спичкой. Игорь сел.

Фоменко выпустил вверх струю дыма:

– Значит, тебе угрожали, да?

Игорь не ответил, опустив в пол глаза.

– Ну, хорошо, уважаемый, сам придумал, или кто подсказал? Думаю, что второе, у тебя самого фантазии и мозгов не хватит. Советы бывалых людей это, конечно, здорово, но надо знать, когда ими стоит воспользоваться, а когда лучше пропустить мимо ушей. Ты, выходит, решил поиграть с законом? Ну что ж, игра хорошая, но слишком велика ставочка. Этой дурочке ты рассказал красивую историю и теперь надеешься, что на этом поставят точку. Ошибаешься, на этом поставят запятую. Выходит, тебе угрожали? – закончил Фоменко тем же, чем и начал.

– Да, – чуть слышно выдавил из себя Игорь.

– Знаешь, Королев, мне, честно говоря, абсолютно наплевать на твою биографию как таковую. Я не собираюсь тебе ее менять, не собираюсь тебя уговаривать и в чем-то убеждать. Выбор в конечном итоге за тобой. И пришел я сюда только потому – я говорю тебе об этом прямо, – что не терплю, когда мой труд из-за всяких дурочек летит коту под хвост. Мне мой хлеб достается дорого, но добываю я его от души. И чтобы долго не словоблудить, я сейчас нарисую тебе две возможные ситуации, а уже после снова послушаю тебя.

Ситуация первая: ты и дальше стоишь в отказе, плачешь, что тебя запугали, и надеешься соскочить. При этом, естественно, не зная, что у меня в запасе на такие вот случаи. А на такие случаи у меня всегда есть что-нибудь в запасе, иначе я был бы плохим опером и работал где-нибудь в патрульно-постовой службе, а не в уголовке. Также ты забываешь, что впереди еще один день, за который можно очень-очень много сделать.

Особенно когда делаешь с душой. А я уж постараюсь. Не выношу, когда на меня строчат липовые жалобы. Так вот, к примеру, я проведу опознание. Сажаю тебя, рядом еще двух красавцев – вьюношей и приглашаю двух понятых и одного свидетеля, который, разумеется, сразу тебя опознает.

– Там было темно.

– Он тебя опознает! Потому что нож твой и потому что именно ты был с ножом. Разве я иду против истины? Надо будет, я найду еще свидетелей, если следователю одного покажется мало. Но, думаю, не покажется. Потому что к опознанию я приложу еще кое-что. К примеру, заключение эксперта, что на полированной поверхности рукоятки ножа имеются отпечатки пальцев некоего Игоря Валерьевича Королева. Нож, кстати, найден. В одной из тех самых мусорных куч.

После этого Игорь Валерьевич Королев может выдумывать и говорить все, что захочет. Что его били, пытали, загоняли под ногти иголки и булавки, угрожали, пугали…

Что он никого не бил ножом, что нож вовсе не его… Ну, и так далее. Все эти доводы в расчет приниматься уже не будут. Доказательная база достаточно основательна. И наш дорогой Игорь Валерьевич прямо отсюда уезжает в следственный изолятор, говоря проще, в «Кресты», где томится до суда в безделье и скуке.

На суде он по-прежнему бьет себя копытом в грудь, утверждая, что вышла ошибочка.

Суд изучает доказательства и, убеждаясь, что Игорь Валерьевич просто-напросто хочет соскочить, выносит строгий, но справедливый приговор. То есть назначает максимальный срок из тех, что предусмотрены в Кодексе. Для справки – по сто восьмой, части первой, полагается восемь лет лишения свободы. Можешь мне верить, можешь не верить, но тем, кто стоит в отказе, максимальный приговор почти всегда обеспечен. И это справедливо. Кто-то должен платить за мои стоптанные ноги, за мое потраченное на поиски улик время, за мои нервные клетки. Так что расплата идет сполна.

После суда бедный, невиновный Королев отправляется на зону с каким-нибудь соблазнительным режимом, где и проводит в тоске, печали и раздумьях последующие восемь лет. Уедет Игорь Валерьевич, так и не попрощавшись, так и не поцеловав перед дальней дорогой свою любимую невесту Анечку.

– При чем здесь Анюта? – не выдержал Игорь.