— Понимаете, — начал Эпштейн (он специально просил их прийти за пятнадцать минут до Мудроу), — не знаю, в курсе ли вы, но женщина, которую любил сержант Мудроу, погибла в огне при этом взрыве. Она как раз стояла рядом с грузовиком. В самом центре взрыва.
Флинн кивнул.
— Мы учтем это. Мы здесь не для того, чтобы распинать сержанта. — Он посмотрел на Хиггинс, даже не пытаясь скрыть презрения. — Я просмотрел дело об убийстве Рональда Чедвика еще раз и более чем убежден, что расследование, которое провел Мудроу, было глубоким и во всей отношениях профессиональным.
Леонора Хиггинс разгладила юбку на коленях и смотрела вполне доброжелательно. Маневр Флинна ее не удивил, но сама она готовилась к схватке с Мудроу и не собиралась стрелять холостыми.
В этот момент дверь открылась, и вошел Мудроу. Он не сомневался, что голыми руками они его не возьмут.
— Доброе утро, дамы и господа, — произнес он учтиво, — чем могу быть полезен?
— Стенли, — ответил ему Эпштейн, — садись, пожалуйста. Как ты?
— Я в порядке. — Мудроу сел на металлический стул, взятый из конференц-зала.
— Сержант, — начала Хиггинс.
— Прошу прощения, — перебил ее Флинн. — Сначала несколько вопросов хотел бы задать я. Если не возражаете.
Леонора Хиггинс с трудом сдерживала раздражение. Она была уверена, что никто не помешает ей высказать свои претензии к подчиненным Флинна. Кроме того, ее поразило еще одно обстоятельство. Мудроу был слишком спокоен. Она думала, что перед ней предстанет опустившийся алкоголик, а напротив сидел уверенный в себе, готовый действовать детектив:
— Благодарю вас, — продолжал Флинн. — Сержант Мудроу, я думаю, вы помните историю со взрывом, который случился несколько месяцев назад, когда был убит Рональд Чедвик.
— Конечно, помню. Он вошел в историю района.
— Очень хорошо. — Флинн словно подбадривал, будто говорил: «Мы же коллеги, правильно?» — Вы готовы в связи с этим произвести необходимые аресты?
Мудроу в ответ изобразил взгляд, означающий: «Да вы что, с ума сошли?»
— Вы же сами сняли меня с этого дела. По крайней мере, я так понял.
Эпштейн поспешил вмешаться:
— Инспектор Флинн вам лично никаких приказов не отдает. Это моя прерогатива.
— Простите, капитан.
— Минутку. — Флинн, багровея, помахал рукой. — Значит ли это, что вам не удалось продвинуться в расследовании этого дела?
Мудроу посмотрел Флинну прямо в глаза.
— Честно говоря, инспектор, я даже не вспомнил о нем с того самого дня, как мы виделись последний раз. А на уровне слухов — все то же. Какой-то грек по кличке Зорба, видимо, сам все проделал и затем исчез.
— Так, — продолжал Флинн, стараясь предвосхитить все вопросы Хиггинс. — А как, по вашему мнению, к этому греку попала граната советского производства?
— Вот уж этого я и не знаю. Скорее всего, не мое это дело, но у меня есть приятель в Бронксе, так вот он мне рассказал, как в одном рейде с фэбээровцами они изъяли десять автоматов «АК-47», которые один торгаш пытался сбыть уличной банде. Насколько я понимаю, «АК-47» — советского производства? Это «Калашников»?
Хиггинс не смогла сдержаться и перебила:
— Торгаш давно у нас на учете, и нельзя сказать, чтоб это был никому не известный грек.
— Бога ради, — взмолился Мудроу. — Я просто привожу пример. Может, все было совсем не так. Я видел вас всего два раза, и оба раза вы мне доказывали мою никчемность. Я начинаю чувствовать себя младенцем.
— А не хватит ли играть в игры?
Леонора теряла терпение. Ей не хотелось сюда ехать, но Бредли настоял, чтобы она занялась этим делом самостоятельно. Конечно, она все яснее понимала, что шеф все более отдаляется от нее. Леонора рассчитывала, что они будут партнерами на равных, но теперь стало очевидно, что Бредли поручают самые ответственные дела, а ее держат подальше от репортеров с микрофонами и камерами.
— Я бы попросил, — сказал Флинн.
Хиггинс посмотрела ему прямо в глаза.
— Я не знаю, доверяете ли вы этому воплощению невинности, которую сержант изображает каждый раз во время встреч с руководством, но я на такие штучки не покупаюсь. Мне бы хотелось, чтобы однажды он сыграл в открытую.
Эпштейн вскипел:
— Вы не можете обвинять сержанта в нарушении долга на основании какой-то особой женской интуиции Это черт знает что.
— Капитан, — шикнул на него Флинн, — я не потерплю подобных выражений. Немедленно успокойтесь.
Мудроу сидел с невозмутимым видом, но, перехватив взгляд Леоноры, зачем-то подмигнул ей. В этот момент подозрения Хиггинс перешли в уверенность, и она окончательно убедилась в том, что у Мудроу свой ход есть. Внезапно она вспомнила, как несколько недель назад у нее возникло похожее чувство, но она не поддалась ему и только потому, что ее партнер, ее шеф, не только пропустил мимо ушей эти самые интуитивные догадки, а еще и отчитал ее с плохо скрытым раздражением.
— Сержант, — сказала она. — Если я правильно понимаю, вам нечего добавить к тому, что вы нам уже рассказали?
— Совершенно верно, — ответил Мудроу.
— А допускаете ли вы, что можете найти этого грека?
Мудроу пожал плечами.
— Кто знает…
— А допускаете ли вы, что этот грек связан с «Красной армией»?
— И это возможно. Почему не допустить? Но боюсь, что об этом рано говорить.
— Рано не рано, — продолжала Леонора, — пусть это будет один шанс из десяти тысяч, что убийца Рональда Чедвика связан с «Американской красной армией», мы все равно не имеем права упускать его. Верно? — Никто не ответил ей, и она решила атаковать: — Я хочу, чтобы сержант Мудроу временно поступил в мое распоряжение. Пусть он работает только над делом Чедвика. И отчитывается непосредственно передо мной. Мы сейчас разрабатываем дюжину версий. Эта будет тринадцатой. Когда стоишь перед такой угрозой, нельзя упускать ни один шанс, даже самый невероятный.
Эпштейн, как всегда, встал на сторону друга.
— Но он нужен мне здесь. На нем полдюжины дел. На своей территории он знает всех и вся.
— Не будем спешить, капитан, — сказал Флинн. Он обернулся к Хиггинс. — Насколько я понял, вы хотите, чтобы сержант провел независимое расследование. От него требуется, чтобы раз в неделю он представлял отчет о проделанной работе.
— Два раза в неделю, — ответила Леонора. — В письменной форме.
— Сержант, — обратился Флинн к Мудроу, — если я с чем-то и согласен, так это с тем, что лучшей кандидатуры для поимки убийц Рональда Чедвика нам не найти. Связаны они с террористами или нет, в данный момент не важно. Не сомневаюсь, их арест найдет самый благожелательный отклик у жителей Нью-Йорка.
В кабинете повисла тишина, все размышляли над предложением Флинна. Первым заговорил Мудроу. Говорил он спокойным, ровным тоном:
— Никак не могу заняться этим делом, инспектор. Хотя бы потому, что в данный момент я в отпуске.
Флинн почти подпрыгнул в кресле и обернулся к Эпштейну.
— Почему вы не предупредили нас, капитан?
— Он не знал, — объявил Мудроу. — В отпуске я с сегодняшнего дня.
— И надолго? — поинтересовалась Хиггинс. Это было так похоже на Мудроу, и она все поняла. Поняла и с трудом сдержала улыбку.
— Я давно не был в отпуске и не могу пока сказать ничего определенного.
Эпштейн нажал кнопку на коммутаторе и связался с оператором службы социального страхования.
— Да, — послышалось сквозь шумы.
— Когда сержант Мудроу последний раз был в отпуске?
— Номер свидетельства о социальном страховании.
Мудроу назвал, и все ждали ответа оператора.
— Господи, да этот парень не брал отпуск с 1972 года, представляете?
Вместо ответа Эпштейн отключил связь.
— А вы не можете отказать ему? — спросила Хиггинс.
— Это не так легко, — объяснил Флинн. — Вмешается профсоюз. Дело безнадежное. Если он отказывается, профсоюз его поддерживает — автоматика.
— Это ваше последнее слово?
Флинн попытался спасти свой авторитет.
— Очевидно, мне придется назначить на это дело другого детектива. Надо раздобыть улики, способные привести…
Внезапно Мудроу перебил Флинна и удивил всех:
— Знаете что, я передумал. Если уж это так важно, отложу отпуск на пару недель. В конце концов, речь об убийстве. Я берусь за это дело. И раскрою его для вас.
Флинн замер в изумлении, но тут же одобрительно улыбнулся.
— Тогда все улажено. Если понадобится помощь, обращайтесь, мы все сделаем. — Уже в предвкушении обеда он повернулся к Алану Эпштейну. — Проследите, чтобы сержант получил все, что ему понадобится.
Все, что Мудроу помнил о тех временах, когда художники состояли в штате полиции, сводилось к тому обстоятельству, что его тогдашнюю подружку Марию Эспозито уволили; когда управление приняло систему ИДЕНТИФИКАТА. Тогда убрали всех художников. Правда, спустя несколько месяцев их снова приняли на работу, несмотря на то что систему идентификатов сохранили. Просто выяснилось, что прозрачные пластины, как бы тщательно их ни изготавливали, не способны воссоздать истинный облик подозреваемого. Заметно меньше стало арестов, проводимых на основании свидетельских показаний. К несчастью для Мудроу, Мария Эспозито уже устроилась в одном из рекламных агентств на Парк-авеню и вместе с новой престижной работой завела себе и престижного любовника из того же агентства, пижона в костюме-тройке.
