– Работать! – ответил за Крячко Гуров. – У нас совсем не остается времени, поэтому придется забыть об отдыхе и жалобах на злодейку судьбу.
Сейчас вашей задачей будет одно: разыскать тех людей, что были сегодня у театра. Хоть под землей! – продолжил Гуров, обращаясь к Багаеву и Веселову. – Привезете их сюда, а уж признание в том, для чего их посылал к Марии Тернавский, я вытащу из них сам. Думаю, что генерал спрятал этих парней подальше, но завтра к вечеру вы должны их найти! Если будет нужна помощь, немедленно звоните сюда. Мы со Станиславом ее организуем. А сегодня можете поехать домой поспать. Боюсь, что завтра такого удовольствия вы не получите!..
Когда все разъехались, Гуров открыл окно и закурил. Он чувствовал себя волком, обложенным флажками. Полковник понимал, насколько малы у парней шансы найти людей Тернавского. Еще труднее представлялось то, как он сможет добиться у них признания.
Гуров лучше других понимал, в каком трудном положении оказался. Пожалуй, такого не было с того самого громкого дела, после которого его отправили в отставку и Гуров расстался со своей первой женой.
«Господи, как давно это было! – удивился полковник. – Словно и не было вовсе!»
Гуров выкинул сигарету в открытое окно и подошел к телефону. Он набрал номер своей квартиры. Прекрасно понимая, что его телефон, очевидно, уже стоит на прослушивании, полковник не в силах был удержаться от звонка.
Гуров до боли захотел услышать голос Марии и узнать, что у нее все в порядке. Он чувствовал, как поздняя любовь, не так давно зародившаяся в его душе, крепнет с каждым днем. И он не мыслил себе иной жизни.
Гуров больше всего на свете боялся потерять Марию. Ради нее он пошел бы на такое, перед чем его сегодняшняя стрельба показалась бы просто благочестивым поведением богобоязненного монаха. Мария словно чувствовала, кто звонит, и сняла трубку после первого же звонка.
– Мария, это я, – торопливо заговорил в трубку Гуров, едва услышав голос жены. – Твой телефон может быть на прослушивании, поэтому у нас не больше двух минут. За мной уже приезжали?
– Конечно, милый! Когда им нужно, они могут работать очень оперативно. – Гуров почувствовал, что Мария улыбается. – Мне пришлось им продемонстрировать, что тебя дома нет. Капитан Щегольков, а я специально внимательно осмотрела его документы, потребовал было оставить засаду в доме, но я их вышвырнула на улицу. При этом посоветовала запихать их ордер об аресте во всякие интересные места.
Гуров вспомнил, как может ругаться Мария, если ее достанут, и рассмеялся. Он словно наяву увидел вытягивающееся от изумления лицо капитана после виртуозной ругательной тирады, сорвавшейся с прелестных губ известной актрисы.
– Нет, милый, ты не в силах этого представить, – легко угадав мысли мужа, произнесла Мария. – Такого, что наговорила я капитану, при тебе я никогда не произнесу. Если я это сделаю, то сбежишь от меня в ужасе.
– Не сбегу, солнышко! – вновь рассмеялся Гуров. – Более того, ни за что тебе не прощу, если ты потом не разыграешь в лицах для меня эту сцену. Ладно, об этом потом. Нам пора заканчивать. Безумно люблю тебя и целую!
– И я тебя, милый! – ответила Мария и, поняв, что у мужа не хватит сил прекратить разговор первым, положила трубку.
Гуров отошел от телефона. Он почувствовал, что с его души свалился огромный камень. Мария ничуть не сомневалась, что Гуров с честью справится со всеми проблемами. Она не унывала, сознавая, что их разлука долго не продлится. И это придало полковнику ту уверенность в себе, что едва от него не ускользнула. Облегченно вздохнув, Гуров вдруг подошел к столу и залпом выпил стакан водки, что оставлял для Станислава.
А Мария стояла одна в опустевшей квартире и, прислонившись к косяку, тихо плакала.
Терентьев не поверил словам Крячко о том, что никакого наркотика в клинике Запашного нет. Виктор считал, что просто ошибся и взял не ту ампулу.
Скорее всего доктор положил одну ампулу с наркотиком в упаковку с «Невралгоном». Остальные хранятся где-нибудь в укромном месте. Завтра, к тому моменту, когда ему придется ехать опознавать убийцу Гаврилова, наркотик должен быть у Терентьева. Виктор решил добыть его сегодня во что бы то ни стало.
Виктор знал, кого он увидит завтра на опознании. После того как Егорыч сегодня так разительно переменился, а затем исчез, Терентьев понял истинную причину происходящего. Было ясно как божий день, что Запашный превращал пациентов в «сумасшедших» тогда, когда предстояло их использовать для очередного убийства. Именно Егорыч и убил Гаврилова. Хотя бы потому, что из клиники сегодня больше никто не исчезал.
Виктор постарался вспомнить, сколько еще «сумасшедших» сейчас находится здесь. Он насчитал троих. Это означало, что, по крайней мере, к совершениям трех убийств Запашный подготовился и в любой момент может отдать приказ о чьей-нибудь ликвидации.
Терентьев прекрасно понимал: Запашному необходимо помешать. Виктор решил, что любым способом должен известить Гурова в том случае, если кто-то из «сумасшедших» покинет клинику. Тогда его можно будет перехватить. Об этом он завтра при встрече расскажет Гурову и попросит, чтобы кто-нибудь из сотрудников милиции постоянно дежурил у клиники. Дело в том, что «сумасшедший» может пойти не домой. Тогда разыскать его в многомиллионной Москве, не зная человека, которого «сумасшедший» должен убить, будет просто невозможно. Убийцу нужно перехватить прямо у клиники!
Все это предстояло сделать завтра. А сегодня любым способом достать наркотик. Виктор вошел в холл и остановился в задумчивости: надо определить место, где начнет он свои поиски.
– Виктор, примите мои соболезнования! – услышал он голос Лены.
В первую секунду Терентьев оторопел, не понимая, о чем это она. Лена истолковала его растерянность по-своему и сочувствующе добавила:
– Я понимаю, что вам сейчас не до меня. Но поверьте, мне действительно искренне жаль.
Только сейчас Виктор вспомнил: с таким трагизмом в голосе, какой не у всякого актера и встретишь, Крячко сообщил, что умерла их любимая бабушка. Терентьев едва сам не поверил этой печали, хотя твердо знал, что у них со Станиславом никакой «любимой бабушки» нет и быть не может.
– Мне тоже! – ответил женщине Виктор и поспешил убраться из холла.
В дверях он обернулся, чтобы попрощаться. Лена кивнула в ответ и принялась собираться домой. Ее рабочий день закончился. Через пятнадцать минут охранник закроет входную дверь – и до утра ни зайти в клинику, ни выйти из нее.
Виктор поднялся на второй этаж, вспоминая, кто из персонала останется на всю ночь. Исходя из той информации, что получил Терентьев, кроме двух медсестер и двух охранников, никого быть не должно.
После обеда, еще до процедур, Терентьев спрашивал у Андрея, своего соседа по палате, кто ночью следит за больными и что будут делать, если кому-нибудь станет плохо.
– Ночью станет плохо! – возмутился Андрей. – Можно подумать, что здесь днем хорошо! Да ничего делать и не будут. Вколют в задницу лекарство – и все. Будет совсем плохо, так Запашного вызовут. Он тут недалеко живет.
– А кто этим заниматься будет? – сыграл под дурачка Терентьев.
– Ну не мы с тобой! – Андрей приподнялся с кровати, опираясь на локоть. – Честное слово, ты как дурак. Две медсестры тут будут – на всех хватит. Кстати, обратил внимание на Сонечку? Пальчики оближешь, да? Только клеиться к ним бесполезно: они нас за мужиков не считают...
Андрей оказался настоящим кладезем информации. Он лежал в больнице уже две недели и знал все обо всем. Андрей знал, какие сигареты курит Запашный, кто из охранников с кем находится в родстве, где живет Сонечка и прочее. Казалось, что если за день Андрей не узнает подробности из чьей-нибудь жизни, то он не будет спокойно спать. Это он и продемонстрировал, едва Виктор вернулся в свою палату после разговора с Крячко.
– Витька, у тебя действительно бабка померла? Или ты решил из клиники сорваться, чтобы побухать? – спросил Андрей, едва Терентьев закрыл за собой дверь. – Если так, то не советую. Запашный с тебя тогда три шкуры спустит!
– А ему-то какая разница? – удивился Терентьев.
– Значит, побухать, – сделал для себя вывод Андрей. – А вот этого не советую! Для нашего доктора первостепенная задача – вылечить тех, кто к нему попал. Если ты бухать начнешь, то у Запашного эта... как ее?.. Во! Репутация пострадает. Он тебе тогда такие процедуры назначит, что тебе небо с овчинку покажется...
– Да не собираюсь я бухать, – перебил словоохотливого соседа Терентьев. – Бабка померла. Мне на похоронах надо быть. Вот и все. Чем языком трепать, пошли лучше мужиков соберем да в картишки перекинемся.
– Ага, тебе так перекинутся, что мало не покажется! – рассмеялся Андрей. – Ты не дома. Тут через полчаса отбой. Всем спать положено. А если уж поиграть сильно хочется, то спустись к охране. К ним Ленька из второй палаты пошел. Опять до часу будут в преферанс резаться. Попросись – может, и тебя возьмут!
