мужа?
— Уверена, что–то у них в семье серьезно не ладится, — ответила Дагурова.
— Почему? — удивился Игорь Андреевич.
— Помните, районный прокурор говорил… Но главное — живут отдельно. Это очень важный момент. Представляете, а вдруг у них разрыв окончательный? Имущество — пополам. Так что Баулиной есть что терять… А если тут замешана другая женщина? Профессор ведь еще совсем не старый. Значит, ревность тоже может иметь место.
— Причем он тоже к кому–то ревнует жену, — заметил Латынис. — Вспомните письма Баулиной…
— Что ж, прояснить взаимоотношения между профессором и его женой надо в любом случае, — согласился Чикуров. — В свете того, что вы сказали, сделаем это срочно. — Он повернулся к Латынису: — Может, свяжетесь с московскими коллегами? Не покидала ли столицу Баулина второго–третьего июля?
— Понимаете, — продолжала Дагурова, — есть еще одно обстоятельство… Почему Баулин, когда был на реке, якобы вошел в воду и тут же вышел? Высказывали предположение, что профессора мог окликнуть знакомый человек… Жена, например, — поставила точку Ольга Арчиловна.
В комнату вползал ранний летний рассвет. Ветерок чуть шевелил оконную штору.
Чикуров посмотрел на часы.
— Как это у Пушкина? — улыбнулся он. — «И изумленные народы не знали, что им предпринять: ложиться спать или вставать…» Цитирую по памяти, возможно, не совсем точно. — Видя, что Латынис хочет что–то сказать, он спросил: — У вас есть еще какие–то соображения, Ян Арнольдович?
— Так, мелькнуло, — неуверенно проговорил капитан.
— Выкладывайте, — попросил следователь. — Любые, пусть даже самые невероятные версии… Не помню, кто сказал: невероятное бывает в жизни самым вероятным.
— Рискну, — почесал затылок оперуполномоченный. — Может, все дело в секрете «Бауроса»? — Видя, что его слова заинтересовали следователя, Латынис продолжил более уверенно: — Я о чем? Из чего состоит это прямо–таки всеисцеляющее средство, знают, кажется, всего три человека. Профессор, Ростовцев и зам, тот, что непосредственно руководит производством «Бауроса». Так говорят…
— Ну? — подбодрил его Чикуров.
— Вы знаете, что рецепт знаменитой кока–колы известен тоже всего нескольким людям? — Ян Арнольдович прищурился. — Почти сто лет химики из конкурирующих фирм, таких, как пепси–кола и другие, пытаются расшифровать его. Все, казалось бы, узнали. Но один из компонентов, загадочный «Мерхандиз–7–икс», как его именуют, не поддается никакому анализу… Полная формула всех ингредиентов кока–колы хранится в самом дальнем подвале в банковском сейфе, за семью печатями. Чтобы открыть его, необходимо решение директоров банка. Открывают сейф в присутствии властей штата строго в определенное время, ни секундой раньше и ни секундой позже!
— Это понятно, — заметила Дагурова. — Секрет стоит миллионы!
— Берите выше — миллиарды! — сказал Латынис. — А сколько стоит секрет «Бауроса», мы не знаем. Так ведь недаром его оберегают. Может, кто–то захотел заполучить его? Чтобы зашибить большую деньгу, производя подпольно. А Баулин — ни в какую! Ну и испугались, что профессор может обратиться в соответствующие органы…
— У «Интеграла» большие доходы от продажи «Бауроса»? — поинтересовался Чикуров.
— А как вы думаете? — в свою очередь, спросил капитан. — Страждущих — ужас!
— Ну что ж, Ян Арнольдович, поработаем и в этом направлении, — заключил Чикуров и решительно поднялся. — А пока… Пока надо хоть немного поспать всем. День предстоит нелегкий.
Опаздывать на конференцию в клинике считалось серьезным нарушением. Но сегодня Анатолий Петрович Голощапов на нее опоздал. Он зашел в участковую больницу, чтобы справиться о состоянии здоровья Баулина. С замиранием сердца переступил Голощапов порог здания, боясь услышать страшное слово — умер.
Анатолия Петровича тут хорошо знали. Первая же встреченная медсестра успокоила:
— Евгений Тимурович пока жив, лежит в реанимации.
Голощапов нашел врача–реаниматора, чтобы разузнать подробности.
— Что я могу сказать, — сообщил коллега. — Ты сам должен понимать. Дыхание поддерживаем искусственно. Задеты важнейшие участки мозга. Крови много потерял…
— Надежда все–таки есть? — спросил Голощапов.
— Только ею и живем. Не отходил от профессора всю ночь.
Обменялись мнениями. Обсудили все «за» и «против». Утешительного было очень и очень мало.
…Голощапов шел в клинику, ни о чем не думая, кроме катастрофы, случившейся с Баулиным. Происшедшее он принимал очень близко к сердцу, потому что сошелся в последнее время с Баулиным весьма близко и буквально боготворил его. И не хотел верить, что такой человек кому–то мешал. Анатолий Петрович был убежден, что случилось трагическое недоразумение, нелепость.
Ничего не замечая вокруг, Голощапов миновал молоденький парк, площадку городошников, где уже спозаранку сражались любители. Слышался сухой треск биты о деревянные чурбачки, разлетающиеся с характерным стуком. Мало он обратил внимания и на пестро одетых пациентов, увлеченно занятых аэробикой — ритмической гимнастикой — на зеленом газоне возле клиники. Джазовая музыка и вихляющиеся тела показались ему в это утро кощунственными.
«Ничего не поделаешь, — вздохнул Анатолий Петрович. — Жизнь продолжается».
Аэробику в больнице ввел сам Баулин. Он не стеснялся иной раз присоединяться к больным, считая ритмическую гимнастику не только тренировкой и разминкой для тела, но и для души. Музыка и общность в движении, по его мнению, давали прекрасный заряд положительных эмоций.
Когда долговязая фигура Голощапова появилась в конференц–зале, все повернулись в его сторону. Анатолий Петрович невольно пригладил свои прямые волосы льняного цвета и хотел было уже пристроиться на крайнем стуле.
Заместитель главврача Рудик, который вел сегодня конференцию, оторвавшись от какой–то бумажки в руках, сказал:
— Анатолий Петрович, вас срочно просил приехать Ростовцев. Так что быстро к нему.
— Хорошо, — ответил несколько растерянно Голощапов, не понимая, зачем он понадобился, да еще так быстро.
Генеральный директор начал с того, что спросил о Баулине. Голощапов передал услышанное утром в участковой больнице.
— Да, да, — вздохнул Ростовцев. — У Евгения Тимуровича отменное здоровье, тренированный организм. Будем надеяться… Но даже если выкарабкается, то не скоро, да и работать, как прежде, вряд ли сможет… А как вы понимаете, Анатолий Петрович, клинику нельзя оставлять без хорошего, знающего руководителя.
«Вот оно что, — мелькнуло в голове Голощапова. — Значит, разговор пойдет о новом главвраче».
Величественная секретарша Ростовцева принесла кофе, печенье и безмолвно удалилась.
— Евгений Тимурович говорил мне о своих планах, — продолжал Ростовцев. — Об увеличении мест, о создании новых лабораторий, направлениях и исследованиях. Все это, по–моему, весьма нужно. Кажется, его идеи наконец признали.
— Не все, к сожалению, — заметил Голощапов.
— Пока не все, — кивнул Аркадий Павлович. — Но противников и злопыхателей значительно поубавилось… Поверьте моему опыту, они никогда не исчезают совсем. А может быть, и хорошо, а? — Он улыбнулся. — Полемика, особенно в науке, — вещь необходимая. Борьба тоже нужна. Она стимулирует творческую активность, не дает благодушествовать… Не так ли?
— В общем, так, — согласился Анатолий Петрович. — Если не ставят палки в колеса сознательно. Я не говорю о нашей клинике. Грех жаловаться, Баулина здорово поддерживают.
— Вы думаете, так было всегда? — Ростовцев с усмешкой
