Похититель присел на корточки, развязал ей щиколотки и ту же веревку завязал ей вокруг шеи наподобие ошейника.
«Пожалуйста, нет… Только не все сначала… Я не вынесу повторения… На этот раз просто дай мне умереть. Я позволю себе умереть…»
Перед ее мысленным взором возникло лицо. Она видела его так четко, как будто посторонняя сила вложила ей в голову это изображение. Красивые зеленые глаза, опушенные темными ресницами, смотрели на нее, заглядывали ей в душу. Они были наполнены тоской и звали ее. Лицо обрамляли абсолютно прямые волосы, иссиня-черные, цвета воронова крыла.
Тори.
Ее дочь.
Ее одиннадцатилетняя дочь, у которой не останется никого на свете, если Оливия умрет. Слезы, горячие, яростные, обожгли глаза. Один раз она уже боролась за жизнь ради своего ребенка. Она билась, как свирепая медведица, только бы родить своего малыша. Она отдала свою девочку на удочерение, сломалась под нажимом Этана, родителей, окружающих. Ей не хватило силы противостоять им всем и оставить малышку себе. Даже если бы пришлось растить ее одной.
На этот раз она не предаст Тори. Ни за что. Она снова станет драться за свое дитя. И с помощью бога или дьявола выиграет и на этот раз. Она убьет этого ублюдка.
Оливия стерпела очередной приступ боли, когда он снова подхватил ее под мышки и поставил на ноги. Она покачнулась, попыталась обрести равновесие, стараясь справиться с приступом тошноты и рвоты.
– Шевелись. – Похититель пошел вперед и потянул за веревку. Та впилась Оливии в шею.
– Развяжи мне руки, сволочь! Если я споткнусь, то не сумею удержаться на ногах! – Оливия снова сплюнула слизь и кровь. Плевок приземлился на скалу розовато-красным шариком.
Похититель развернулся к ней, свирепо пробуравил взглядом. Казалось, вокруг него вибрирует сила. Потом его губы дрогнули в медленной широкой улыбке. Зубы у него остались прежние – две идеальные белые линии, чуть выступающие клыки, придававшие ему сходство со зверем. Этими зубами он откусывал куски от ее тела.
Глаза оставались глазами хищника, теми самыми, которые преследовали ее в ночных кошмарах на протяжении двенадцати лет.
– Ты изменилась, Сара. Раньше ты была такой нежной.
– Кто ты такой, черт тебя дери? Ты умер! Ты мертвый!
Он подошел к ней так близко, что коснулся грудью ее груди, нагнул голову к плечу, почти коснулся губами ее губ и выдохнул:
– Не я, Сара! Себастьян умер, не я, – прошептал он. – Это Себастьян был расходным материалом. Он был получеловеком, и моя мать всегда говорила, что мне следовало сожрать его еще в ее утробе. Себастьяну следовало стать частью меня, частью моего тела еще до моего рождения. Это называется эмбриональная утилизация. Ты слышала о таком, Сара? Исчезающий близнец. Но, увы, он все-таки родился. Как выяснилось, у него было другое предназначение. Ему предстояло стать моим рабом, я использовал его. Он должен был поддерживать и кормить меня, и он со всем справился. До самого конца. Брат-тень. Брат-слуга. Изначально предполагалось, что в живых должен остаться только один.
Он высунул язык и быстро облизал ее губы, словно змея. Оливия отпрянула, закашлялась.
Он резко повернулся к ней спиной и дернул за веревку. В шее что-то щелкнуло, и Оливия подалась вперед, запаниковала, что упадет, попыталась сохранить равновесие. Если она упадет со связанными за спиной руками, то разобьет о камни лицо. Пока он вел ее вверх по берегу, она бросила быстрый взгляд на оставшиеся позади грузовик и автофургон.
Машина лежала на боку на самом краю маленького скалистого выступа. Они чудом не свалились в реку. Оливия посмотрела на небо, пытаясь разглядеть самолет, звук которого она слышала над головой, когда автофургон прибавил скорость и начал заваливаться на бок. Но она ничего не увидела, кроме свинцовых облаков и орла с белым пятном на голове, то появляющегося из тумана между деревьями, то снова пропадающего в нем. Крошечные кристаллы снега нежно коснулись ее лица.
Она знала еще кое-что. Можно месяцами прислушиваться к шуму самолетов. Но это ничего не значит. При низкой облачности, учитывая приближающийся буран, она будет предоставлена сама себе.
Оливия сосредоточилась на том, чтобы осторожно ставить одну ногу перед другой; стараясь держать равновесие, она шла по гравию, камням и прочим остаткам селя. Сосредоточилась она и на боли. Она знала, что есть способ отвлечься от нее. Не надо бороться с болью, пусть она захватит тебя целиком. Пусть пульсирует в каждом нервном окончании с каждым ударом твоего сердца, каждым толчком крови в венах. Если с ней бороться, боль станет невыносимой. Вместо этого Оливия приняла боль, начала перечислять места, которые были повреждены. Вероятный перелом плечевой кости. На надорванном ухе запеклась кровавая корка. Местами содрана кожа на голове. Он, должно быть, сломал ей нос. Оливия споткнулась, упала на колени. Похититель дернул за веревку, и она снова с трудом поднялась на ноги.
Оливия увидела, что он тоже смотрел на небо, и вид у него при этом был встревоженный.
Он нашел тропинку, идущую вверх по откосу, повел по ней Оливию, потом они свернули в чащу, где было темнее и холоднее. Снег валил по-настоящему. Постепенно наступала темнота. Потом на Оливию нахлынула волна отчаяния. Оливия снова споткнулась и упала на правый бок. Ей не удалось сдержать крик, вырвавшийся из груди при новом приступе боли. На глаза навернулись слезы. Из уха опять пошла кровь. Извиваясь, Оливия сумела сесть и попыталась отдышаться.
– Далеко идти? – спросила она.
Похититель не ответил и принялся внимательно разглядывать ее, как будто оценивая.
– Ты никогда не охотилась за нашим ребенком, верно, Сара?
Она выдержала его взгляд, сглотнула.
– Я думал, ты будешь ее искать. Был в этом уверен. Я расставил силки и ждал.
Оливия смотрела ему в глаза, бросая вызов, в груди росло смешанное чувство вины и сожаления и боль, знакомая только матерям, потерявшим ребенка.
– Я хотела освободить ее от тебя, – прошептала она. – Я освободиться не смогла. Наименьшее, что я могла сделать, это спасти ее. – Оливия снова сплюнула кровь, стекавшую в горло из носа. – Кажется, я поступила правильно.
Он криво улыбнулся и наклонил голову к плечу.
– Что ж, тот коп, штабной сержант, которого я встретил на берегу Стина-ривер холодным ноябрьским днем, он прочел меня лучше, чем я прочел тебя. Он знал, что я на свободе и продолжаю искать тебя. Он забросил наживку в Интернет. И привел меня к тебе, Сара.
Его улыбка стала шире, он нагнулся к самому ее лицу, но Оливия продолжала смотреть ему в глаза, отказываясь отступать.
Она больше никогда перед ним не отступит.
Он взялся за веревку, обвивавшую ее шею, и туго натянул. Оливия хватала ртом воздух. Но воздуха не было. У нее заслезились глаза. Похититель душил ее до тех пор, пока у нее перед глазами не замелькали крошечные белые мушки. Потом он отпустил веревку, и Оливия упала на землю, судорожно втягивая в себя воздух.
– Вставай, – приказал маньяк, его голос внезапно стал невыразительным и холодным. – Идем. Нам надо найти место, чтобы переночевать и немного развлечься.
Он тащил ее за собой в лесную чащу, а Оливия судорожно работала пальцами правой руки, пытаясь расстегнуть ремешок часов на левом запястье. Она беззвучно уронила их на мягкий суглинок у себя за спиной. Оливия намеренно волочила ноги, стараясь оставить как можно больше следов на земле и еловых иголках, не привлекая к себе его внимания, молясь, чтобы падающий снег не свел к нулю все ее усилия.
Глава 25
Снежинки, словно конфетти, сыпались на лежавший на боку фургон. Коул осторожно вошел внутрь, стараясь не раскачивать машину, чтобы та не полетела в реку.
Внутри никого не оказалось, ни в кабине, ни в самом фургоне. Матрас был пропитан кровью. Коул нашел пряди волос Оливии. Если это можно было считать утешением, то она все еще была жива и могла передвигаться, раз ушла отсюда. Ее похититель не смог бы убраться отсюда так быстро, если бы ему пришлось нести тело.
