Он выскочил как раз на Сорокина, разгоряченный, потный и страшный, как вырвавшийся из загона бык. Сорокин из-за куста наставил на него пистолет и крикнул:
– Стоять! Милиция!
Видимо, для тяжеловеса это была худшая рекомендация, потому что он тут же с ревом бросился на Сорокина, намереваясь стереть его в порошок. В голове Сорокина в это мгновение пронеслось множество мыслей: он успел крепко выругать Гурова, который категорически приказал брать преступников живыми, успел посетовать, что еще в детстве не занялся серьезно боксом, успел понять, что выбрал совсем не ту профессию, и еще пожалеть, что совсем мало удалось поносить погоны подполковника, и еще что-то о жене и детях, но тут уже противник набросился на него.
Сорокин все-таки выстрелил – в воздух. И сам взлетел туда же после резкого удара снизу в челюсть. К счастью, реакция его не подвела и он все-таки успел закрыться локтем. Это немного смягчило удар, но не позволило удержаться на ногах. Сорокин перелетел через дорожку и свалился на траву с противоположной стороны. Он был оглушен, но оружия из рук не выпустил.
Выручил его Крячко, который упал на спину преступника как леопард. Он вложил в этот прыжок всю свою силу, лихость и даже душу, понимая, что других козырей, кроме внезапности, у него нет. Прыжок достиг цели – как-никак в Крячко было около девяносто килограммов весу, – и они оба повалились на асфальт.
Крячко сразу же взял шею тяжеловеса в замок и прижался к нему сильнее, чем напуганный грозой ребенок прижимается к своей горячо любимой матери. Сопернику хватило бы малейшего зазора между ними, чтобы нанести сокрушительный удар. Теперь он ясно видел жирную складку на этой самой шее. Но сейчас ему было не до нее – нужно было думать, как уцелеть. «Где же вся братва? – думал Крячко, из последних сил удерживая бешено рвущегося из его объятий племенного быка. – Эта канитель долго ведь не протянется…»
Но уже очухался Сорокин. Он подскочил к борющимся и врезал рукояткой пистолета по стриженому затылку тяжеловеса. Врезал от души, мстя за недавнее унижение и панические мысли.
Тяжеловес хрюкнул и клюнул носом в землю. Движения его сделались плавными и неточными – будто он ворочался под водой. Крячко мгновенно воспользовался этим и завернул одну руку здоровяка за спину. Сорокин повис на другой. Через несколько секунд они защелкнули на его запястьях наручники.
Потом оба опустились на газон и, тяжело дыша, молча уставились на своего врага. Тот все еще дергался, пытаясь подняться, но с каждым разом все тише. Видимо, до него постепенно доходило, что борьба проиграна.
– Силен! – наконец сказал Крячко с уважением. – Настоящее родео получилось… Здорово он тебя?
– Есть немного, – не совсем внятно ответил Сорокин, у которого начинала опухать челюсть.
– Таких сразу отстреливать надо, – заметил Крячко. – Голыми руками тут махать бесполезно.
– Вот ребята и стреляли, – сказал Сорокин.
– Ребят я бы тоже… – мстительно заявил Крячко, оглядываясь.
Один из гаишников со смущенным выражением на лице вышел из-за деревьев и опустился рядом на корточки.
– Гриша там с Паниным возится, – объяснил он. – Панину здорово досталось. До сих пор в отключке. Я «Скорую» вызвал, его в больницу надо.
– Вас всех в больницу надо, – убежденно сказал Крячко. – В психическую. Вам что сказано было? Тир тут устроили!
– Так ушел бы! – не слишком уверенно ответил гаишник. – И потом, мы за Панина обиделись. Сгоряча, можно сказать.
– В церковь сходи, – посоветовал Крячко. – Свечку поставь. Бог тебя сегодня от увольнения из рядов уберег. И как ты никого не подстрелил – ума не приложу!
– А вы, смотрю, тут и сами справились? – льстиво сказал милиционер, переводя разговор в более приятное русло. – Вот ведь злобный какой гад попался!.. А где же товарищ полковник, который с вами был?
Крячко посмотрел по сторонам. Гурова нигде не было. Он неохотно поднялся с газона и похлопал по плечу Сорокина.
– Ты, брат, займись пока этим, – сказал он, показывая на пленника. – Нужно его допросить. Ребята тебе помогут найти помещение, где его можно будет привести в чувство. А я пока Гурова поищу.
Гуров скорым шагом поднялся на крыльцо гостиницы, почти бегом вбежал в вестибюль. Уже на ходу достал из внутреннего кармана красную книжечку, помахал ею перед носом сразу заволновавшегося портье и отрывисто спросил:
– Где второй?
На лице портье нарисовалось искреннее недоумение, но в этот момент на улице бабахнуло. Потом еще раз. И наконец выстрелы посыпались, как горох из мешка. Гуров метнулся к окну, но потом махнул рукой и поймал портье за пиджак.
Тот оказался совсем не глуп и тут же изложил умозаключение, которое мигом родилось у него в голове:
– Я вас понял. Вы спрашиваете о том господине, который собирался съезжать? Он только что на минуточку вернулся к себе в номер. Что-то он там забыл, кажется.
– Уже нашел, – сквозь зубы пробормотал Гуров и быстро спросил портье: – Какой номер? Двести двенадцатый? Со второго этажа можно выйти другим ходом?
Сообразительный портье сопоставил в уме какие-то факты и озабоченно кивнул головой.
– Я вас понял, – сказал он преданно. – Черный ход у нас имеется, но тот господин не мог им воспользоваться, потому что тогда ему все равно нужно было бы пройти мимо меня. Если он все-таки задумал удрать, то мог это сделать через окно. Со второго этажа даже ребенок может выпрыгнуть.
– Стойте здесь! – приказал ему Гуров и побежал наверх.
Он ворвался в двести двенадцатый номер, напугав до смерти горничную, которая меняла белье.
– Есть здесь кто-нибудь? – спросил Гуров.
Девушка молча, но энергично помотала головой. Гуров чертыхнулся и выскочил в коридор. Окно в конце коридора было распахнуто. Он подбежал к нему и перегнулся через подоконник. Выходило оно не к фасаду, а во внутренний дворик. Клумба под окном была заметно примята. «Что-то в последнее время нам все парашютисты попадаются, – подумал Гуров, взбираясь на подоконник и сигая вниз. – Хорошо, никто из знакомых не видит. Шестой десяток разменял, скажут, а ума не нажил».
Однако соблюдать приличия было просто некогда. Господин Игнатьев тоже умел сопоставлять факты, а уж интуиция у него была вообще на зависть. Гуров был уверен, что тот совсем не зря задержался в гостинице, отправив вперед водителя. Что-то подсказало ему об опасности. А может быть, он всегда так делал. Только вряд ли его выход раньше сопровождался таким салютом.
Гуров не стал даже ломать голову, что могло произойти на площади перед гостиницей. Что выросло, то выросло, решил он. Разбираться и давать нагоняй будем позже. Сейчас главное – нагнать Игнатьева. Далеко он уйти не мог.
Гуров предположил, что Игнатьев сделает попытку немедленно убраться из города. Вокзал был совсем рядом. Там можно затеряться в толпе и сесть в первую попавшуюся электричку. Гуров прикинул, как можно добраться до вокзала кратчайшим путем, и свернул в переулок. И тут же невольно остановился как вкопанный. Буквально в двух шагах от него под разноцветным полотняным тентом уличного кафе сидел господин Игнатьев собственной персоной и с рассеянным видом вертел в руках чашку с остывшим кофе. Кафе, судя по всему, только что открылось, и, кроме Игнатьева, посетителей еще не было, так что он был здесь как шишка на ладони, и это немало удивило Гурова. Но он спрятал удивление в карман, подошел ближе и присел на свободный пластмассовый стул рядом с Игнатьевым.
– Здравствуйте, Валентин Владимирович! – сказал он с искренней радостью. – Чертовски рад вас видеть! Какими судьбами в Можайске? Ищете молодые таланты?
Игнатьев, не глядя на Гурова, медленно поставил на стол чашку и только потом повернул к нему свое гладко выбритое лицо.
– Здравствуйте, господин полковник! – с еле заметной досадой сказал он. – А вы, оказывается, совершенно невозможный человек. Уж как я убеждал вас, что моя скромная персона не стоит вашего драгоценного внимания, – ничто вас не проняло. Вот и теперь меня терзает подозрение, что вы появились в Можайске только из-за меня.
– Вы чертовски догадливы, – кивнул Гуров. – Как только мне сообщили, что вы можете быть здесь, я бросил все дела и прямо сюда.
– Не понимаю, – покачал головой Игнатьев. – Мне казалось, что десяток дней у меня в запасе имеется. Вы меня расстроили. Оказывается, в этом мире невозможно строить планы.
– Планчик у вас был несложный, – сказал Гуров. – Простые решения предпочитаете, Валентин Владимирович! Оно, может быть, и верно, только человек, которому вы свой «БМВ» подсунули, у местной милиции давно на примете был. Как только они его на новой машине увидели, так с удовольствием и арестовали. А он вас выгораживать не стал, конечно. Вы же ему не сват, не брат…
