Ознакомительная версия.
…Вадим Глазков, юный фельдшер-лаборант, считал себя абсолютно счастливым человеком. Счастье его было сродни счастью Емели, обладателя замечательной волшебной щуки: Вадим считал, что все люди вокруг него что-то уж чересчур суетятся, наподобие Емелиных умных братьев, которые в конечном счете остались ни с чем — ну, может быть, только со своим запущенным бедноватым хозяйством и со своей развороченной худой избенкой, из которой Емеля изъял даже печь.
Если суетиться, обязательно что-нибудь не так сделаешь, и получится только хуже. А если не рыпаться, а медленно передвигаться в плавном потоке жизни, счастье само тебя найдет и преподнесет тебе больше, чем если бы ты упорно старался. Одним словом, как это формулировали древние китайцы: «Сядь на берегу реки и любуйся на воду, и рано или поздно ты увидишь, как по реке проплывет труп твоего врага…» Гм, нет, пожалуй, это не вполне подходящий пример: врагами Вадим не обзавелся благодаря своему пофигизму и добродушно-равнодушному отношению к окружающим. Скажем, лучше так: «Сядь на берегу реки и жди: рано или поздно по реке проплывет волшебная щука. Тогда тебе останется только поймать ее, и дело будет в шляпе».
Как ни покажется это удивительным, в нашей, далеко не сказочной действительности принцип Емели действовал, принося Вадиму спелые, сочные плоды. Ему удавалось жить как-то очень ровно, не получая душевных травм и избегая неприятностей. В школе он учился неплохо, но и не слишком хорошо, удобно обосновавшись как на парте в середине среднего ряда, так и в оценочном среднем диапазоне, перебиваясь с троечки на четверочку. Он бы и вовсе не учился, чтобы не затрачивать лишние усилия, но оказаться двоечником, которого прорабатывают на собраниях, из-за которого папа с мамой сходят с ума и устраивают постоянные скандалы, означало бы слишком хлопотную жинь. Вопреки увещеваниям родителей и учителей, находивших в этом середнячке отличную память и достаточно острый, хотя и несколько заплывший ленивым жиром ум, Вадим в отличники выбиться не стремился. Подумаешь! Зачем лишать себя лучшей, может быть, части жизни, которая проходит мимо зубрилок? Вадим любил гулять, особенно за городом, созерцая природу. Любил слушать музыку. Любил читать необременительную литературу, далекую от школьной программы, особенно фантастику. Любил бывать в компаниях друзей, которым не докучало его молчаливое присутствие, хотя никому не приходило в голову спросить: а чей, собственно, друг Вадим Глазков и по какому праву среди нас ошивается? Его никто не звал и никто не гнал, а он, со своей стороны, не старался предпринять что-то для того, чтобы стать нужным и желанным.
Окончив девять классов, он поступил в медицинское училище, единственно потому, что поступление в вуз требовало ожесточенной конкурентной борьбы… Почему именно медицинское? Вопреки расхожей схеме, согласно которой в медики идут либо отпетые альтруисты, либо люди, испытавшие на себе, что такое тяжелая болезнь, либо те, чьи близкие родственники тяжело болели или скончались в страшных мучениях, ничего подобного у Вадима не наблюдалось. Родственников, в том числе дедушек и бабушек, у него был полный комплект, и все для своего возраста здоровые. Сам он, кроме кори в глубоком детстве и сезонных гриппов, отродясь ничем не болел. В чем же заключалась причина? Она была вполне глазковской: медучилище располагалось прямо напротив его двора. Ворота в ворота.
Итак, медучилище тоже, по большому счету, Вадима не изменило. Специальность «фельдшер-лаборант» ему нравилась, но не до такой степени, чтобы жертвовать ради нее сложившимся образом жизни. Он учил то, что требовалось, — ровно настолько, чтобы стать хорошим фельдшером-лаборантом и получить хорошее место, позволяющее вести сложившийся образ жизни. Кое в чем Вадим стал еще ленивее. Например, свой белый халат он стирал, только посадив на него заметное пятно. А волосы, чтобы избежать частых походов в парикмахерскую, стал скреплять резинкой на затылке. Волосы у него, когда отросли, оказались красивые. И вообще, как выяснилось, студент Глазков способен нравиться женскому полу, особенно соученицам. Но на сверстниц, интимное общение с которыми грозило осложнениями в виде страстной, вплоть до гроба, любви, беременности, незапланированной свадьбы и т. п., Вадим как-то не обращал внимания, предпочитая особ постарше, которым, он стопроцентно был уверен, нужен от него голый секс. Если не был уверен, в отношения не вступал. Женщины постарше и поопытнее привлекали его еще и тем, что в сексе брали инициативу на себя. А ему только того и надо было.
Все студенты двенадцатой группы, где учился Вадим, были уверены, что рано или поздно полный пофигизм и отсутствие активных действий приведут Глазкова к печальному финалу: ему не удастся устроиться на хорошую работу и будет он коротать деньки в грязной, обтерханной лаборатории захолустной поликлиники, где с потолка сыплется штукатурка прямо в баночки с отходами человеческой жизнедеятельности, сданными на анализ.
Но тут-то и начал наконец действовать принцип Емели! Волшебная щука вынырнула… из баночки с мочой. Короче говоря, еще не отшумели в медучилище выпускные экзамены, а к Вадиму подошел важный иностранец и с акцентом сказал, в тоне располагающем и чуть-чуть снисходительном, что он ознакомился с оценками господина Глазкова и с его образом действий и решил, что господин Глазков — подходящая кандидатура для имеющейся у него вакансии…
Йес! Это сбылось! Пока двенадцатая группа мучилась сомнениями, подавала резюме, считала пределом мечтаний работу в какой-нибудь платной клинике, где заработок высокий, но за этот заработок нужно пахать так, что пар из ушей повалит, — Вадим уже отыскал себе теплое место. Причем — как он и хотел — без малейшего усилия. Иностранец — настоящий руководитель: стоит ему взглянуть на человека, он сразу видит, кто ему подходит, кто нет. Вот, значит, и Вадим Глазков может гордиться: если его выбрали, значит, увидели в нем перспективного специалиста. Место работы — что надо: далековато от дома, зато по прямой линии метро. Зарплата? Выше ожиданий. Дополнительные выходные дни? Часто. Ну, кто говорил, будто из Вадима Глазкова ничего путного не получится?
Правда, стоило ему прийти в новую лабораторию и познакомиться с коллективом, внутри него зазвенел сигнал, свидетельствующий о том, что здесь что-то не в порядке. Точнее, Вадимов ум, как бы независимо от него, начал анализировать, сопоставлять факты и, представив результаты логических усилий, заставил в конце концов своего владельца поверить в то, что глазковский профессионализм здесь ни при чем. При чем тут профессионализм, откуда ему взяться — без году неделя после медучилища! Но когда Вадим очутился среди тех, кто также был избран мистером Карполусом, он, к своему смутному недовольству, обнаружил сходство между ними… Стало быть, так получается, сходство с собой?
Вот, например, Лорина, грузинка. «Толстый лори», как ее сразу назвал Вадим, видевший этого экзотического зверька в передаче «Клуб путешественников». У Лорины, в точности как у этого лемура, круглая обаятельная мордочка с большими черными печальными глазами и толстый висячий розовый носик. И она такая же безмолвная. Двигается бесшумно, так, что ни одна пробирка не зазвенит. Просто как будто и нет ее.
Или Настя, белокурый цветочек. В отличие от статной, широкобедрой и полногрудой Лорины, Настя маленького роста, безгрудая и хрупкая, но такая же молчаливая и застенчивая. Голос у нее писклявый, довольно-таки громко отдающийся в стенах лаборатории, но подает она его редко.
А еще есть Рива, Ревекка Израилевна. Та постарше их всех, у нее самый большой опыт лабораторной работы, и иногда, во время перерывов, когда все пьют чай, она делится занятными случаями из практики. А вот о себе не рассказывает, словно заперла эту дверку на ключ. Есть ли у нее муж и дети, что заставило ее уйти с предыдущего места работы, каким образом завербовал ее Карполус — об этом она не сказала ни слова. На профессиональные темы поболтать — пожалуйста, личные — ни-ни, это область неприкосновенная.
В часы работы, когда, если бы не постоянный лабораторный фон шуршаний белых халатов, скребущего звука соприкасающихся стеклышек, легкого позвякивания пробирок, можно было бы вообразить, что здесь никого нет, Вадим прикидывал и соображал, что и его, пожалуй, Карполус выбрал среди всей двенадцатой группы (или даже всего медучилища!) единственно за необщительность. Не хочет он, чтобы о его лаборатории, которая в наркологической клинике, много трепались. Почему?
Несколько позже, получив скупое, но исчерпывающее объяснение, Вадим расслабился. Все очень просто, и конфиденциальность необходима для пользы самих же служащих. Подумаешь! Никаких особых секретов. Лаборатория наркологической клиники — это не лаборатория по уничтожению человечества, и Алекс Карполус — не доктор Франкенштейн. Все гораздо проще… И выгоднее для Вадима. В некотором смысле Вадим остался даже доволен. На протяжении всей сознательной жизни ему то и дело твердили, что нельзя быть таким, как он. А тут вдруг выяснилось, что очень полезно быть таким, как он.
Ознакомительная версия.
