— А Тереза начала беситься?
— Да, в буквальном смысле слова. Она убежала из дому. Муж отказался от нее; те, кто раньше общались с ней, исключили ее из своего круга. На протяжении двух лет она в разные периоды времени жила с двумя сотнями мужчин; количество тех, с кем она вступала в половую связь, было в десять раз больше. Она превратилась в нимфоманку, ей хотелось испытать все, начинала она бесплатно, однако впоследствии иногда принимала деньги. Она ни разу не встретила того, кто мог бы долго выдержать с ней. Подруг среди женщин у нее не было. В первые же полгода у нее появилось множество знакомых в преступном мире. Она начала пить. Полиция нравов знала ее, однако по-серьезному она еще не попадалась. Они собирались посадить ее за бродяжничество, но не успели, она умерла. — Мартин Бек показал на кипу документов. — Здесь есть множество протоколов допросов мужчин, которые знали ее. Они говорили, что она была назойливой и успокоить ее было невозможно. Большинство из них уже при первой встрече охватывал страх, особенно если они были женаты и это приключение было для них случайным. Она знала множество темных типов, полугангстеров, воришек, угонщиков автомобилей, валютчиков и так далее. Да ты ведь и сам помнишь, какие субъекты встречались в те времена.
— А что стало с ее мужем?
— Он справедливо считал, что она скомпрометировала его, сменил фамилию, принял шведское гражданство. Познакомился с хорошо воспитанной девушкой из Стоксунда и женился на ней. У них двое детей, и они счастливо живут в собственном доме на острове Лидингё. Алиби у него убедительное. Как флотилия капитана Касселя.
— Как что?
— Ну, насчет флотилии ты не знаешь, — заметил Мартин Бек. — Загляни в эту папку и поймешь, откуда Стенстрём почерпнул кое-какие из своих идей.
Колльберг заглянул в папку.
— Ух ты, вот это девушка, — сказал он. — Я еще такой не видел. Кто делал эти фотографии?
— Один увлекающийся фотографией субъект, у которого оказалось прекрасное алиби и не было автомобиля марки «рено». Однако, в отличие от Стенстрёма, он свои фотографии продавал и неплохо на них зарабатывал. Не забывай, что порнография у нас тогда еще не была поставлена на такой поток, как сейчас.
Они немного помолчали. Наконец Колльберг сказал:
— И какая же существует связь между всем этим и тем, что Стенстрёма и еще восемь человек застрелили в автобусе спустя шестнадцать лет?
— Никакой, — ответил Мартин Бек. — Нам снова придется вернуться к версии об убийце-психопате, жаждущем сенсации.
— А почему он не сказал… — начал Колльберг и осекся.
— Это можно легко объяснить, — сказал Мартин Бек. — Стенстрём просмотрел нераскрытые дела. И поскольку он хотел прославиться, был самолюбивым и немножечко наивным, то выбрал самый безнадежный случай. Если он раскроет убийство Терезы, это будет поступок, не имеющий себе равных. Нам он ничего не сообщил, так как подозревал, что некоторые станут насмехаться над ним. Когда он сказал Хаммару, что не хочет заниматься слишком старыми делами, то уже, наверное, выбрал этот случай. Когда убили Терезу Камарао, Стенстрёму было двенадцать лет и газет он наверняка не читал. Поэтому он решил, что сможет разобраться в этом деле без всякого предубеждения. Он изучил все эти документы.
— И что же он обнаружил?
— Ничего. Потому что ничего нельзя было обнаружить. Здесь нет ни единой зацепки.
— Откуда ты знаешь?
— Я сам делал то же самое одиннадцать лет назад. И ничего не нашел. Разница лишь в том, что у меня не было Осы Турелль для того, чтобы провести психологические эксперименты. Когда ты рассказал мне о том, что он проделывал с ней, я сразу понял, каким делом он занялся. Я забыл лишь, что ты не знаешь о Терезе Камарао столько, сколько знаю я. Мне в общем-то следовало догадаться об этом еще тогда, когда мы нашли те фотографии в ящике его письменного стола.
— Так значит, это были своего рода психологические опыты?
— Да. Единственное, что оставалось сделать. Найти женщину, чем-то похожую на Терезу, и наблюдать за ее реакцией. В этом имеется определенный смысл, особенно если женщина, обладающая нужными качествами, живет в твоем собственном доме. В противном случае оставалось лишь обратиться к ясновидцу. Одна светлая голова однажды уже додумалась до подобного. Здесь написано об этом.
— Однако все это не объясняет того, что Стенстрём делал в автобусе.
— Нет. Совершенно не объясняет.
— Я все же проверю кое-что, — сказал Колльберг.
— Проверь, — сказал Мартин Бек.
Колльберг разыскал Энрике Камарао, которого теперь звали Хенрик Каам. Это был тучный мужчина среднего возраста. Вздыхая и бросая взгляды в сторону своей жены из высшего общества и тринадцатилетнего сына в бархатном пиджаке и с прической а ля Битлз, он сказал:
— Неужели меня никогда не оставят в покое? Летом здесь был молодой детектив…
Колльберг проверил алиби директора Каама на вечер тринадцатого ноября. Оно было безупречным.
Он также разыскал мужчину, который восемнадцать лет назад делал фотографии Терезы. Это был спившийся беззубый старый вор, который сидел в камере для рецидивистов на Лонгхольмене. Старик надулся от важности и сказал:
— Тереза? Помню ли я ее? Соски грудей у нее были, как металлические колпачки на бутылках с водкой. Да сюда два месяца назад уже приходил какой-то полицейский…
Колльберг внимательно перечитал все протоколы, не пропустив пи единого слова. На это ему понадобилась ровно неделя. Восемнадцатого декабря, в четверг, вечером он дочитал последнюю страницу. Потом посмотрел на свою жену, которая заснула два часа назад. Она лежала на животе, уткнувшись головой в подушку и подтянув под себя правую ногу; одеяло сбилось до самой талии. Он услышал скрип дивана в гостиной; это встала Оса Турелль, она на цыпочках пошла на кухню и выпила воды. Она все еще плохо спала.
Здесь нет никакого просвета, подумал Колльберг. Никакой зацепки. Однако завтра я все же составлю список тех, кого допрашивали и кто, как было установлено следствием, вступал в сношения с Терезой Камарао. Потом проверим, кто из них еще жив и чем занимается.
Прошел месяц с того момента, как прозвучали шестьдесят семь выстрелов в автобусе на Норра-Сташенсгатан, а убийца девяти человек по-прежнему находился на свободе.
Нетерпение выказывали не только главное управление полиции, пресса и присылающая письма общественность. Еще одной категории очень хотелось, чтобы полиция как можно быстрее схватила виновного. Категорию эту составляли люди, относящиеся к преступному миру.
Бóльшая часть преступников в последние месяцы была вынуждена бездействовать. До тех пор, пока полиция не отменит состояние полной готовности, следовало соблюдать осторожность. Поэтому в Стокгольме не было ни одного вора, мошенника, грабителя, скупщика краденого, торговца из-под полы и сутенера, который не хотел бы, чтобы убийцу наконец схватили и чтобы полиция снова занялась демонстрациями против войны во Вьетнаме и штрафами за неправильную парковку, а они могли бы приступить к своей обычной деятельности.
Это был тот редчайший случай, когда преступники солидаризировались с полицией и большинство из них оказали бы посильную помощь и розыске убийцы.
Рённ пытался найти решение головоломки под названием Нильс Эрик Ёранссон, и эта услужливость значительно облегчала ему работу. Он, естественно, понимал, чем вызвана необычная словоохотливость людей, с которыми он беседовал, что, впрочем, не мешало ему быть благодарным за это.
Все последние ночи напролет он искал контактов с людьми, которые знали Ёранссона. Он находил этих людей в домах, предназначенных на снос; в разных забегаловках, пивных, бильярдных залах и гостиницах для одиноких. Не все проявляли желание сообщить что-либо, однако многие давали информацию.
Накануне дня святой Люции на барже, стоящей у набережной, Рённ познакомился с девушкой, которая обещала на следующий вечер свести его с Суне Бьёрком, в квартире которого несколько недель жил Ёранссон.
На следующий день был четверг. Рённ, который в последние несколько дней смог урвать для сна только пару часов в сутки, спал до полудня. Он встал около часу дня и помог жене уложить багаж. Рённ уговорил ее поехать вместе с сыном на праздники к его родителям в Арьеплуг, так как подозревал, что в этом году у него будет мало времени для того, чтобы как следует отпраздновать Рождество.
Когда поезд, увозящий жену, уехал, он вернулся домой, уселся за кухонный стол, положил перед собой рапорт Нордина и свой собственный блокнот, надел очки и принялся писать.
«Нильс Эрик Ёранссон.
Родился в Стокгольме в шведско-финской семье 4.10.1929.
Родители: отец — Алгот Эрик Ёранссон, электрик, мать — Бенита Рантанен.
Родители развелись в 1935 году, мать переехала в Хельсинки, ребенок остался с отцом.
