Они посмотрели туда. Квартира была, очевидно, с двумя окнами на улицу, одним побольше, ближе к балкону, и одним поменьше.
– Вы видели этого человека когда-нибудь в последнее время, фру Андерсон? – спросил Мартин Бек.
– Нет, это уже было давно. Правда, я была в субботу и воскресенье за городом, но я не видела его уже несколько дней, еще до того как уехала.
Колльберг заметил бинокль между двумя цветочными горшками. Он поднял его к глазам и направил на дом на противоположной стороне улицы. Окна и балконная дверь были закрыты. Стекло отражало дневной свет, так что не было видно, что скрывается в темных комнатах за окнами.
– Этот бинокль мне дал Рутгер, – сказала женщина. – Это морской бинокль. Дело в том, что Рутгер плавал на море. Обычно я смотрю на этого мужчину именно в этот бинокль. Если вы откроете окно, то будет лучше видно. Не подумайте, что я какая-то любопытная, но видите ли, мне в апреле прооперировали ногу и тогда-то я его и заметила. Я имею в виду, этого человека на балконе. После операции. Мне прооперировали вены, и я не могла ходить, у меня были такие ужасные боли, что я даже не могла нормально спать. Поэтому я бóльшую часть времени сидела у окна и смотрела на улицу. Я подумала, что это какой-то странный человек, если у него нет другого занятия, кроме как стоять на балконе и глазеть. Бр-р, в нем было что-то пугающее.
Женщина непрерывно говорила. Мартин Бек тем временем вытащил из кармана портрет, нарисованный на основании показаний грабителя, и показал ей.
– Ну… в целом, похоже, – сказала она. – Но это не очень хороший рисунок, по крайней мере, мне так кажется. И все же немного похоже.
– Вы не помните, когда видели его последний раз? – спросил Колльберг и передал бинокль Мартину Беку.
– Нет. Но наверняка это было несколько дней назад. Даже больше недели. Погодите, думаю, я видела его последний раз, когда мы делали уборку в квартире. Подождите, я сейчас посмотрю.
Она открыла секретер и вытащила оттуда календарь.
– Так, секундочку, – сказала она. – Это было в пятницу, на прошлой неделе, верно. Мы мыли окна. И утром он там еще стоял, а вечером и на следующий день его уже не было. Да, верно. С тех пор я его не видела, я точно это знаю.
Мартин Бек опустил бинокль и посмотрел на Колльберга. Им не требовался календарь для того, чтобы вспомнить, что произошло в прошлую пятницу.
– Так значит, девятого, – сказал Колльберг.
– Совершенно верно. Выпьете еще кофе?
– Нет, большое спасибо, – сказал Мартин Бек.
– Ну хоть самую капельку.
– Нет, действительно нет, большое спасибо.
Однако она уже снова налила в чашки кофе и тяжело опустилась на диван. Колльберг присел на краешек кресла и быстро запихнул в рот целую булочку с миндалем.
– Он всегда был один – этот человек? – спросил Мартин Бек.
– Да. По крайней мере я никогда больше никого не видела. Иногда мне даже было его немного жаль. В квартире всегда темно, а если он не стоит на балконе, то просиживает у окна в кухне. Это, наверное, когда идет дождь. И я ни разу не видела, чтобы кто-нибудь приходил к нему в гости. Да вы сидите, сидите и, если это не тайна, скажите, что с ним случилось. Вот видите, вам ведь помогло то, что я позвонила.
Мартин Бек и Колльберг уже допили кофе и стояли перед ней.
– Большое вам спасибо, фру Андерсон, вы в самом деле очень любезны. До свидания, до свидания, нет, нет, не нужно провожать, мы сами найдем выход.
И они быстро исчезли в прихожей.
Когда они вышли из дома, Колльберг направился в сторону пешеходного перехода метрах в тридцати, но Мартин Бек схватил его за рукав, и они оба перебежали на противоположную сторону улицы, прямо к дому напротив.
XXVII
Мартин Бек взобрался на третий этаж пешком, Колльберг поднялся лифтом. Они встретились перед дверью и внимательно осмотрели ее. Обыкновенная коричневая деревянная дверь, открывающаяся наружу. Патентованный замок, латунный щиток на щели для писем и газет, тусклая белая табличка с черными буквами «И. Франсон». В квартире было тихо и спокойно. Колльберг приложил правое ухо к двери и прислушался. Потом опустился на правое колено на каменный пол, осторожно, на несколько сантиметров, приподнял щиток низко расположенной щели для писем и снова прислушался. Потом так же неслышно, как и поднял, опустил щиток. Поднялся и покачал головой.
Мартин Бек пожал плечами, вытянул правую руку и позвонил. Ничего. Звонок, очевидно, не работал. Он тихо постучал в дверь костяшками пальцев. Никакого результата. Колльберг заколотил в дверь кулаком. Ничего не произошло.
Самостоятельно дверь они открывать не стали. Спустились на пол-этажа и тихими голосами обменялись несколькими фразами. Потом Колльберг ушел уладить необходимые формальности и вызвать специалиста. Мартин Бек остался стоять на лестнице и пристально смотрел на дверь.
Не прошло и четверти часа, как Колльберг вернулся вместе со специалистом. Тот со знанием дела осмотрел дверь, встал на колени и засунул в почтовую щель какое-то длинное уродливое устройство. Дверь была только на защелке, и в течение всего лишь тридцати секунд ему удалось ухватиться изнутри за ручку, повернуть ее и приоткрыть дверь на несколько сантиметров. Мартин Бек отодвинул его в сторону, просунул в щель указательный палец левой руки и потянул дверь. Несмазанные петли заскрипели.
Перед ними была прихожая с двумя открытыми дверями. Левая дверь вела в кухню, а правая – в комнату, очевидно, единственную. За входной дверью лежала куча почты, главным образом, газет, рекламных листовок и брошюрок. Дверь в туалет находилась слева, у самой входной двери.
Не было слышно ничего, кроме шума транспорта, доносящегося со Свеавеген
Мартин Бек и Колльберг осторожно переступили через кучу почты на полу и заглянули в кухню. В ее дальнем конце у окна, выходящего на улицу, стоял кухонный уголок.
Колльберг приоткрыл дверь в туалет, а Мартин Бек вошел в комнату. Прямо перед ним находилась балконная дверь, а справа наискосок у себя за спиной он обнаружил еще одну дверь. Оказалось, что это дверь встроенного гардероба. Колльберг сказал несколько слов специалисту по замкам, закрыл дверь в коридор и вошел в комнату.
– Очевидно, его нет дома, – сказал он.
– Вижу, – сказал Мартин Бек.
Они принялись систематически, но очень осторожно, чтобы ничего зря не задеть, осматривать квартиру.
Окна, одно в комнате и одно в кухне, выходили на улицу и были закрыты. Балконная дверь тоже. Воздух в квартире был спертый, чувствовалось, что ее давно не проветривали.
Квартиру никак нельзя было назвать разоренной или запущенной, но тем не менее она была какой-то блеклой и очень плохо обставленной. Здесь было всего три предмета мебели, незастланная постель с обтрепанным красным стеганым одеялом, очень грязной простыней и пододеяльником, столик у изголовья и низкий комод у стены. На полу лежал линолеум, однако ковер на полу, а также занавески на окнах отсутствовали. На столике, который, очевидно, использовали в качестве ночной тумбочки, были коробок спичек, тарелка и один номер газеты, издающейся в крае Смоланд. По тому, как она была сложена, было видно, что ее кто-то читал. На тарелке лежало немного сигаретного пепла, семь обгоревших спичек и несколько маленьких шариков из смятой сигаретной бумаги.
Колльберг осмотрел предметы на столике и сказал:
– Очевидно, он сохраняет окурки, а потом докуривает их в трубке.
Мартин Бек кивнул.
На балкон они не стали выходить, лишь посмотрели туда через запертую дверь. Балкон был с решетчатым металлическим ограждением с перегородками из гофрированного оцинкованного железа по бокам. Там стоял убогий, когда-то лакированный садовый столик и складной стул, потертый и выцветший.
В гардеробе висели довольно приличный темно-синий костюм, потрепанное зимнее пальто и единственные коричневые вельветовые брюки. На полке лежали меховая барашковая шапка и шерстяной шарф. На полу стояли один черный полуботинок и пара совершенно стоптанных коричневых ботинок, приблизительно сорокового размера.
