Ознакомительная версия.
Информация, которой Гуров успел поделиться по телефону с напарником, была скудной и краткой, но и того, что Станислав услышал, оказалось вполне достаточно. В действительности «Эдельвейс» занимался продажей детей на органы, и Юля была в этом замешана.
– Илья Романович... Он мне не понравился сразу, – продолжила тем временем Завладская. – Само его лицо, манера общения. Скользкий, отвратительный тип. Но я считала, что это всего лишь предвзятое отношение. Подозрения-то ничем не подтверждались... До тех пор, пока мне не позвонила Светлана. Мы с ней вместе учились в университете. А я до этого рассказывала ей о том, чем занимаюсь. И подозрениями поделилась... Так вот, она мне звонит и советует прочесть статью в «Харьков таймс». Я нашла ее через Интернет и узнала, что в ней рассказывается о судебном процессе над еще одной нашей сокурсницей, Тамаркой Минаевой. На пятом курсе она вышла замуж за бизнесмена из Харькова. Он приезжал в Москву по каким-то своим делам и в ночном клубе познакомился с Тамаркой...
Завладская нагнулась над журнальным столиком и взяла с краешка пепельницы уже заранее вставленную в мундштук сигарету. Прикурила от пляшущего огонька зажигалки. Крячко обратил внимание на то, что дрожи в пальцах у Юли уже не было. То ли она смогла взять себя в руки, то ли нервное напряжение действительно в ней перегорело. Она больше не предпринимала попыток к самоубийству, но Станислав на всякий случай предпочитал не оставлять ее без надзора. Перебинтованное левое запястье с проступившими на повязке багровыми кровоподтеками служило Крячко ярким напоминанием о его былом опрометчивом поступке.
– По окончании университета она сразу уехала к мужу. Первое время мы переписывались, но, знаешь, как это бывает... Два-три коротеньких сообщения по электронке и все. Дескать, живу, работаю, все в порядке... Короче, о Тамарке после ее отъезда я практически ничего не слышала. Ну, до этой статьи... Ужасно. – Завладская зажмурилась, но уже через секунду снова открыла глаза. – Я как прочла ее, меня аж передернуло. Там такие подробности... Хочешь, я могу дать тебе прочитать? – предложила она полковнику.
– Не сейчас, – отказался Крячко.
Завладская глубоко затянулась, запрокинула голову и выпустила под потолок тоненькую сизую струйку дыма. Отбросила рукой упавшую на лицо челку.
– Как знаешь. – Она пожала плечами, помолчала несколько секунд и заговорила опять: – Так вот, тогда я серьезно забила в набат. Ну, относительно серьезно, конечно. – На губах у Юли появилась виноватая улыбка. – Я еще раз поговорила с Аникеевой. Строго поговорила... И еще... Я же говорила тебе, что приняла решение оставить практику и уйти в частный бизнес. А вместе с больницей я рассчитывала послать куда подальше и Доронина, и Лобанова, и всех остальных тоже.
– Почему ты не рассказала мне обо всем этом сразу? – жестко спросил полковник. – Ты хоть представляешь, скольких неприятностей можно было избежать?
– Представляю. – Завладская не смотрела на него. – Но я побоялась, Стасик. Побоялась, что ты не станешь тогда оберегать меня.
– Одно противозаконное действие не исключает другого. – Крячко тоже потянулся за сигаретами. – Надеюсь, ты понимаешь, что суда тебе избежать не удастся...
– Если я останусь жива, – негромко ввернула Завладская.
– Во-первых, как известно, незнание не освобождает от ответственности, а во-вторых, подмена детей в родильном отделении...
– Я понимаю.
На какое-то время в разговоре повисла пауза. Крячко вдруг почувствовал, что, несмотря ни на что, ему чисто по-человечески жаль бывшую одноклассницу. Но чем он мог помочь ей в такой ситуации?
– У меня есть одно соображение, – мрачно и с расстановкой произнес он. – Не знаю, насколько это возможно, но попытка не пытка.
Она повернула голову в его сторону.
– Какое предложение?
– Бери лист бумаги и ручку. Пиши явку с повинной. Вчерашним числом. – Внутренне Стас мучился угрызениями совести, но даже он не способен был на то, чтобы вот так просто вытереть ноги о женщину, с которой переспал около часа тому назад. – Я проведу.
– И что это даст?
В глазах Завладской вспыхнула искорка надежды, и от этого Крячко передернуло еще больше. Скрывая свои эмоции, он поднялся с кресла, пересек зал и остановился только возле кухонного буфета. Доставая бинты, Станислав обратил внимание на то, где у Юли хранятся канцелярские принадлежности. Выдвинув ящик, он захватил сразу несколько белых листов бумаги и ручку. Вернулся с этим арсеналом к Завладской.
– Явка с повинной обеспечивает внушительное смягчение меры наказания, – сказал он. – У тебя появится возможность скостить себе предстоящий срок за содеянное где-то до двух лет. А то и до года. При хорошем раскладе и грамотном адвокате можешь даже получить этот срок условно. С практикой, конечно, придется распрощаться, но ты ведь и так собиралась это сделать. Штраф назначат. Большой. Но это все-таки не тюрьма...
На губах у Завладской появилась улыбка.
– Спасибо, Стасик. Я буду твоей должницей по гроб жизни. Спасибо, милый.
– Не зови меня «Стасик».
– Как скажешь. – Она и не слышала его последней фразы. Погасив в пепельнице сигарету, Завладская одним движением придвинула к себе столик, собрала в кучу разложенные полковником веером листы и взяла в руки шариковую ручку. – Что мне писать?
– Все, как есть, так и пиши. Про Аникееву, про Лобанова, про дела ваши.
– Нет, это я поняла. А как?
– Что «как»? – не уловил смысла ее вопроса Крячко.
– Ну, это же документ получается. Верно? Как я должна его грамотно оформить?
– Как заявление на мое имя. Только пиши в нем не «Стасик», а полковник Крячко. – Он попытался разрядить собственное душевное неспокойствие шуткой. – А внизу поставишь вчерашнее число.
– А про письмо с угрозой? Писать?
– Обязательно. Это самое главное.
Завладская начала быстро водить ручкой по бумаге. Станислав склонил голову и невольно обратил внимание на ее аккуратный ровный почерк. Как в школе.
– Стасик, – позвала она, не отрываясь от написания заявления.
– Да?
– А почему ты сказал, что не знаешь, насколько это возможно?
Крячко не знал, что ей ответить. Но интуиция подсказывала ему, что Гуров непременно встанет поперек этой его идеи.
* * *
Вторник. 17 часов 46 минут
Гуров чувствовал себя подавленно. До предполагаемого преступления, которое он с легкой подачи Крячко взялся предотвратить, оставалось чуть более часа. Один час и четырнадцать минут, если быть точным. И на этом критическом этапе Гуров неожиданно зашел в тупик. Все предыдущие его версии рассыпались, как карточный домик. Не столько ради какого-то конкретного результата, а скорее для успокоения собственной души полковник связался с экспертами, которым ранее вручил полученное Завладской письмо, но, как и предполагалось, те не смогли ничем порадовать сыщика. Еще одна ниточка обрывалась.
– Выпей кофе, Лева. Взбодрись.
Орлов лично поставил перед полковником чашку кофе, отошел к окну и задернул шторы. Включил в кабинете электрический свет. На улице сгустились сумерки.
Гуров машинально кивнул, взял чашку и сделал небольшой глоток, затем еще один и еще. Туман в голове слегка рассеялся, но это уже никак не могло повлиять на ситуацию. Гуров осознавал, как мало времени осталось на решение проблемы. Его не хватит и на то, чтобы выработать новую версию, а уж о том, чтобы проверить ее и так далее – не могло быть и речи.
– Я когда-нибудь вам обоим головы поотрываю, – высказался генерал, возвращаясь на свое рабочее место и занимая удобное положение в кожаном кресле с высокой спинкой. Орлов, как всегда, был в одной рубашке, а его генеральский китель висел на стуле в противоположном конце кабинета. – И тебе, и Стасу. За самовольные действия, за нежелание держать меня в курсе событий. Ты ведь в курсе, что я не единожды звонил тебе на мобильный?
– В курсе.
Гуров сделал еще глоток кофе, после чего поставил чашку на уголок генеральского стола и полез в карман за сигаретами.
– И ты ни разу мне не ответил. И не позвонил мне сам.
– У меня не было времени.
– Да ну?
– Петь, я весь день гонялся по городу как угорелый. – Полковник оправдывался исключительно для проформы. Он знал, что и Орлов распекает его только для того, чтобы морально встряхнуть. – То в больницу, то в «Эдельвейс». Там стрельба, тут... – Гуров споткнулся на полуслове и махнул рукой. – И все без толку.
Щелкнула зажигалка, поднесенная к кончику сигареты, и сизый ароматный дымок потянулся вверх.
– Ну почему же без толку? Такую организацию серьезную накрыл. – Орлов придвинул к себе папку и постучал по ней согнутыми костяшками пальцев. – Этот твой «Эдельвейс» тот еще фрукт оказался, как выяснилось. У них много чего при обыске обнаружилось. И, знаешь, кто покрывал всю эту деятельность своим политическим весом?
Ознакомительная версия.
