Ознакомительная версия.
– Ты станешь моей женой! – сказал он ей первый раз в восьмом классе.
Она засмеялась. Засмеялась искренне. Она – и Жора? Смешно! «Этот ужасный Жора», – других слов для него у ее родителей не было. Их Оленька, их единственная драгоценная девочка, их цветочек – и вдруг Жора? Что вы, что вы, у них приличная семья! У Жоры семья была неприличная, как валенки в бальном зале. И внешность так себе. Когда Жора вырос, то снова, как в детском саду, оказался мелковат рядом с раздавшимися ввысь и вширь ровесниками. Зато, компенсируя этот недостаток, занялся спортом и накопил силу. Его стали бояться: с его упорством и спортивным опытом, он научился драться до последнего. А вскоре начали бояться и по другой причине: Жора завел себе компанию среди местной шпаны… Надо думать, этим он надеялся покорить Ольгино сердце. Глупо надеялся! Если до этого у Ольги и были какие-то сомнения, то после они отпали. С дураками и мелкими уголовниками ей не по пути.
Кирилл… Он, конечно, был совсем другой. Жоре не чета. Кирилл пришел к ней уже состоявшимся мужчиной. Он был лишен налета ничтожных и постыдных воспоминаний: детсадовское сидение на соседних горшках, ссоры и драки в песочнице, школьные уроки физкультуры, беспокойная заря полового созревания, первые прыщи… Но почему же, в какой момент она решила, будто совместные воспоминания – это плохо? Может быть, это и есть самое главное? Может быть, из этого и складывается матрица жизни? Ах, сколько воспоминаний! Как долго она, оказывается, живет – а на вид не дашь больше двадцати, все так считают…
По истечении получаса Ольга вернулась в кресло перед зеркалом, где мастерица принялась придавать ее свежеокрашенной драгоценной шевелюре окончательный лоск и блеск. Парикмахерша, с деликатностью, свойственной высокооплачиваемым труженикам сферы обслуживания, не сказала клиентке о том, что сегодня обнаружила в ее настоящих, еще не обесцвеченных волосах первые седые нити. Скоро, пожалуй, госпоже Легейдо придется сменить краску… Впрочем, для таких шикарных и обеспеченных особ это роли не играет, не правда ли?
Выбравшись из переулков, окружавших ее родной дом, Варя Воронина пошла, старательно замедляя шаг, по Тверской в направлении Красной площади. При этом она тщательно разглядывала каждую витрину. Разглядывание витрин не носило практической направленности: Варя все равно не имела возможностей что-либо здесь купить. Мама неизменно покупала одежду для всей семьи на вещевых рынках и говорила, что в центре отовариваются только Ротшильды. Что касается самой Вари, в данный момент у нее в кошельке завалялось жалких двести рублей. Но ей срочно требовалось отвлечься от собственных мыслей, а что позволяет женщинам, от совсем юных до совсем старых, отвлечься, как не созерцание модных тряпок?
Модные тряпки не подействовали: Варя бессмысленно скользила взглядом по фигурам манекенов, в вычурных позах которых было что-то насильственное, а в голове крутилось одно: «Как она могла? Как она могла?» Будто ее внутренний компьютер завис в ту минуту, когда мама обвинила папу в измене… Ну а если он в самом деле виноват? Другое зависание, со слегка измененным текстом: «Как он мог? Как он мог?» Тьфу ты!
Сергей и Галина Воронины радовались тому, что их дочь – тихая домашняя девочка, и даже этот ужасный переходный возраст на нее не повлиял. Варя не проводит время в разнузданных компаниях сверстников, Варя любит папу и маму, как маленький ребенок… Но у этой идиллии была и оборотная сторона. Варины ровесники, ершистые, грубые и угловатые, приобретая опыт самостоятельности, приходили к выводу, что родители – всего-навсего люди… чтобы некоторое время спустя научиться понимать и прощать их – как людей. Для Вари до ближайшего времени папа и мама оставались богами. И одна мысль о том, что бог может уйти к другой… даже не богине, а суке, заставляла шататься мироздание.
Теперь Варя не смотрела на витрины. Она шла, не разбирая дороги. Нечаянно заступила на проезжую часть и была выведена из задумчивости визгом тормозов, гудками машин и неласковыми словами водителей. «А может, так и надо? – мелькнуло в уме. – Под колеса – и больше никаких огорчений…»
Как ни парадоксально, это маленькое происшествие заставило Варю встряхнуться. Да что с ней, в самом деле? Вовсе она не собирается кончать с собой из-за того, что у родителей неприятности! Неужели она могла вообразить, что у родителей будет меньше неприятностей, когда они узнают, что их единственная дочь погибла? Варя вдруг только сейчас ощутила, что она устала и взмокла, будто стометровку пробежала, и пошла помедленнее. Остановилась возле придорожной палатки, выпила стакан «Пепси» – потому что захотела пить и потому что ей нравится пепси. Мама не позволяет пить пепси, говорит, что это вредно, но что, спрашивается, могло быть вреднее сцены, разыгравшейся только что между ней и мамой? Цианистый калий разве что… Освеженная и приободрившаяся, Варя погуляла еще с часок, а потом троллейбусом добралась туда, откуда начала свое путешествие.
Дверь квартиры Валя открыла своим ключом. Дверь квартиры открыл уже взрослый человек, только мама об этом не знала. Она по-прежнему сидела на супружеской кровати и на дочь взглянула робко, будто прикидывала, продолжится ссора или нет.
– Добрый вечер, мама, – сказала Варя, стараясь, чтобы ее голос звучал ласково. – Прости меня за то, что я на тебя накричала.
Галина вздохнула, и Варя испугалась, что она снова начнет плакать. Хватит уже с них на сегодня слез! Но вздох был бесслезный. Хотя и безнадежный. Такие вздохи не приносят облегчения.
– Это ты меня прости, доченька. Не так тебе нужно было сообщить об этом. Напрасно я сорвалась…
– Мамочка, значит, все-таки что-то было? Расскажи!
Сейчас Варя чувствовала себя в состоянии принять любую правду, как бы горька она ни была.
И она слушала мать, сочувственно поглаживая ее по плечу.
– В первый раз я увидела папу с ней случайно. В центре, на проспекте Мира. Я шла мимо, смотрела через решетку этого сада… парка… там деревья, цветы красивые… И какое-то кафе, столики…
– А вдруг ты ошиблась? Не разглядела? Может, этот мужчина просто похож был на папу…
– Варюша, маленькая моя… Я тоже хотела так думать. Я спросила его тогда же вечером, и он мне соврал, что был весь день на аэродроме.
– Но может, это правда! Почему ты считаешь, что он соврал?
– Потому что через две недели я зашла на аэродром… и выяснила, что Воронин на целый день отпрашивался. И день совпадал. Потом… Стыдно, но я следила за ними… Они еще раз встречались в этом кафе.
– Ну ты, мам, у меня и сыщик! Почему же ты мне ничего не сказала?
– Надеялась… – Галина снова испустила тяжелый вздох. – Надеялась, что это пройдет, что он одумается. Я бы простила! Целый месяц ждала и надеялась…
Варя молчала, стараясь переварить услышанное.
– Эта женщина… как она выглядит? – спросила наконец девушка, и мать ответила охотно, будто ей давно хотелось с кем-то поделиться описанием внешности соперницы:
– Лет тридцать… даже меньше. В самом деле красивая, нечего сказать. Блондинка. Волосы такие… шикарные.
– И носит, конечно, все сине-голубое, как любая дура-блондинка, да?
– Нет, что-то темно-красное на ней было или вишневое… Ей шло.
Вечер Турецкого продолжился в интерьерах того же ресторана «Фазан», где Леня Савельев встречался со Стасом. Только во время встречи несостоявшихся деловых партнеров здесь было немноголюдно, а сейчас в этом зале были заняты все столики.
С неброским европейским шиком одетые дамы и господа пили дорогие вина, из соседнего зала звучала живая музыка. Александр Борисович и Ольга сидели не под изображением фазана, а за другим, дальним столиком. Ольга в ее ресторанном варианте оказалась еще более потрясающей женщиной, чем в домашнем: с распущенными светлыми волосами, в темно-бордовом платье, обхватывающем, как бархатная аристократическая перчатка, ее грудь и талию и спадающем к туфлям вишнево-коричневого цвета на высоких тонких каблуках. Турецкий прямо-таки слышал, как хрустели шеи всех посетителей ресторана, которые то и дело на нее оборачивались от соседних столиков, игнорируя своих мигом поскучневших партнерш.
Да, в самом деле, райская птица. То, что именно он – единственный из всех сидящих в зале мужчин, богатых и влиятельных, – ее отловил, внушало Саше определенную гордость, но и сулило потенциальные неприятности.
Правда, сейчас трудно было сказать, в чем они заключались.
– Никогда не думал, что птица по вкусу может быть похожа на рыбу! Хотя где-то читал, – отдал должное мастерству повара Турецкий, доедая дичь.
– Я тоже читала, – призналась Ольга. – Раньше я только и делала, что читала о жизни, которая проходила где-то далеко, в стороне, мимо меня…
А потом мы с Кириллом… то есть Кирилл стал водить меня сюда. У рекламщиков это любимое заведение.
Ознакомительная версия.
