Когда он вошел в вагон, то мельком увидел, что воры его отъезд проверяют. Никаких специальных курсов он не кончал, но проводнице билет не предъявил, а, подхватив тяжелый баул какой-то женщины, вошел как провожающий.
– Ловок малец, – сказал Стриж. – Зря мы его отпустили.
– Я видывал стукачей и половчее, – ответил вор в законе, и они ушли с перрона.
В Москве Иван поселился у своих старушек, которые охали и благодарили судьбу, что их Ванечка не попал в братоубийственную войну в Чечне, а вернулся наконец с руками и ногами. Он, естественно, о лагерях ничего не рассказывал, пошел в милицию, отметился и прописался в чулане, который имел номер и звонок, назывался комнатой. Бабушки поначалу возмущались, но Иван объяснил, что должен проживать по месту прописки, иначе нормальную комнату, тем более квартиру, ему никогда не получить.
Через три дня Иван набрал номер телефона, который получил в не указанном на карте России городишке у кинотеатра «Арс». Ответил спокойный мужской голос, но не представился, просто сказал:
– Слушаю.
– Здравствуйте, – ответил Иван, выдержал паузу, ответа не дождался и продолжал: – Я около пяти лет отдыхал вдали от цивилизации. На железнодорожной станции представительный мужчина передал мне конверт и просил позвонить по этому номеру.
Повисла короткая пауза, Ивану послышалась матерная ругань, затем мужчина сказал:
– Сегодня в пятнадцать подходите в наше бюро пропусков, я возьму у вас конверт, только ничего не обещаю.
– В ваше бюро пропусков ходят шизики и стукачи. Второе, мне от вас ничего не надо. Можете считать, что я не звонил.
Не обучался в спецшколах Иван Петров, не обучался. Но врожденная смекалка подсказывала, разговоры по этому номеру наверняка записываются. И гонористому парню на другом конце провода врежут и пониже спины, и по шее.
– Минуточку! Минуточку! – быстро заговорил абонент. – Вы не желаете заходить в наше бюро пропусков? Встретимся в другом месте… Памятник Долгорукому знаете?
– Не годится. Мне подойдет квартира, лучше номер в гостинице.
Абонент опешил, затем сказал:
– Опять же в пятнадцать часов при входе в гостиницу «Москва», одного вас не пропустят.
– Хорошо. Нарисуйте себя, я подойду.
Иван подошел к месту встречи за полчаса, не отдавая отчета, зачем явился так рано. Делать ему было нечего, он прогуливался неподалеку от входа в гостиницу с тремя гвоздиками в руке, изображал нетерпеливого влюбленного. Люди входили в зеркальные двери и выходили, все двигались быстро, словно куда-то опаздывали. К тротуару подкатывали автомобили, чаще такси, но многие иномарки он не знал. Иван приглядывался к прохожим, отмечал, как одеты, довольно быстро научился выделять иногородних, даже тех, что вылезали из шикарных лимузинов. Приезжие, многие из которых в своих городах являлись людьми значительными, они и здесь, в Москве, старались выделиться, не просто ходили, а ступали с достоинством, задирали подбородки, смотрели значительно, практически не улыбались. Кроме того, приезжих начальников выдавали свободные дорогие пальто и непременные кейсы.
Иван заметил, что шоферы и сопровождающие провинциальных сановников сдержанно улыбаются, порой друг другу подмигивают. Дважды появлялись фотографы и телевизионщики, которые держались особняком и головами не крутили, снимали свой объект и исчезали.
Своего гэбэшника Иван заметил шагов за двадцать и не мог себе объяснить, почему выделил мужчину из общей массы. Пожалуй, туго затянутый на плаще пояс да спортивная выправка, и никакого занятия себе мужик не придумал, шел неторопливо, не оглядывался, но косил по сторонам. О поясе, бежевом плаще, росте и отсутствии головного убора гэбэшник сказал по телефону, но Иван определил бы его и не зная столь расхожих примет. Иван встал у него на пути, протянул гвоздики и сказал:
– Привет, дружище, хорошо, что не опаздываешь, – взял под руку, увлек в подъезд. – Шагай впереди, я не отстану, – добавил Иван, когда они миновали швейцара, который внимательно на гостя посмотрел, явно запоминая внешность.
Номер был полулюкс, имел нежилой вид и застоявшийся воздух. Иван, не спрашивая разрешения, открыл форточку, выбросил из пепельницы окурки, сказал:
– Меня зовут Иван, вас я буду величать капитаном, так как имени своего вы мне не скажете, а забивать ерундой голову мне ни к чему, – и опустился в одно из кресел.
– Хорошо, – «капитан» кивнул, сел за письменный стол, смотрел внимательно, слегка насмешливо.
Неожиданно Иван понял, что перед ним совсем не тот человек, с которым он разговаривал по телефону. С одной стороны, это не имело значения, с другой – Иван понял, что следует сменить тон и манеру разговора, начальство требует уважения.
– Вот такие дела, товарищ начальник, – начал осторожно Иван. – Теперь моя судьба в ваших руках.
– Ну-с, Иван, расскажи о себе подробно, советую не врать, рано или поздно правда всплывет и потопит тебя. Родился, крестился, учился, воровал, дрался, все подробно, до суда и приговора. Расскажешь, после запишешь.
Когда гэбэшник прочитал исповедь Ивана, отложил листки в сторону, спросил:
– Непонятно, зачем наш сотрудник прислал тебя. Таких огольцов в столице тысячи.
– Человеку в такой дыре надоело, хочет выслужиться, – ответил Иван, понимая: решается его судьба и помочь себе он не в силах.
– Ты почему на первый разговор пошел и нам позвонил?
– Я вашу контору вычислил, – признался Иван. Собеседник парню нравился, и он решил говорить только правду. – Институт мне не осилить. Разнорабочим быть не хочу, от ментовской формы меня блевать тянет. В большой спорт я давно опоздал, пристроиться вахтером в комитет комсомола, доносы писать, карьеру делать я не желаю.
– Поработал бы на стройке, – обронил гэбэшник.
– Меня по голове били, но тяжелых травм не случалось. Господин начальник, я хочу не в сбруе ходить, а с кнутом в руке.
– Думаешь, ты один такой? Иван, ты же ничего не умеешь, тебя требуется обучать с чистого листа. В нашу школу ты со своей судимостью не годишься, стрелять ты выучиться не успел, дерешься, как дворовая шпана. Ты ничего не умеешь.
– Я умею думать, и вы, господин хороший, это отлично поняли. Сейчас умышленно меня злите, проверяете выдержку. Так с этим у меня тоже все в порядке.
– Таким образом? – Гэбэшник и не пытался скрыть удивления. – Интересно, и откуда подобные мысли в твоей умной голове появились?
– А зачем вы держите человека у ближайшей к лагерю станции? Значит, наш брат вас интересует? Вы знакомитесь с нашими личными делами, поддерживаете связь с оперативниками. Вам люди нужны, не Зорге, не Штирлиц, вы работаете не за рубежом, а дома. И отчаянных ребят вам не хватает. – Иван хотел еще сказать, что гэбэшникам не хватает людей, которых можно сунуть в мясорубку и за фарш ни перед кем не отвечать, но он был действительно умен и от лишних слов воздержался.
– Убить человека можете? – спросил гэбэшник.
– Не пробовал, зависит от обстоятельств.
– Пойди и убей! Вот и все обстоятельства! – Гэбэшник незаметно для себя начинал сердиться.
– Довольно хреновые, надо сказать, – после паузы ответил Иван. – Если человек обученный, мне такого не осилить, да у вас для такого случая специалисты имеются. А о шваль подзаборную вы руки пачкать не станете. Темните вы, решайте, и дело с концом.
Гэбэшник был не рядовым капитаном, а опытным вербовщиком, полковником, на слова Ивана лишь усмехнулся, подумал, что как «разовый шприц» парень годится, сказал:
– Завтра в двенадцать будь у себя в подвале, к тебе зайдут.
– Договорились, денег дайте, мне жрать не на что.
Гэбэшник дал Ивану пятьсот тысяч и проводил до дверей.
Иван получил паспорт, прописку, устроился на работу в гараж мойщиком машин. Старший смены ему сухо сказал:
– Отмечайся, когда приходишь и уходишь, остальное меня не касается.
Так Иван приходил в гараж два раза в день, людей тут было уйма, никаких нарядов он не подписывал, зарплату получал мизерную, а когда работяги выяснили, что он непьющий, так вообще о нем забыли, словно его и не существовало. Позже Иван узнал, что таких блатных в гараже чуть не половина, и он среди них затерялся. Оказалось, что гараж обслуживает Министерство обороны и работающие в нем парни имеют броню, ограждающую их от святого долга служить в рядах защитников Отечества.
Иван занимался стрельбой и рукопашным боем, имел лишь одного тренера, кто, чему и где обучается, он не знал, да и не интересовался. Из винтовки с оптическим прицелом он стрелял посредственно, а по движущейся мишени – так просто плохо. А вот из «ТТ» метров с пятнадцати – двадцати пяти в падении, с кувырка, прыгая в окно, из окна Иван стрелял виртуозно. Он не умел ждать, выцеливать мишень, а вот, что называется, навскидку, так был природным мастером.
В самбо Иван не блистал, но очень быстро сообразил, что его тренер тоже не большой мастак, да и к тренировкам относился кое-как. Буквально через месяц Иван, исключительно за счет силы и хорошей координации, швырял своего наставника на гимнастических матах. Холодным оружием Иван тоже владел посредственно, в общем, боец он был неважный, и парень, провоевавший два года в Афгане, разделал бы его под орех. И не столько скромные успехи в единоборстве, сколько наплевательское отношение к тренировкам и низкий уровень наставника заставили Ивана задуматься, к чему его готовят и зачем он гэбэшникам нужен.
