Ознакомительная версия.
На Матвеевском посту Центральной таможни в городе Одинцово в начале весны были задержаны два грузовика, два огромных фургона со спортивным оборудованием и снаряжением для зимних видов спорта. Товары, как потом выяснилось, были закуплены на ежегодной выставке «Испо винтер» в Мюнхене, но в Москву ввозились через Петербург, забросанные сверху коробками с польской обувью фирмы «Демар». В общем, груз скромный и непримечательный. Так его и оформили. И трудно было предположить, что таможенники станут особенно копаться в сапогах и ботинках. Однако контрабандистам не повезло, таможенник попался опытный, он сразу сообразил, что сильно просевшие, очевидно тяжелые грузовики не могут быть наполнены только обувью — она ж легкая! Под коробками с дешевой обувью дотошными работниками, которым было обидно за державу, были обнаружены запасные кресла и тросы для горнолыжных подъемников, несколько современных станков для ухода за лыжами, разобранные тренажеры для саночников, новейшее горнолыжное и сноубордическое снаряжение известных мировых брендов: Rossignol, Salomon, Elan, Fischer, Atomic, Madshus, Red Fox, Swix и прочих. В результате обе машины были задержаны.
Через несколько дней на таможенный пост прибыли трое работников милиции со служебными удостоверениями — все чин по чину — и предъявили поддельное, как потом оказалось, письмо за поддельной же подписью следователя из следственного отдела Центрального РУВД, в котором сообщалось, что в отношении руководителя фирмы-отправителя задержанного груза возбуждено уголовное дело. Оба грузовика, сообщалось далее в этом письме, проходят по делу как вещественные доказательства, из чего следует, что их необходимо выдать предъявителям означенного послания.
Работники таможни почувствовали, что здесь что-то не совсем так или даже совсем не так, и доложили об этом своему шефу — начальнику Матвеевского таможенного поста Ивану Васильевичу Скобелеву. После тщательного изучения упомянутого письма Иван Васильевич распорядился отдать грузовики не вызвавшим у него никаких сомнений работникам милиции.
Больше этих грузовиков никто и никогда не видел.
Кригеру удалось выяснить, что все это дело развивалось по сценарию «вор у вора дубинку украл». Милиция к тому времени уже давно вела расследование дела по фактам коррупции на Центральной таможне. Одним из подозреваемых проходил и начальник Матвеевского поста господин Скобелев. Он, оказывается, за взятки беспрепятственно и фактически беспошлинно пропускал крупные партии контрабандного товара, в том числе и спортивный инвентарь, предназначавшийся для будущей зимней Олимпиады в городе Сочи.
С самого начала расследования дела о задержании очередной партии спортивного оборудования группа «оборотней» из числа офицеров подразделения, «курировавшего» таможню, вместо изобличения воров провела незаконное «изъятие» контрабандного товара. После этого милиционеры сами успешно продали изъятый спортинвентарь различным спортивным и торговым фирмам. По мнению Кригера, об этом знал и Владислав Калачев, который собственноручно и подписывал весь заказ на поставку инвентаря из Германии. И организовывал его беспошлинный въезд в страну. Вполне возможно, что один из главных спортивных боссов страны тоже грел на этом руки.
Самое ценное в свидетельстве Аристова было то, что он даже знал фамилии тех, кто под прикрытием погон сотрудников милиции осуществил это экономическое преступление. А значит, знал фамилии возможных убийц Аркадия Исаевича Кригера.
— Знаете, Аркаша был безалаберным человеком. О мертвых либо хорошо, либо ничего, я знаю. Но здесь, — Валентин, прищурившись, обвел взглядом стены кабинета, — можно. Он был порочен, он был горделив и резок. Он был несчастлив с женщинами. Многое можно поставить ему в вину. Но нельзя ни на секунду упрекнуть в том, что он был нечестным журналистом. Не важно, каким образом доставал он сведения, важно, что он по мере сил своих свидетельствовал о безобразиях, которые творятся вокруг нас. И в этот раз он непременно назвал бы фамилии, не испугался бы, как не побоялся назвать мне.
— Ну, не томите же, Валентин, — шутливо взмолился Поремский.
— Начальник отдела по борьбе с коррупцией в ГУВД Москвы полковник милиции Орехов и его оперативники — майоры Виталий Бочкарев и Евгений Степанов.
— Вы можете подтвердить ваши показания какими-либо записями, оставленными вам погибшим другом?
— К сожалению, нет. Все, что я говорю, известно мне только со слов Аркадия.
— Но вы готовы подтвердить эти слова в суде?
— Без сомнения.
— Спасибо вам, — Владимир поднялся из-за стола, за которым провел несколько часов, слушая рассказ Аристова. — Мы вас вызовем. А сейчас давайте я отмечу ваш пропуск.
Валентин тоже встал и протянул Поремскому небольшой клочок бумаги.
— Только у меня к вам просьба. Предупредите, пожалуйста, заранее. Сами понимаете, какая у меня работа. Бега. И вечные командировки.
— Хорошо, Валентин Васильевич, мы позвоним загодя и согласуем время. — Поремский отметил пропуск и вернул Валентину.
— Спасибо. И вот еще что. Кригер, похоже, предчувствовал свою смерть. Он уполномочил меня передать эти факты следователю, если с ним что-нибудь случится. Но только в том случае, если следователь сам на меня выйдет. Иначе он считал это опасным и беспокоился обо мне. А перед самым отлетом уже он признался: «Этот Орехов — страшный человек. Он — крыша для наших спортивных боссов и без рассуждений выполняет любые поручения Калачева, вплоть до мокрых дел. Фактов у меня предостаточно, ты знаешь, как я умею собирать бесспорную доказательную базу».
— Спасибо вам, — кивнул на прощание Володя. И как только за посетителем закрылась дверь, набрал номер Турецкого, который прилетел в столицу вместе с Поремским и Грязновым.
Вячеслав Иванович Грязнов битый час беседовал с госпожой Кристиной Коморской, которая считалась близкой подругой погибшей в Красной Поляне Ларисы Заславской. Ничего, кроме светской болтовни в стиле гламурных репортажей, он пока не услышал.
— А я в это время была на Неделе высокой моды в Париже. По всеобщему признанию, лучшей коллекцией прошедших показов можно считать роскошные творения английского дизайнера Джона Гальяно, который отметил столетие со дня рождения своего предшественника Кристиана Диора, представив на суд зрителей целую вереницу моделей, в которых самым причудливым образом соединялась история европейского костюма и современные модные тенденции…
— Я конечно же вам очень завидую, — обреченно кивал генерал. — Вы видели чудо. Но вы уже писали об этом. Зачем же вы снова мне это повторяете? Я ведь только спросил у вас, где вы находились в момент отъезда Ларисы на курорт.
— Ой! — защебетала Кристина. — Извините, я не сразу поняла вас. Я была в Париже тогда же, когда она в Красной Поляне.
Она счастливо ухмыльнулась, поскольку ей — по статусу львицы приемов и раутов — полагалось считать, что Париж стоит на десять ступеней выше, чем какой-то черноморский курорт.
— А когда она улетала, я еще была с ней.
— Вы ее провожали?
— В аэропорт не ездила. Из дому ее проводила и к себе поехала.
— А кто ее провожал. Муж?
— Бывший-то? Не смешите, ради бога! — Коморская кокетливо закинула ногу на ногу, чтобы подтянувшаяся кверху юбка слегка приобнажила бедро, и всплеснула руками. — Да этот размазня никогда в жизни не додумался бы до того, что мужчина просто обязан проводить женщину к самолету.
— Так они были в разводе? — Грязнов прикидывался несведущим, подводя Коморскую к разговору о любовниках Ларисы.
— О господи! Конечно. И давно! Разве могла Лариска жить с этим мямлей? У него кроме стишков в голове ничего не было. Хотя он тоже кобель был. «Любимая, не плачь. Не надо, бога ради. Слезами — не помочь. Я знаю, мой малыш, как трудно полюбить, когда седые пряди не скроешь за колор, за “Лореаль Париж”…» Он и на меня поглядывал, — она перекинула ноги, поменяв их местами. Юбка задралась еще выше. Кристина целомудренно ее одернула. — Но не решился, козел. Нет, он даже не знал, что Ларка собралась на лыжи.
— Так, так. А кто-нибудь ее вообще провожал? Неужели у такой женщины не было друга?
— У нее было очень много друзей, — укоризненно сдвинула бровки светская хроникерша, — если вы имеете в виду это… Я ей всегда говорила: Ларка, ну зачем тебе эти дети? А она мне: дура ты, Крыся. Эти мальчики ко мне, как к матери, льнут. Нежно. От матерых кобелей такого никогда не дождешься. Вот и Виталик тоже…
— Кто? — осторожно переспросил Грязнов, боясь спугнуть удачу.
— Телохранитель ее. И хахаль. — Кристина говорила небрежно, но некоторая напряженность в ее словах чувствовалась.
— У нее были телохранители? — «удивился» Вячеслав Иванович.
— А чему вы удивляетесь? — зло бросила подруга. — Должен же кто-то был ее трахать!
Ознакомительная версия.
