Все. «Паркетник» замер возле четвертого подъезда, и через секунду потихоньку, коряво сдал назад, втискиваясь между припаркованными авто.
Дверь открылась. Точно, дамочка. Не молодая. Распахнула багажник, принялась выгружать пакеты на снег. Вокруг, кроме голубей никого. Ни встречающего мужа, ни бабулек, ни случайно проходящего взвода ОМОН.
Два бейсболиста уже ждали, пол минутой раньше выйдя из «девятки» и приготовившись к судейскому свистку. Руки в карманах, ударные инструменты, видимо под курткой.
Свисток. Пошли. Побежали. Ускорились.
Дамочка, нагруженная покупками, устало двигалась к дверям подъезда.
Темно. Никто не увидит. Можно играть смело.
Доценко наблюдал за ходом игры уже не из машины. А пробираясь к месту соревнований наискосок, по заснеженному газону. На ходу поздоровался с грустным снеговиком на детской площадке.
Один из игроков выхватил из-под куртки биту.
«Здравствуйте. Наша фирма проводит благотворительную акцию – отдай свою машину в пользу инвалидов ума и умри спокойно»…
***
А в это нелегкое для страны время…
У Харламова был обрез. Сделанный из личного охотничьего карабина. Совершенно законный, легальный обрез. Заряд картечи, выпущенный из такой игрушки, превращает бутылку в стеклянный песок. А голову человека – на усмотрение читателя.
И черная дырочка ствола смотрела прямо в лоб Чернакова. Калибр убедительный, внушающий уважение.
Но потом ствол поднялся и повернулся в сторону Виктора Ильича Щербины.
– Не понял… Ты кто такой?
Интонация говорила, что бывший обэповец рассчитывал увидеть кого-то другого.
– Сядь на лавку. И не дергайся. Мозги вышибу.
Не опуская обреза, Харламов помог Чернакову подняться с пола.
– Андреич, ты как? Цел?
Щербина сунул руку подмышку.
– Не понял, что ли? – осадил его Харламов, – пуля-дура.
– Чешется.
– Потерпишь.
Чернаков поднялся на ноги, присел на полати, выдохнул. Попариться бы сейчас.
Дабы нормализовать мыслительный процесс. Соображал он в настоящую секунду с трудом. Зачем Харламов устаивает этот спектакль?
Пока Вячеслав Андреевич искал ответ на этот нелегкий вопрос, дверь отворилась, и в парной объявилась еще одна знакомая личность – Василий Степанович Глухарев. Генерал в отставке. Без веника и без тазика, но в одежде. «С легким паром».
Произошедшее за этим Чернаков воспринимал не совсем адекватно, что и не удивительно. Полено – не расческа. Да и стресс – не санаторий. Боль опять охватила голову, картинка и звук поплыли, размылись, словно на упавшем с тумбы телевизоре, потом и вовсе перевернулась вверх ногами.
Рванувшийся к дверям Щербина, вставший на пути Харламов, мелькнувший перед глазами короткий приклад обреза, кровь из сломанного носа, возня и конечно – много, много, много мата…
(Спонсор задержания – словарь жаргонных слов и выражений русского языка. Издание третье – дополненное).
***
– Так больно?
– Нет.
– А так?
– В зависимости от стоимости лечения… Шутка. Не больно.
Врач оставил Чернакова в покое и присел за стол заполнять какой-то бланк.
– Скажите, доктор, он умрет? – осторожно полюбопытствовал сидящий на диване остряк Глухарев.
– Обязательно. Все там будем, рано или поздно. Лично я загнусь в мучениях от острой финансовой недостаточности. Если же вы имеете в виду ближайшее будущее вашего друга, то – и не надейтесь. Ничего страшного. Сотрясение, конечно, есть, но через пару дней все пройдет. Рану я обработал. В стационаре наложат швы.
– Правильно. Настоящий коммунист не должен умирать лежа на больничной койке. Только в бою…
– Обязательно надо в больницу? Может, само заживет? – Чернаков поморщился и дотронулся до повязки.
– Дело ваше, но я бы лучше лег. На всякий случай.
– Конечно, конечно, – поддержал генерал, – отдохнешь, человеком станешь.
Чтоб за новогодним столом сидеть со здоровой головой, и чтоб утром она не болела. Доктор, вы не уезжайте без него. И в военно-медицинскую, отвезите, если не сложно. Я позвоню туда, договорюсь.
– Отвезем, где есть место. С академией потом сами решайте.
Из двери соседней комнаты дома заглянул один из охранников «Планеты».
– Василий Степанович, гляньте, что нашел, – он покрутил перед носом мобильный телефон, – на столе валялся. Бабский.
– И чего?
– Стал картинки рассматривать, а тут – во, наш отдел красок сфоткан.
– Положи на место. Пускай убойный отдел изымает. Они уже летят с песнями. Всем составом. С мигалками и сиренами.
Охранник кивнул и исчез. Генерал подошел к Чернакову и несильно похлопал по плечу.
– Ты уж извини, Слава, что твой затылок пострадал. Отлежишься, я тебе все объясню. Сейчас не стоит голову заморачивать.
– Да не поеду я в больницу… Дома отлежусь.
«А где теперь мой дом? Нет у тебя дома. В больничке жить будешь».
– Не выдумывай. Ты мне нужен здоровым и трезвым. Машину твою ребята к «Планете» перегонят.
У Глухарева зазвонил мобильник.
– Да. Слушаю… Что?!… Где?! Ох, е… Сейчас приеду.
Он раздраженно захлопнул «раскладушку»
– Час от часу!… Стаса ранили!… Огнестрел!
– Где? В «Планете»?
– На Юго-западе! Он тоже кого-то завалил. Подробностей не знаю, в «Планету» из местной милиции позвонили. Чего его туда занесло? Черт! Сплошные подарки к Новому году! Ну, разве здесь бросишь пить? Я полетел.
Когда «Скорая» подъезжала к воротам одной из городских больниц, Чернаков попросил врача:
– Остановите, пожалуйста. Я все-таки дома отлежусь.
– Дело ваше. Подпишитесь, что отказались от госпитализации.
– Давайте.
До Юлиного дома он доехал на метро. На турникете долго не мог попасть жетоном в щель. Подошел милиционер и крайне вежливо поинтересовался, не пьян ли пассажир, не имеет ли случайно колюще-режущего оружия и не желает ли предъявить документы с пропиской? Пассажир молча снял шапку, обнажив перебинтованную голову. Милиционер тут же извинился и проводил раненого пассажира до эскалатора. Внизу его встретил другой милиционер и посадил в вагон, попросив других пассажиров уступить ему место. А потом оба милиционера поднялись в пикет и доложили сидящему там проверяющему, что на станции все спокойно и никаких происшествий не зарегистрировано.
Позвонить Юле было неоткуда, трубка пала мученической смертью в баньке Галины Михайловны Копытиной. По дороге Чернаков заскочил в круглосуточный мини-супермаркет, купил бутылку коньяка и шоколадку. Поднялся на этаж, позвонил в дверь.
– Слава, что случилось?! Что у тебя с головой?!
– Под лед провалился. Это была славная рыбалка…
И фотография и портрет висели на прежних местах. Чернаковский чемодан покоился в углу, за шкафом.
Вячеслав Андреевич прошел на кухню, достал две рюмки, откупорил коньяк. Юля полезла в холодильник.
– Я голубцы купила. Будешь?
– Нет. Не хочу. Давай просто выпьем.
Он разлил коньяк.
– Слава, что случилось? Ты можешь объяснить?
«А что тут объяснять? Это был короткий, но прекрасный роман. Качественный и по доступной цене… Хорошего – помаленьку. Погулял, почитал стишки и хватит. А теперь – в семью, в работу, в коллектив!»
– С наступающим, малыш.
Он залпом опрокинул рюмку, заел кусочком шоколадки. Юля лишь слегка пригубила.
– Диму твоего завтра отпустят… Ты не представляешь, как это здорово.
В полдень следующего дня Вячеслав Андреевич Чернаков сидел в офисе охранного предприятия «Забота», в небольшом кабинете своего героического начальника Василия Степановича Глухарева. Голова повязана, пластырь на щеке. Сам начальник присутствовал тут же и выглядел также мучительно больно. Сказалась бессонная ночка, проведенная в правоохранительных структурах различного уровня. Один из представителей структур – старший оперуполномоченный Роман Романович Лутошин, склонив головушку на богатырское плечо, кемарил в кожаном кресле возле чучела стоящего на задних лапах медведя. Медведь держал поднос с пустой бутылкой из-под «Хенесси». Лутошин сжимал в руке пивную банку, с торчавшим из нее фильтром сигареты. Микс из коньячного выхлопа и пивных паров в кабинетной атмосфере. В общем, почти как дома. Так же уютно и так же тесно.
Глухарев, порывшись в бумагах, откопал заявление Чернакова на увольнение и торжественно вручил подчиненному.
– Поздравляю с возвращением… Работайте с миром.
– Спасибо.
– Ты обиды на меня не держи. Я ж тебе специально «не поверил»… Тоже сразу понял, что кто-то из наших наверняка при делах. Но подними мы панику, затихарился бы гниль. И хрен бы его вычислили. А за тобой я Харламову велел походить. Ну и прикрыть в случае чего. Ты бы, ведь, не успокоился, правду искать начал. А тебя за это… А мы бы их. Так оно, понимаешь, и вышло! «Копейку» помнишь возле платформы в Левашово? Сергеич на ней и катался. А когда засек, как тебя под белы ручки Толик с Галькой в баню волокут, меня с ребятами вызвал. Глазастый мужик, хоть и ветеран.
