растроганный Ибрагим.
— Но на каждом сеансе ты затягиваешь меня обратно. Как бы ты могла убить кого-нибудь, Конни? Ты смогла бы украсть что-нибудь из камеры, Конни? А теперь ты спрашиваешь, знаю ли я одного из крупнейших торговцев героином на южном побережье.
— Это не совсем традиционная терапия, признаю, — говорит Ибрагим. — Извини.
Конни отмахивается:
— Меня это не беспокоит — зато тебя излечивает от чрезмерного ханжества. Просто я хочу, чтобы ты время от времени смотрелся в зеркало. Ты приходишь сюда, спрашиваешь уязвимую пациентку о негодяйском преступнике, и всё окей. Я рассказала тебе, как ударила кого-то всего один раз вместо тринадцати или четырнадцати, и, замечу как на духу, Ибрагим, ты не выглядел особо впечатленным.
— Согласен, у меня есть недостатки, — признаётся Ибрагим. — И если на меня не произвело должного впечатления, что ты так сильно ударила молодую женщину, что ей пришлось обращаться за медицинской помощью, то я приношу извинения.
— Спасибо, — отвечает Конни. — И да, я знаю Луку Буттачи. Знаю, кто он такой.
— А у тебя есть способ связаться с ним?
— Есть. А почему ты спрашиваешь?
Ибрагим поясняет:
— Мы хотим пригласить его на обед.
— Мне кажется, он ест только то, что убивает самолично, — замечает Конни.
— По воскресеньям у нас готовят мясные блюда, — сообщает Ибрагим. — Очень вкусные. Непременно заходи, если тебя когда-нибудь отпустят. И если ты пообещаешь не убивать Рона. Как думаешь, я бы мог получить телефонный номер Луки Буттачи?
— Напомни, о чем наша терапия? Ты же помнишь, что я тебе плачу?
— Терапия — это всегда танец, — отвечает Ибрагим. — Мы должны двигаться словно под музыку.
— Ты так увлечен своим делом, — восхищенно говорит Конни. — Повезло тебе, что ты мне нравишься. Я не могу дать тебе его номер, но могу передать сообщение. Здесь работает его шурин.
— В тюремной охране?
— Я понимаю, здесь все может казаться безупречно чистым, но…
Ибрагим опускает взгляд в свои записи. Пора менять тему.
— Элизабет просила узнать, не могла бы ты высказать свое мнение по поводу субботнего убийства?
Конни отламывает третью палочку «Кит-Ката». Это не в ее привычках — как правило, она съедает две палочки во время сеанса и забирает две с собой в камеру. Замечать такие вещи — работа Ибрагима.
— Кого убили? — спрашивает Конни.
— Доминика Холта, — отвечает Ибрагим. — Он один из тех людей, о которых ты нам рассказывала. Тебе нравится этот «Кит-Кат»?
— Хех, — говорит Конни. — Полагаю, это коснется всех нас.
Телефон Ибрагима жужжит. Вообще-то телефоны положено конфисковывать у всех посетителей тюрьмы «Дарвелл», но, как только упоминаешь имя Конни, охранники позволяют оставить телефон при себе. Он проверяет входящие сообщения. Донна.
— А тебя навещает кто-нибудь еще? — спрашивает Ибрагим.
— Разные люди, — отвечает Конни. — Спортивный массажист, гадалка по картам таро, учитель испанского.
— Женщина лет сорока с небольшим, которая стала захаживать пару недель назад.
Конни пожимает плечами:
— Наверное, флористка. Заходит ко мне иногда. В камерах часто серо и уныло.
— Я не думаю, что она флористка, — говорит Ибрагим.
— Тогда это загадка. Тебе нужно от меня что-то еще или можем приступить к настоящей терапии?
— А ты мне все рассказываешь, Конни? — спрашивает Ибрагим. — Все, что знаешь?
— Это ты у нас специалист, — говорит Конни. — Вот ты и скажи.
Джойс
Что ж, гаражный бокс Калдеша мы отыскали без особых хлопот. Однако не торопитесь восхищаться.
Элизабет хотела найти его до нашей «очной ставки». А еще она хочет посетить завтра старшую следовательницу Риган. Я не знаю зачем, и мне очень хочется это выяснить.
Я сказала, что ячейку нашли «мы». Элизабет пришла в голову блестящая идея явиться в городской совет Файрхэвена, притворившись вдовой Калдеша.
Ох и дала же она им прикурить! Убитая горем вдова потеряла номер бокса, наполненного семейными фотографиями и памятными сувенирами. Рассказ занял добрых пять минут или около того, поскольку она действительно им увлеклась. Женщина из Совета Файрхэвена — ее зовут Лесли — все время сочувственно кивала. Элизабет закончила эффектно, отдав свою судьбу на милость Лесли, совету и самим богам.
В этот момент Лесли сочувственно кивнула в последний раз, после чего сказала, что сообщать, где находится бокс, им нельзя из-за Закона о защите персональных данных.
Я говорила Элизабет, что все этим кончится. Всю дорогу в микроавтобусе я повторяла: «Ты напрасно потратишь время, от совета ничего не добиться». А она сказала: «Я выведывала у КГБ советские ядерные секреты, уж с советом Файрхэвена как-нибудь справлюсь». Я знала, что она ошибается, и было приятно в этом убедиться. Я даже одарила Элизабет специальным взглядом «Я же тебе говорила», который всегда ее раздражает.
И тогда она прибегла к давно привычному трюку: разрыдалась навзрыд. Не могу не отдать должного — получилось убедительнее, чем всегда, но я могла бы заранее сказать ей, что это тоже бесполезно. Лесли из Совета Файрхэвена осталась безупречно невозмутимой. В какой-то момент она предложила Элизабет стакан воды, но не более того.
И вот тут вмешалась я.
Пока Элизабет всхлипывала, сидя на пластиковом стуле, я сказала Лесли, что, поскольку Калдеш мертв и все его счета заморожены, он не заплатит за гараж в этом месяце. Этот факт живо заинтересовал Лесли. Если что-то и нравится городским советам больше, чем Закон о защите данных, так это деньги.
Я сказала, что с радостью заплачу́ все, что причитается. Более того, я вижу в этом свой гражданский долг. И вот через несколько минут в моих руках уже оказалась распечатанная квитанция: 37,60 фунта стерлингов за аренду муниципального гаражного бокса за номером 1772, Певенси-роуд, Файрхэвен.
Я заверила Лесли, что займусь оплатой немедленно, поблагодарила ее за сноровку и вывела Элизабет через двойные двери на свободу.
Элизабет обратилась в саму любезность, после чего мы договорились на будущее, что КГБ она пусть оставляет себе, а местными советами, пожалуй, буду заниматься я. У каждого должна быть своя специализация. К примеру, я поинтересовалась у Элизабет, как мы попадем в бокс без ключа, но она только посмеялась.
Я сказала, что нам, наверное, стоит позвонить Нине Мишре, если мы решили покопаться в вещах Калдеша. Даже если героина там не окажется, мы можем найти что-то еще, что приведет нас к нему, и кто, как не Нина, может подсказать, на что обращать внимание. Элизабет упрекнула меня в том, что я слепо восхищаюсь Ниной, и это,
