– Ладно. У меня вообще-то Кирилл некормленый, и погулять с ним надо…
– Чернышев, ты хочешь, чтобы у меня сделался инсульт?! – закричала она в трубку. – У тебя шесть трупов висит, а ты о чем думаешь? Сажай Кирилла в машину, бери с собой еду и поезжай. Здесь покормишь его и погуляешь.
– Ты – маленький белобрысый тиран, – проворчал Андрей больше для проформы, потому что хорошо знал: если у Анастасии Каменской «пожар», значит, дело серьезное. А уж если она повышает голос, стало быть, пожар полыхает вовсю.
Частный особняк на окраине Москвы был обнесен чугунной решеткой, сквозь которую любому желающему было видно все, что необходимо увидеть, чтобы раз и навсегда потерять желание проникнуть за ограду. Дом охранялся по всем правилам, что отнюдь не способствовало проявлению излишнего любопытства.
Виталий Васильевич Сайнес не любил бывать здесь, ибо в этом доме особенно остро чувствовал свою ничтожность. Хозяин обращался с ним с хорошо скрытым пренебрежением, но чем тщательнее скрывалось истинное отношение, тем явственнее оно ощущалось. Сайнес зависел от хозяина дома, поэтому терпел.
– Наши зарубежные партнеры крайне недовольны тем, что и вторую фирму пришлось ликвидировать. Они не любят задержек, и тем более им не нравится, когда так часто возникают сложности. Пора предпринять что-нибудь радикальное, – произнес хозяин особняка, отпивая маленькими глоточками минеральную воду из высокого запотевшего стакана.
– Но на самом деле все не так уж плохо, – нерешительно возразил Сайнес. – В курсе наших дел были только три человека. Двое из них мертвы, третий в ближайшие дни тоже уйдет. Документы по приборам и по золотосодержащим отходам у нас. Я полагаю, мы можем больше ни о чем не беспокоиться.
– Вы забыли о том, что Платонов посвятил в свои дела женщину. О ней вы позаботились?
– Конечно. Она уйдет вместе с ним, одновременно.
– И вы полагаете, что всего этого достаточно, чтобы спокойно работать дальше? – раздраженно спросил хозяин. – Вы, Виталий Васильевич, видимо, совершенно забыли о том, что в курсе событий еще один человек. И оригиналы документов находятся именно у него, а у нас с вами – только копии. На каком основании вы сбрасываете его со счетов?
– Но это же наш человек, – искренне удивился Сайнес. – Он же работает в нашу пользу, а не против нас.
– Это вам так кажется, – зло усмехнулся хозяин. – Ни в ком нельзя быть уверенным. Человек, продавшийся единожды, может сделать это еще раз. Этот человек слишком легко меняет направление и сдает позиции, он ненадежен.
– Почему вы так думаете?
– А вы вспомните, с чего все началось. Он пошел по следу Платонова, чтобы выяснить, каким делом он занимается в Уральске. Вы задумывались когда-нибудь, зачем он это сделал? Нет? Так я вам скажу. Он хотел развалить это дело и подставить Платонова под статью нашего горячо любимого Уголовного кодекса. Вы что же, полагаете, он делал это из любви к нам? Или за деньги, которые мы ему платим? Увы, любезный Виталий Васильевич, все совсем не так. У него личные счеты с Платоновым. Наш друг Русанов хотел его свалить и упрятать за решетку или хотя бы создать ему миллион неприятностей. Только поэтому он и пошел следом за ним по уральским документам. А к нам он попал только потом, когда наши люди из Уральска сообщили, что первым идет Платонов, прорабатывая сигнал этого придурка Сыпко, и за ним по пятам двигается некто Русанов. Вот тогда мы этим Русановым и заинтересовались, пригласили к себе, побеседовали и договорились, к обоюдному удовольствию. Мы сами заинтересованы в том, чтобы дело, которое ведет Платонов, рухнуло, как карточный домик. И нас вполне устраивало, что эту неприятную обязанность взял на себя квалифицированный специалист, к тому же имеющий здесь личный интерес. Мы ему платим, и он сочетает приятное с полезным. Но, дорогой Виталий Васильевич, вы должны согласиться, что одно дело – личные мотивы, и совсем другое – сознательное сотрудничество с людьми, совершающими экономические преступления. Это, как говорится, две большие разницы и одна маленькая. Русанов продался нам, и нет никаких гарантий, что он не станет работать против нас. Мало ли чего ему в голову вступит! А теперь подумайте: это человек, который знает все и у которого на руках находятся подлинники документов. В такой ситуации вы можете позволить себе планировать свой завтрашний день? Вспомните-ка Берлиоза на Патриарших прудах.
– Вы хотите сказать, что… – нерешительно начал Сайнес.
– Именно, уважаемый Виталий Васильевич, именно. Это необходимо сделать, и как можно быстрее. Только после этого мы сможем чувствовать себя относительно спокойно.
– Но мне больше не к кому обратиться, у человека, который мне помог, большое горе, у него погиб единственный внук, я не могу сейчас его трогать.
– Сантименты! – жестко оборвал его хозяин особняка. – Сопли на глюкозе. Внук внуком, а дело есть дело. Вы сегодня пожалеете его, а завтра кто пожалеет вас? Уж не он, это я вам гарантирую. В этой стае законы волчьи. Все, Виталий Васильевич, разговор окончен. Действуйте. И не тяните.
Наконец Кира нашла в себе силы подняться со скамейки. Она даже не заметила, как просидела на бульваре почти три часа. «Как быстро проходит день, – тоскливо подумала она. – Вот и утро среды наступит – оглянуться не успею. Надо что-то делать. Но что?»
Она хотела позвонить либо Каменской, либо генералу Заточному. Они могли ей помочь, они наверняка знают, как это сделать, как ей выпутаться из того капкана, в который она сама себя загнала. Но почти сразу Кира сообразила, что такой серьезный и опасный разговор вести по телефону нельзя, а встречаться с ними – рискованно. Оставался Русанов, единственный человек, встречаться с которым она не опасалась, потому что он был другом Дмитрия, и, следовательно, ничего страшного не произойдет, даже если он выследит ее после встречи и узнает, где скрывается Платонов. Да, решила она, нужно позвонить Сергею. Остается только он.
Она медленно побрела вдоль бульвара, мысленно составляя начало разговора. На ее пути то и дело попадались телефонные будки, но она проходила мимо. Кира помнила, что в двух кварталах отсюда, возле кинотеатра, находится телефон-автомат, с которого она уже однажды звонила Русанову. Это показалось ей обнадеживающей приметой. Она позвонит именно с этого телефона, пусть он снова принесет ей удачу.
Войдя в телефонную будку, она достала из сумки кошелек и принялась искать жетон для автомата. Окинула взглядом исписанную номерами телефонов стену, улыбнулась про себя, снова прочитав выполненную затейливой вязью фразу: «Лена, я умираю без тебя, почему ты не подходишь к телефону?» В прошлый раз она тоже смотрела на эту фразу и улыбалась. Чуть выше, она помнила, должен быть записан телефон какой-то дамы с экзотическим именем. Да, так оно и есть, синим фломастером на светлом пластике выведено: Сауле Мухамедияровна, 214-10-30…
Острая боль пронзила Киру, словно ей в горло воткнули тонкий раскаленный железный прут и протолкнули до самых бедер. Она вспомнила. И поняла, почему после того звонка Русанову чувствовала себя неуютно, испытывала какое-то смутное беспокойство, которое даже Дима не смог не заметить. Она тогда сказала Платонову, что ей кажется, будто она сделала что-то не так, а он ее успокаивал, говорил, что это нормальное ощущение человека, который впервые делает непривычное для него дело.
Тогда она должна была сказать Русанову: «Вы должны не забыть три раза по тридцать плюс десять». Начав фразу, она уперлась взглядом в записанный синим фломастером телефон 214-10-30 и машинально сказала: «Вы должны не забыть три раза по десять плюс тридцать». Ей казалось, что она и сейчас слышит свой голос, произносящий неправильные цифры. Но ведь смысл сказанного состоял в том, что документы лежат не в двадцать седьмой, а в сто двадцать седьмой ячейке. А три раза по десять плюс тридцать – это не сто, а только шестьдесят. Значит, Русанов должен был искать документы в ячейке номер 87. Как же получилось, что он их нашел там, куда Кира их положила? Ведь в тот же день вечером он подтвердил, что забрал документы в камере хранения.
Выходит, он с самого начала знал, где они. Потому что после первого ее звонка послал на вокзал людей, которые ее выследили и видели, куда она положила документы. Она могла бы сказать ему какие угодно цифры, она могла бы даже перепутать вокзал, но он все равно получил бы конверт с бумагами. Потому что они ему нужны. И потому, что он вовсе не играет в одной команде с Дмитрием. Он ему не доверяет. Они не друзья, а противники. А Дима так верит ему…
Кира быстро вышла из будки и зашагала к метро. Ей нужно домой. Ей нужно увидеть Диму, сказать ему обо всем, сказать, что он ошибся в своем друге, что тот предал его. Что все гораздо хуже, чем они предполагали, потому что Киру скорее всего выследили уже тогда, неделю назад, и теперь в их квартиру хотят подослать наемного убийцу…
