Риттер содрогнулся, восприняв угрозу вполне серьезно, и побрел, куда велено.
Размеры внутренних помещений склада угадывались по гулкому отзвуку шагов в темноте. Увидеть можно было лишь пятно света, вихляющее по полу впереди Барнаби. Миновали какие-то пыльные залы, через которые была вытоптана дорожка следов; по узкой лестнице — фонарь иногда выхватывал обрывки паутины на железных перилах — спустились в подвал. Барнаби пошарил по полу и поднял тяжеленную крышку люка. Постучал по краю дубинкой — дыра отозвалась противным заупокойным отзвуком.
Дьюэйн снял с пленников наручники, и Барнаби ткнул Риттера в бок своим орудием:
— Сам полезешь или помочь?
Вниз, вниз по очередной ржавой лестнице… А там уже поджидали Галлаген и Форсайт. Барнаби спустился последним, сначала аккуратно прикрыв за собой крышку.
Встал перед гангстером, ухмыльнулся.
— Вот, Риттер, ты в гостях у новой полиции. У копов Проклятого города. Как тебе тут нравится?
Свет фонаря скользнул по двум новым фигурам.
— Все нормально? — спросил Дьюэйн.
— Лучше не бывает, — отозвался Галлаген. — Пошли.
И он двинулся сам, не оборачиваясь. Остальные потянулись следом — пленники в середине группы. Они шли по кирпичной трубе около двенадцати футов в диаметре. Это было нелегко: вогнутый пол, покрытый скользкой слизью, преподносил сюрпризы. Посередине, в скачущем пятне света, можно было разглядеть тонкий ручеек. Дампы горели лишь кое-где и давали возможность рассмотреть только грязные стены. Да еще несколько раз можно было видеть проносившихся с пронзительным писком крупных летучих мышей.
Вдруг Бич взвыл:
— Ы-ы-оу! Меня кто-то уколол! Ножом! В лодыжку!
— Зубами, — подсказал Барнаби. — Канализационные крысы. Здоровенные, заразы. Надо кучнее держаться, а то они одиночек совсем не боятся.
Бич заторопился, почти что прижался к идущему перед ним Риттеру.
Туннель разветвился, Галлаген уверенно свернул. Еще через сотню ярдов он осветил фонариком отверстие в нескольких футах над полом — поменьше диаметром, чем труба, по которой они шли, — и залез туда по металлическим скобам. Тычок дубинкой — и туда же покорно полез Риттер, а за ним и окончательно деморализованный телохранитель.
Это была кубическая камера, глухая, как склеп.
В центре стояло нечто среднее между длинным столом и козлами — дряхлая, гнилая конструкция. Вдоль стен располагались ржавые механизмы неизвестного назначения.
Галлаген зажег воткнутую в бутылку свечу — теперь можно было погасить фонарь. Откуда-то тянул слабый ветерок, колыхая пламя, отчего тени на стенах подергивались в индейском танце. Галлаген важно уселся за стол, вынул блокнот и огрызок карандаша. Посмотрел на Барнаби:
— Ты объяснил ему, шеф?
Барнаби покачал головой:
— Ты у нас судья.
Галлаген кивнул, развернулся всем корпусом к пленникам и начал медленно, внушительно:
— В таком суде вы еще не бывали, ребятки. Шеф Барнаби назвал этот город проклятым. Логично, правда? Ведь это настоящий Нижний мир. Там, наверху, вы вытворяете, что хотите. Ваш главарь назначает и меняет кого угодно — судей, копов, политиков. Юристы, полиция там — ноль, хуже, чем ноль, они у вашей братии на содержании. Что ж, здесь, внизу, мы основали другой город. Это вот — старый коллектор. Можно сказать, памятник системе. Построило его жулье, получившее когда-то выгодный подряд с помощью такой же банды, как ваша. И построило так, что здесь с самого начала ни черта не работало. — Он оглянулся на ржавый механический хлам у стены. — Да… ни к черту не годится. Кроме как быть здоровенной крысиной норой. Три десятка лет здесь живут только крысы и упыри — подходящая для вас компания. А вот теперь он сгодится еще и на доброе дело. Теперь наконец вы можете ожидать суда праведного…
— Да вы все сбрендили! — нервно выкрикнул Риттер. — Суд?! Какой суд?! Кого вы из себя строите? Вы думаете, это вам так сойдет?! Конституция…
Он, кажется, сообразил, что несет ерунду, но и придумать что-то поумнее не смог — только продолжал беззвучно, как рыба, разевать рот.
Галлаген спокойно подождал, пока он замолчит, печально вздохнул и ответил:
— Конституция гарантирует каждому гражданину право судебного разбирательства его дела, но конституцию составляли до того, как на свет появились выродки, подобные тебе. Конституция должна была защищать честных граждан. Но ты, Риттер, и твой кореш Бич к честным гражданам не относитесь уже давно. Так что о конституции забудьте… Лучше займемся делом. Нас интересует правда об убийстве малыша прошлым вечером.
Риттер скривился:
— Не дождетесь. Можете сразу приступать к вашей четвертой степени. Хрена лысого вы от меня услышите!
Галлаген кивнул:
— Да, так оно и было бы там, вверху. Копы вздули бы тебя, но человеческое тело может вобрать лишь столько боли, сколько может, затем приходит отупение. У нас есть фокус получше! — Он повернулся к Форсайту: — Давай, лейтенант, запри их.
Форсайт вышел из тени и положил тяжелые ладони на плечи задержанных:
— Слушаю, ваша честь.
Он развернул бандитов и подтолкнул к двери, бросив на ходу Дьюэйну:
— Сэм, попридержи милашек, пока я им подготовлю этих… этот… корм.
— Сию минуту! — Дьюэйн с энтузиазмом перехватил дубинку.
Бич отскочил в сторону:
— Крысы! А-а-ы-ы! Они сожрут нас живьем!
— Сожрут, сожрут, а как же! — «успокоил» Форсайт. — И слава богу. Туда вам и дорога. Считай, что это твои похороны. Ты же слышал, что судья велел?
Бич продолжал упираться.
— Нет, нет, я скажу! Я все скажу! — вопил он, в то время как Барнаби волок его за шиворот к отверстию малого туннеля. От света фонаря отпрянули — не так уж далеко — и настороженно замерли серые тени. Глаза их впечатляюще поблескивали.
— Заткнись, Риг! — взвизгнул Риттер. — Они блефуют!
— Ха! — Барнаби фыркнул, толкнул извивающегося бандита на пол, по краям весь шевелившийся и ощетинившийся хвостами. Защелкнул один наручник на его запястье, второй — на стальном кольце в полу. Бич рыдал — если он и был стойким бойцом, то явно не против крыс. Но Риттер держался твердо.
— Сворм займется вами, суки, — мрачно пообещал он. — Эти же крысы сожрут вас. Счет будет ровный.
Он собрался шагнуть в крысиный коридор сам, но его остановили: похоже, Риг был готов сломаться.
— Убийцы! — вопил он, размазывая слезы и елозя по кирпичной кладке.
Барнаби покачал головой:
— Нет, Бич, ты сам кончаешь жизнь самоубийством. Скажешь — получишь крошечный шанс. Крошечный. Но шанс. Итак, кто вас послал на задание?
— Не могу! — визжал Бич, но было видно, что он вот-вот «сможет».
Барнаби демонстративно пожал плечами и вышел из трубы в камеру.
Горилла вопил, Риттер скрипел зубами, грозил своему шестерке всеми карами, начиная от Божеской и кончая собственноручной, заклинал молчать и крепиться, «если мужчина». Но тут первая крыса примерилась и вонзила зубы в филейную часть Бича.
— Имена, Бич, — напомнил Барнаби.
— Сворм!!!
Кокси Сворм сгорбился, упершись локтями в подлокотники кресла, и следил холодным рыбьим взглядом за нервно сновавшим по комнате маленьким юрким человечком.
— Если бы Риттер и Риг попались другим ребятам, это была бы моя забота, Хайми, — прошелестел Сворм человечку. — Но копы — твое дело. Или ты собрался с духом сказать, что мало получаешь за защиту наших интересов? — Погасшая сигара, торчавшая изо рта Сворма, агрессивно задралась к потолку.
Крошка-адвокат замер, словно наткнулся на невидимую стенку, всплеснул руками и выкрикнул в отчаянии, с видом человека, уставшего повторять одно и то же:
— Но, Кокси, ведь эти двое, Барнаби и Дьюэйн, не служат — черт возьми, не-слу-жат! — в полиции. Ты сам велел, чтобы их разжаловали, и я обеспечил, чтобы их разжаловали. Ты хотел, чтобы их услали к черту на рога, — им был дан приказ убираться к черту на рога! Хорошо, но они взбрыкнули и уволились. Уволились, говорю тебе! На всякий случай, чисто на всякий случай, я проверил все полицейские участки на полсотни миль отсюда. Все! Ни в один из них, говорю тебе, Риттера и Рига не доставляли. Вот если их туда доставят, тогда я их оттуда выужу, я свое дело знаю, да! Но, Кокси, будь благоразумен. Как я могу добыть человека из тюрьмы, если его туда не сажали?
Долговязый гангстер, сидевший у двери, хмыкнул и высказал неприятное для всех присутствующих предположение:
— Может, эти копы пригласили наших парней на прогулочку? На последнюю…
Адвокат Крокер выпрямился во все свои пять футов четыре дюйма:
— Не посмеют! Я их… — В гневе он потерял дар речи, но выразительно задвигал руками, демонстрируя, что именно «он их».
Сворм вынул изо рта сигару, с отвращением глянул на остывший пепел и хладнокровно, без азарта, запустил недокурок в стенку. Затем, не глядя протянув руку и сграбастав телефонную трубку, он позвонил по номеру, отсутствующему в справочниках:
