– Нет. В восемь я выхожу из дома. По дороге на работу я захожу позавтракать и только потом отправляюсь в офис.
– Так когда же вы туда приходите?
– Около девяти.
– А когда уходите?
– Часа в четыре.
– И сразу идете домой? – вмешался Карелла.
– Нет, я обычно захожу за другом и мы идем выпить рюмочку-другую. Он пишет песни, его офис рядом с моим. В этом здании много музыкантов.
– Его имя?
– Говард Левин.
– Вы и вчера с ним встречались?
– Да.
– В четыре?
– Приблизительно в это время. Что-то ближе к четырем тридцати.
– Разрешите мне подытожить, мистер Тейер? – попросил Хейз. – Итак, вчера вы вышли из дома в восемь утра, позавтракали...
– Где это было, кстати? – полюбопытствовал Карелла.
– Я посещаю ресторан в двух кварталах от дома.
– Итак, позавтракали в ресторане, прибыли к себе в офис в девять часов. Жена ваша была дома, когда вы уходили, но вы знали, что она собирается к матери на Санд Спит, по крайней мере, так она вам сказала.
– Совершенно верно.
– В течение дня вы с женой разговаривали?
– Нет.
– У вас в офисе нет телефона?
– Есть, конечно. – Тейер нахмурился. Какая-то мысль, казалось, не давала ему покоя.
Он не сразу уяснил, какая именно, и сидел, нахмурившись, сжав зубы.
– Но ни вы ей, ни она вам не звонила.
– Нет, – повторил Тейер с обидой в голосе. – Я знал, что она собирается к матери. С какой стати мне было ей звонить?
– В каком часу вы обедали, мистер Тейер? – задал вопрос Карелла.
– В час. Думаю, приблизительно в это время. А в чем, собственно, дело?
– О чем вы, мистер Тейер?
– Да, просто так.
– А где вы обедали?
– В итальянском ресторане, рядом с работой.
– В каком?
– Послушайте!.. – начал было Тейер.
– Я вас слушаю...
– В чем, собственно, дело?
– Мистер Тейер, – Хейз был бесстрастен. – Ваша жена встречалась с другим человеком, похоже, что они вместе кончили жизнь самоубийством. Не ведь многое не всегда оказывается таким, каким выглядит на первый взгляд.
– Понятно.
– Поэтому мы и хотим удостовериться...
– Понятно, – снова повторил Тейер. – Вы полагаете, что я имею какое-то отношение к этому. Ведь так?
– Не обязательно, – объяснил Карелла. – Мы просто пытаемся выяснить, как и где вы провели вчерашний день.
– Ясно.
За столом наступило молчание.
– И все-таки, где вы обедали, мистер Тейер?
– Я что, арестован? – не выдержал Тейер.
– Ну что вы.
– У меня такое чувство, что вы расставляете мне ловушки. У меня нет больше желания отвечать на ваши вопросы.
– Почему же?
– Потому что я ко всему этому не имею ни малейшего отношения. А вы пытаетесь представить дело так, будто... будто. Черт возьми, что я, по-вашему, должен чувствовать? – его голос сорвался до крика. – Я вижу фотографию жены в газете, читаю, что она мертва и что... что она была, была. Вы, мерзавцы. Что я, по-вашему, должен чувствовать?
Он поставил на стол чашку, прикрыл лицо рукой, так чтобы не было видно слез, сидел тихий и молчаливый.
– Мистер Тейер, – Карелла заговорил с ним очень мягко. – Порядок расследования каждого случая самоубийства точно такой же, как и убийства. Мы опрашиваем людей, пишем отчеты для департамента...
– Да пошли вы к черту со своим департаментом, – возмутился Тейер, но продолжал сидеть, прикрыв глаза рукой. – У меня умерла жена.
– Да, сэр, мы понимаем.
– Тогда оставьте меня в покое. Вы ведь сказали, что мы пойдем выпить чашку кофе, а... это допрос с пристрастием.
– Нет, сэр, вы ошибаетесь.
– Тогда, что же это, черт побери? – не выдержал Тейер. Рука внезапно опустилась, глаза засверкали. – Она мертва! – закричал он. – Она была найдена в постели с другим. Чего же вы, черт возьми, хотите от меня?
– Мы хотим знать, где вы были весь вчерашний день. Только и всего, – пояснил Хейз.
– Обедал в ресторане под названием «Нино», в двух кварталах от работы, вернулся на службу часа в два, два тридцать. Работал до...
– Обедали одни?
– Нет, со мной был Говард.
– Ну а дальше что?
– Работал до четырех тридцати. Затем ко мне зашел Говард, сказал, что закончил работу и спросил, не пойти ли нам выпить. Я согласился. И мы зашли в бар на углу, под названием «Динтл». Я выпил два Роб Роя, а потом мы с Говардом прошлись пешком до метро. И я отправился прямо домой.
– Когда это было?
– Что-то около пяти тридцати.
– А потом что вы делали?
– Прочитал газеты, посмотрел новости по телевизору, потом сделал себе ужин из яичницы с ветчиной, надел пижаму, немного почитал и заснул. Сегодня утром я проснулся в семь тридцать. Ушел из дома, как всегда, в восемь. Купил газету по дороге в ресторан, за завтраком раскрыл ее и увидел фотографию Ирэн. Сразу же из ресторана позвонил ее матери, затем в полицию. – Тейер, помолчав, добавил с сарказмом: – А там были так любезны, что познакомили меня с вами, джентльмены.
– Все в порядке, мистер Тейер, – объявил Хейз.
– И больше вам от меня ничего не нужно?
– Нет. Простите, что мы вас расстроили, но у вас возникли вопросы, кое-что надо было выяснить.
– Я могу идти.
– Безусловно, сэр.
– Спасибо, – помолчав, Тейер спросил: – Могу я просить вас об одном одолжении?
– Что именно, сэр?
– Когда выяснится, кто этот человек... Томми. Ну, с которым ее нашли в постели, дайте мне знать.
– Пожалуйста, если хотите.
– Да, очень хочу.
– Хорошо. Мы вам тогда позвоним.
Они смотрели ему вслед, когда он, понурив голову, выходил из столовой, высокий, худой и сутулый.
– Что за черт, – проронил наконец Хейз. – Но мы обязаны задавать вопросы.
– Ничего не поделаешь, – подтвердил Карелла.
– И все-таки надо признать, Стив, неправдоподобно, что он уж совсем ничего не знал.
– Что ты хочешь сказать?
– Бог ты мой, его жена чуть ли не каждую неделю уходит к матери, проводит у нее ночь, а он даже не позвонит, чтобы проверить, так ли это. Никогда этому не поверю.
– Это потому, что ты не женат, – просто пояснил Карелла.
– Ну да!
– Я не прошу Тедди давать мне письменный отчет о том, где она бывает. Тут уж либо ты доверяешь кому-то, либо нет.
– А ты считаешь, что он ей доверял?
– Мне кажется, что да.
– Не стоила она его доверия, – не согласился Хейз.
– Есть такие чудеса на свете, что тебе и не снились, мой друг Гораций, – перефразировал Гамлета Карелла.
– Какие именно? – не понял Хейз.
– Любовь, например, – пояснил Карелла.
– Есть, конечно. И ты не можешь не согласиться, что в данном деле она – всему причина.
– Я этого не знаю.
– Ну если, конечно, это только не убийство.
– Не знаю. Не знаю, что принять, а что отвергнуть. Знаю только, что чувствую себя омерзительно, когда приходится вот так разговаривать с парнем, который сражен горем, а я не вполне уверен, что...
– Если только он и в самом деле сражен горем, – перебил Хейз. – И если только не он сам включил этот газ.
– Мы этого не знаем, – не согласился Карелла. – У нас нет улик.
– Вот поэтому-то мы и должны задавать вопросы.
– Несомненно. А иногда и отвечать на них, – он замолчал, затем вдруг лицо его помрачнело. – Я вчера ответил на вопрос девушки на карнизе, Коттон. Маленькой, испуганной, ошарашенной. Она искала ответ на свой самый большой вопрос, и я дал ей его. Я сказал ей: прыгай.
– Ну, ради бога...
– Это я велел ей прыгнуть, Коттон.
– Она бы все равно это сделал, что бы ты ей ни сказал. Девушка, которая выходит на карниз двенадцатого этажа...
– Ты был здесь в прошлом апреле, Коттон? Ты помнишь парня по прозвищу Глухой. Все эти комбинации и перетурбации, помнишь? Закон вероятности. Вспоминаешь?
– Ну и что из того?
– Я думаю о том, что могло бы случиться, если бы сказал я ей что-то другое. Предположим, вместо того, чтобы сказать: валяй, прыгай, – я бы посмотрел на нее и сказал: «Ты самая прекрасная девушка в мире и я люблю тебя. Пожалуйста, вернись в комнату!» – И ты думаешь, она бы прыгнула?
– Если она этого хотела, ничего не имело значения...
– А я все думаю о том, что было бы, если бы не я, а кто-нибудь другой, ты, например. Пит, Берт или Мейер, любой из вас, был у этого окна? Может быть, твой голос ей понравился бы больше моего? Может быть, Питер смог бы уговорить ее уйти с карниза. Может быть...
– Стив! Стив, какого черта ты в этом копаешься?
– Право, не знаю. Просто мне не доставило никакого удовольствия допрашивать Майкла Тейера.
– Мне тоже.
– Все это очень смахивает на самоубийство, Коттон.
– Знаю.
– Конечно, полностью ни в чем нельзя быть уверенным. Поэтому и приходится быть грубым, обманывать и притворяться.
– Валяй, копайся дальше, – Хейз произнес это резко и чуть было не добавил: «Почему бы тебе не возвратиться на участок и не написать заявление об отставке?» Но, взглянув через стол на Кареллу и увидев его встревоженный взгляд, вспомнил, что случилось все это только вчера, когда он сердито велел девушке прыгнуть. Он вовремя сдержал готовые слететь с языка слова об отставке. Вместо этого с усилием заставил себя улыбнуться и произнести:
