– И как я в чине шестого класса буду поправлять министра? – вопрошал Алексей Николаевич. – Кто меня послушает?
– Но ты и не коллежский регистратор! – отвечал Таубе. – Трудно все поменять, но многое в твоих силах. А уйдешь – кто заместо тебя останется?
– Да у нас половина департамента в смятении, лыжи настораживают, не знают, как дальше быть.
– Тяжело, понимаю, – кивнул генерал. – Самому стыдно, словами не описать. В Маньчжурии мы бежим, подобно зайцам. А в собственной столице проявляем чудеса героизма, расстреливая безоружных. Не для того армия нужна государству! Но… что делать? Ну, ты уйдешь, я уйду. Лучше станет России от этого?
В итоге Лыков остался на службе, но внутри него сломался какой-то важный стержень. Он начал стыдиться своей принадлежности к МВД. И задумываться, тому ли, кому следует, он давал присягу. А если жизнь вдруг поставит перед выбором? А если и ему однажды прикажут нажать на курок, когда с той стороны будут стоять не бунтовщики, а простые люди? Недовольные властью – а как можно быть ею довольным? – и требующие правды. Что тогда делать коллежскому советнику? Алексей Николаевич гнал от себя такие мысли; даст Бог, пронесет. К счастью, он был уголовный сыщик. А злодеи всех мастей подняли голову, желая воспользоваться сумятицей. Вал преступлений нарастал, как лавина в горах. И было не до сантиментов, только успевай поворачиваться.
В результате со службы ушел сам князь Святополк-Мирский. Правые назвали его Святополк Окаянный. Благодушного либерала сделали козлом отпущения за Кровавое воскресенье и выкинули прочь. Новым министром стал Булыгин, бывший московский губернатор. Человек из окружения «хозяина» Москвы, великого князя Сергея Александровича, он был мало подготовлен к столь ответственной должности. Порядочный, неглупый, с опытом администратора – но не государственного деятеля, Булыгин был еще и ленив. Он походил на покойного министра Сипягина: барин до мозга костей, добродушный и легкомысленный, не способный к тяжкому повседневному труду. Александр Григорьевич вступил в должность 20 января 1905 года. А за девять дней до этого на небосклоне власти засияла новая яркая звезда. Петербургским генерал-губернатором и командующим войсками столичного гарнизона был назначен Дмитрий Федорович Трепов. Еще один сотрудник Сергея Александровича, бывший московский обер-полицмейстер, он вдруг выскочил на первый план. Государь сразу дал ему диктаторские полномочия в столице. А поскольку все в России решалось именно там, Трепов сделался фигурой высшего разряда. Единокровный, но незаконный брат германского императора занял должность не по уму, однако самонадеянно мнил себя великим визирем[20].
Великий князь не успел воспользоваться тем, что два ближайших его сотрудника пошли в рост. 4 февраля его разорвало бомбой в собственной карете. Фрагменты тела Сергея Александровича потом долго находили в самых неожиданных местах: на крышах кремлевских корпусов, на куполах Чудова монастыря… Узнав о гибели бывшего патрона, Трепов ворвался в кабинет директора Департамента полиции Лопухина. Крикнул ему в лицо лишь одно слово: «Убийца!» – и выбежал вон. Лопухин за неделю до покушения отказался подписать ассигновку на усиление охраны великого князя. Теперь это стоило ему должности – он вылетел в эстляндские губернаторы.
Новым начальником Лыкова стал Сергей Григорьевич Коваленский. Правовед и судейский крючкотвор, он не знал розыскной прозы и испытывал к ней брезгливость. Дела в Департаменте полиции сразу замедлились, вал бумаг нарастал, а исполнители притихли. Настойчивость и решительность в службе сделались немодны и даже опасны. Текущие дела кое-как тащил вице-директор Зуев, крупные инициативы были отложены.
Центр принятия решений переместился из МВД в канцелярию генерал-губернатора. Властолюбивый и напористый Трепов один командовал всей правоохранительной системой. Но собственных идей у генерала сроду не водилось, он слушал всех подряд и в итоге ничего не предпринимал. Булыгин обиделся и самоустранился от вопросов политического сыска. А тут еще пронесся слух, что Трепова скоро сделают товарищем министра, заведывающим делами полиции. С оставлением в должности генерал-губернатора! При таком раскладе капризный Булыгин становился уже вовсе ширмой. С досады он переехал на министерскую дачу на Аптекарском острове и с утра до вечера играл там в винт с директором Департамента общих дел Ватаци. И это в то время, когда в России все кипело и волновалось.
Единственный настоящий знаток полицейского дела, Петр Николаевич Дурново, оставался в должности товарища министра. Но вместо борьбы с крамолой ему поручили заниматься почтой и телеграфом… На роль главного специалиста вышел тайный советник Рачковский. Враг Плеве, он год назад был уволен им с должности заведывающего заграничной агентурой Департамента полиции. Теперь при дилетанте Трепове Рачковский взял большую силу. Коваленский смотрел ему в рот, а министр играл в карты… Выходило, что сведения от Буффаленка Лыков должен был в первую очередь сообщить Рачковскому.
Сыщик хорошо знал Петра Ивановича и отдавал должное его опытности. В молодости тот был инициативен, смел, лично принимал участие в специальных операциях. В 1887 году помогал Лыкову дознавать, кто покушался в Германии на Благово[21]. Но за прошедшие с тех пор годы Рачковский заматерел, оброс связями. Он сыграл важную роль в установлении союзных отношений России с Францией, общался с президентами и министрами, успешно играл на бирже. И отвык от практической сыскной деятельности. Правда, в Особом отделе Департамента полиции сидел его человек, статский советник Гартинг. Тоже давний знакомый Лыкова, Аркадий Михайлович руководил Четвертым отделением, которое как раз и занималось борьбой со шпионажем. Но при существующем безвластии Гартингу требовалась команда сверху. Директора, Коваленского, он в грош не ставил, понимая, что тот фигура временная. В результате приятели разделились: Таубе пошел к генералу Ермолову, а Лыков отправился искать Рачковского.
Из соображений субординации начал он с визита к непосредственному начальству. Вице-директор Зуев выслушал рассказ коллежского советника внимательно. Аккуратный, трудолюбивый и всегда немного затурканный, Нил Петрович звезд с неба не хватал, но дело знал. Узнав о появлении в Одессе группы польских изменников, он почесал нос и пробормотал:
– Сволочи… Давно прибыли?
– В среду.
– Хм… Я могу, конечно, дать указание Аркадию Михайловичу. Но лучше, если это сделает Рачковский.
– Понимаю, Нил Петрович. Хочу согласовать с вами, что обращусь через вашу голову к нему.
– Считайте, что согласовали.
– Наш-то как, все любится?
Зуев смачно выругался. Коваленский женился вторым браком на разводке и поэтому уже третий день на службе не появлялся. Живут же люди! В стране такое творится, а директор Департамента полиции крутит амуры. Нет, это до добра не доведет…
Заручившись согласием начальства, Лыков по телефону отыскал Рачковского. Тот обнаружился в Зимнем дворце. Там поселился Трепов, якобы из-за угрозы покушения, но больше для демонстрации своей близости к государю. Петр Иванович жил со всесильным диктатором в одной квартире, чтобы всегда быть под рукой. Узнав, что у Лыкова важные новости, тайный советник назначил ему встречу в канцелярии генерал-губернатора. К Алексею Николаевичу, ученику Благово, он с давних пор относился с уважением.
Через полчаса сыщик сообщил Рачковскому то, что узнал из письма Буффаленка. Сослался при этом на личную агентуру – будто бы это она доставила сведения. Петр Иванович не удивился и заявил:
– Нам давно известно о соглашении между Пилсудским и япошками. Сейчас террористы на их деньги закупают оружие для восстания. Там кавказцы, финляндцы, поляки, да и наши не отстают. Но вербовка военнопленных – это что-то новое. Давно пришел пароход?
– Четыре дня назад.
– У кого списки прибывших?
Лыков развел руками:
– Не знаю. Я же уголовный сыщик – не моя вотчина.
Тайный советник схватил трубку телефона и приказал соединить его с Гартингом.
– Аркадий Михайлович! К вам сейчас подойдет Лыков. Да, Алексей Николаевич. Сообщит кое-что интересное. По вашей части! Примите меры. Все-все, какие сможете. Держите меня в курсе этого дела. Понадобится помощь – обращайтесь.
Положил трубку, поднялся, протянул коллежскому советнику руку. Тот пожал ее и, не выпуская, сказал:
– Жандармов бы еще, а? В департаменте сейчас бардак, Особый отдел всё законы читает, а дознанием никто не занимается.
Действительно, начальник отдела Макаров, из судейских, своей главной задачей считал соблюдение прав подследственных. Дело это, конечно, полезное, но, когда горит дом, посуду не берегут…
– Я прикажу Герасимову помочь вам с Гартингом, – сразу же согласился Рачковский. – Он ежедневно докладывает Трепову, будет и сегодня. Большой специалист! Хотя и несколько самонадеян…
