– Но почему? – настойчиво спрашивала Лена, которая во всем любила логичность и законченность. – Если вы так редко виделись и не были друзьями, то почему тебе будет без него трудно? В чем именно ты не сможешь без него обойтись?
«Дурак! – с досадой осадил себя Платонов. – Чего разболтался? Сентиментальный козел».
– Не обращай внимания на мою болтовню, – уклончиво пробормотал он, наклоняясь и обнимая Лену. – Он был хорошим человеком, и мне жаль, что он умер. Вот и все.
Он украдкой посмотрел на часы. Слава богу, уже почти половина двенадцатого, можно прекратить все разговоры и идти спать. Все-таки хорошо, что он остался здесь. Ему очень хотелось выговорится, сказать вслух, в полный голос о том, как ему больно. И еще ему очень хотелось помянуть Юрия Ефимовича Тарасова. Помянуть не тайком, наливая рюмку за дверцей холодильника и занюхивая водку рукавом, а открыто сказать хотя бы несколько добрых и искренних слов в память об этом человеке, и чтобы эти слова непременно хоть кто-нибудь услышал. Ему это удалось, и стало действительно легче.
Просторные начальственные кабинеты ушли в прошлое, теперь в моде были небольшие уютные рабочие комнаты. На легких черных «угловых» столах, пришедших на смену тяжелым монстрам из орехового дерева с зеленым сукном и вычурными завитушками, появились компьютеры, а вместо собраний сочинений классиков марксизма-ленинизма навесные полки и книжные шкафы ломились от литературы по экономике, финансам, компьютерным технологиям. Немалое место занимал и законодательный материал, и книги на иностранных языках.
Открыв дверь и войдя в комнату, Виталий Васильевич Сайнес в раздражении швырнул плащ на кресло для посетителей, уселся, не зажигая света, за стол и обхватил голову руками. Ему надо подумать, сосредоточиться и подумать. Как неожиданно все обернулось!
Тарасов умер. Несомненно, это хорошо. Хотя сам Тарасов ничем ему не мешал и вообще больше не работал в системе Минсредмаша, но без него как-то спокойнее. Он был слишком умен и слишком хорошо разбирался во всем, что связано с цветными и драгоценными металлами, поэтому в любой момент мог догадаться. Слава богу, пока не догадался. Теперь уж не догадается.
Плохо другое: Тарасов не просто умер. Он убит. И теперь милиция начнет искать того, кому это было выгодно. А кому это было выгодно? Кому мог насолить этот романтический дурачок, обладатель глубочайших и уникальных знаний, которые он так и не научился использовать на благо собственному карману? Навлек на себя гнев ревнивого мужа? Смешно! Не отдал вовремя долг какому-нибудь крутому дельцу? Еще смешнее. Тарасов в жизни рубля взаймы не взял. А если все-таки догадался? Может быть, поэтому и ушел из системы среднего машиностроения, чтобы развязать себе руки и начать шантажировать тех, кто остался? Но если Тарасова убили по этой причине, то почему же он, Виталий Васильевич Сайнес, ничего об этом не знает? Уж он-то должен был узнать в первую очередь! Кто-то темнит. Тарасов вошел с кем-то в контакт, потребовал себе долю за молчание. Этот кто-то его и убил. Но почему он не сказал о Тарасове остальным? Почему промолчал? Так не делают. Всегда в первую очередь бегут к подельникам, рассказывают, трясясь от волнения, о шантаже, требуют сообща придумать, как вести себя дальше. А просто взять на себя грех, уничтожить шантажиста потихоньку, не беспокоя остальных и ничего им не говоря, не требуя никакой помощи и даже не заявляя своих прав на больший процент от прибыли (мол, я больше вас всех рискую, на мне теперь труп висит), – это не укладывалось в голове у Виталия Васильевича. По его разумению, чтобы так себя повести, надо иметь очень серьезные, далеко идущие планы. И на первом месте в этих планах должно стоять устранение всех тех, с кем приходится делиться.
Сайнес почувствовал себя неуютно. Кто мог затеять такую игру? Во-первых, тот, кто перекрыл заводу финансирование, из-за чего рабочим нечем платить зарплату. Во-вторых, тот, кто по бартеру гонит этому заводу золотосодержащие отходы производства. В-третьих, та фирма, которая покупает у завода эти отходы в восемь раз дешевле реальной стоимости, но зато за наличные, что позволяет все-таки выплачивать рабочим деньги. И в-четвертых, тот, кто выдал этой фирме лицензию на право торговли цветными металлами и золотосодержащими отходами с зарубежными странами. Так кто же из них контактировал с Тарасовым? По чьему указанию его убили?
Запах свежезаваренного кофе приятно щекотал ноздри и создавал в помещении протокольного отдела какую-то совсем домашнюю обстановку. Прекращать работу было нельзя, деловые поездки зарубежных и отечественных бизнесменов не должны срываться из-за того, что кто-то почему-то убил Юрия Ефимовича Тарасова. Консультант третьей категории Светлана Науменко принимала посетителей, начальник отдела Игорь Сергеевич Шульгин осуществлял, как обычно, общее руководство, а Ирина Королева поила на кухне кофе свою однокурсницу Анастасию Каменскую и рассказывала короткую четырехдневную эпопею пребывания на службе нового заместителя начальника.
Настя слушала Ирину, и перед ее глазами вставал образ назойливого нелепого существа, не понимающего сути выполняемой им работы и не чувствующего, какое жуткое впечатление производит он на окружающих.
В первый же день Тарасов принялся наводить порядок, и начал он со стола начальника отдела Шульгина. Начальник в это время вместе с генеральным директором присутствовал на переговорах, Светлана Науменко подавала высоким договаривающимся сторонам кофе и напитки, а Ирина уехала в ОВИР, и шустрый Тарасов моментально пробрался в отгороженный ажурной стойкой с полочками уголок, где находился стол Шульгина и его компьютер.
– Игорь вернулся с переговоров, увидел свой стол и побелел, – рассказывала Ира, разливая кофе по маленьким изящным чашечкам. – Тебе сколько сахару?
– Два кусочка. А почему Шульгин так отреагировал?
– Да у него в столе какого только барахла не было. Презервативы, порнография, немытые рюмки, документы, которые должны быть подшиты в папки, а не валяться бог знает где. И вот представь, он приходит и видит, что все это аккуратненькими стопочками сложено у него на столе. Презервативы отдельной кучкой, порножурналы – отдельно, а сверху на них – открытки примерно такого же содержания. Рюмки отмыты до зеркального блеска и вынесены на кухню. Документы – отдельно, в папку сложены. Впечатление такое, что человек подглядывал в замочную скважину, как ты, к примеру, занимаешься любовью, а потом с невинными глазами начинает тебе советовать, как правильно держать ноги при этом. Ты понимаешь, Настя, ему и в голову не приходило, что то, что он делал, неприлично. Неприлично рыться в чужих вещах. Неприлично навязывать свой стиль жизни людям, которые много лет проработали вместе и выработали свои внутренние правила сосуществования. Неприлично целый день носиться по офису, не закрывая рта, и мешать всем работать. На него невозможно было сердиться, потому что он выглядел при этом очень искренним. Но и терпеть это сил не было. У меня в столе, например, не было ни одной бумажки, ни одной вещи, за которую я могла бы краснеть, даю тебе честное слово, но все равно мне прямо дурно сделалось, когда я увидела, как он с ним обошелся. Так что можешь себе представить, что почувствовал Шульгин, увидев свое хозяйство, выставленное на всеобщее обозрение.
– А Светлана? У нее он тоже навел порядок?
– Еще какой! Сначала все в столе разобрал, а потом в шкафу, где сложены протокольные флаги.
– Короче говоря, он вас всех достал, – резюмировала Настя, допивая свой кофе и ставя чашку на красивое маленькое блюдце.
– Что ты хочешь сказать? Что его убил кто-то из нас?
Настя молча полезла в сумку за сигаретами и долго рылась в ней в поисках зажигалки. – Послушай, – Ирина встала и отошла к противоположной стене, словно боялась в этот момент находиться рядом с бывшей сокурсницей. – Я, конечно, ни одного дня по специальности не работала, но кое-что из университетского курса помню. Ты подозреваешь меня в первую очередь, потому что я пришла необычно рано и обнаружила его, и при этом не было никаких свидетелей. Так? Ты думаешь, что он нашел у меня в столе что-то такое, что сделало его обладателем тайны, которую мне ни в коем случае нельзя было разглашать. Да? Ну скажи, Анастасия, я права?
Настя молчала. Да, Ирочка Королева была очень способной студенткой, и несмотря на то, что в течение двенадцати с половиной лет, прошедших после окончания юридического факультета, она не работала в правоохранительной системе ни одного дня, хватка у нее осталась. По крайней мере, она не превратилась в курицу, что очень часто случается с женщинами, которые забрасывают свою основную специальность ради семьи и детей.
