– Или нарваться на пулю, – сказал я. – Хогенауэр, похоже, очень много знает о нас. Тебе не приходило в голову, что обо мне он тоже все знает?
– Ага, – сказал Г. М., слегка кивая. – Конечно, Кен, это было первое, о чем я подумал. Но каким-то образом… я двигаюсь таинственными путями предопределенности. Возможно, ты заметил. И почему-то я не думаю, что ты в такой большой опасности… Я, кажется, слишком многого от тебя требую, особенно сейчас, и ты был бы совершенно прав, послав меня куда подальше… Кен, доверишься ли ты старику?
– Ладно, – пожал я плечами, – давайте покончим с этим. Когда мне начинать?
– Хорошо, – тихо сказал Чартерс. – Тебе лучше сначала что-нибудь поесть. Стемнеет не раньше десяти часов, но лучше начать около девяти с разведки местности. Сержант Дэвис записал для меня адрес Хогенауэра: «Лиственницы», Вэлли-роуд, где-то в Мортон-Эбботе. Слуга, как я уже говорил, отправится к девушке, и путь для тебя будет свободен. Ты, конечно, возьмешь машину, но мне нет нужды повторять, чтобы ты припарковал ее на некотором расстоянии от дома. Возьми машину Мерривейла или мою, если только Серпос ее не забрал…
Казалось, Г. М. был слегка встревожен.
– Серпос, – предположил он, – это твой секретарь, верно? Сильно прихрамывает. Тот парень, которого я видел здесь вчера вечером?
Чартерс был полон сарказма.
– Ты всегда был подозрительным малым, Мерривейл. Жуткое иностранное имя, ах, и легенда о злостном секретаре? Чепуха! Молодой Серпос такой же безобидный и незлобивый, как и вся его семья. Я довольно хорошо знал его отца. Серпос – армянин, но получил образование в Англии. Он работал в одном из банков Лондона, но со здоровьем у него было не слишком хорошо, и я нашел ему не очень тяжелую работу в более здоровом климате. Довольно забавный парень, – неохотно признал Чартерс, – и искусный подражатель, если его завести…
– Все равно это странное интернациональное рагу… – пробормотал Г. М., качая головой. – И раз уж мы затронули эту тему, Чартерс, кто этот доктор Антрим?
– Если ты кого-то здесь подозреваешь, я думаю, можешь спокойно об этом забыть. – Чартерс усмехнулся. – Антрим – ирландец. Он тебе понравится. Его жена – женщина поразительной красоты, слишком красивая, чтобы быть квалифицированной медсестрой, которой, я полагаю, она была до их женитьбы. Она помогает ему с работой. Конечно, жизнь провинциального врача очень скучна, даже наша жизнь интереснее…
Он замолчал с виноватым видом, когда мы услышали тяжелые шаги в холле. Г. М. сложил «набор взломщика» и только успел защелкнуть небольшую сумочку, как на веранде появилась высокая фигура.
– Послушайте, Чартерсы… – взволнованно начал новоприбывший и замолчал, увидев нас. – Извините, – добавил он. – Не знал, что у вас посетители. Прошу прощения. Как-нибудь в другой раз.
Я решил, что пришел, по всей видимости, доктор Антрим, и не ошибся. Это был худощавый, довольно неуклюжий молодой человек с волосами цвета красного дерева, веснушками и карими, как у добродушной коровы, глазами, тем не менее он производил впечатление профессионала. Его темная одежда была опрятной до чопорности. Очевидно, он только что вернулся с обхода, потому что в нагрудном кармане у него оттопыривался стетоскоп. Кроме того, что-то, по-видимому, сильно его беспокоило. Чартерс начал представлять нас друг другу.
И тут вмешался Г. М. Двигало ли им его слоновье чувство юмора, или он преследовал иную цель – я не знаю.
– Это, – сказал Г. М., указывая на меня, – мистер Батлер. Он возвращается в Лондон сегодня вечером.
– Да, конечно, – заметил Антрим без всякой связи со сказанным. – Прошу меня простить, джентльмены… э-э… ужин. Я сегодня не пил чая и очень проголодался. Да. – Затем он обратился, неестественно улыбнувшись, к Чартерсу: – Кажется, я потерял свою жену. Вы нигде поблизости не видели Бетти, полковник?
Чартерс с любопытством посмотрел на него:
– Бетти? Нет, с сегодняшнего утра – нет.
– Миссис Чартерс сказала, будто ей показалось, что она видела, как Бетти садилась в автобус. Э-э…
– Послушайте, – бесстрастно произнес Чартерс, – что, черт возьми, с вами происходит, дружище? Говорите внятно. Что случилось?
– Ничего плохого. Я просто поинтересовался.
– И все же… – раздраженно бросил Чартерс. – Обычно вас не волнует то, что Бетти садится в автобус.
Антрим взял себя в руки. По-видимому, ему в голову пришла какая-то мысль, и он решил развеять наши догадки. Он искоса взглянул на нас и заговорил более спокойно:
– О, я не думаю, что она бросила меня или что-то в этом роде. Дело в том, что произошла небольшая ошибка. Ничего важного, конечно, и это легко исправить, но, черт возьми, неудобно… – Он замолчал. – Полагаю, я должен рассказать. Дело в том, что два пузырька, похоже, не были поставлены на свое место или потерялись в аптечке. Я не думаю, что они пропали, они обязательно найдутся, но…
– Пузырьки? – резко сказал Г. М. и открыл глаза. – Какие пузырьки?
– Выглядит как халатность, и это меня не красит. Проблема в том, что обе бутылочки маленькие, примерно одинакового размера. И, глядя на них, можно подумать, что в них содержится одно и то же вещество. Конечно, они обе подписаны, так что никакого вреда быть не может. В одном пузырьке – бромистый калий, безобидное средство для успокоения нервов, в кристаллах. А в другом, к несчастью, – соль стрихнина, это легко растворимое вещество…
Повисла пауза. Лицо Г. М. оставалось невозмутимым, но я видел, как усердно он покусывает черенок своей трубки.
Глава третья
Ставни в пригородном доме
Было четверть десятого, когда я отправился в свое необычное путешествие. К тому моменту, когда маршрут до Мортон-Эббота, расположенного примерно в десяти милях отсюда, был для меня составлен, я съел тарелку бутербродов и выпил бутылку пива. Теперь все выглядело не так уж плохо: если повезет, смогу закончить дела и вернуться к Чартерсам в полночь, выбросив все из головы. Я едва ли осознавал то нервное напряжение, от которого внутри все кипело, и поэтому бутерброды показались мне невкусными, а пиво – пресным.
Я оставил Г. М. и Чартерса в кабинете последнего. Оба были очень обеспокоены тем, что сказал Антрим. Помню, выходя, я услышал слова Чартерса, тот обещал показать Г. М. некоторые вещественные доказательства по делу Уиллоби. Я также заметил, что на подъездной дорожке уже не было синего «хиллмана». Спрятав «набор взломщика» под ковриком в багажнике, поскольку я собирался использовать только отмычки и стеклорез, я забрался в «ланчестер» Г. M. – и вперед, навстречу большому приключению.
Было еще не очень темно. На западе виднелась полоска бледного чистого неба, но синяя дымка уже подернула ее, а внизу, вдоль главного шоссе, вспыхивали огни уличных фонарей. Улица, по которой я вел машину, была совсем не освещена. По обе стороны тянулись высокие живые изгороди, а за ними яблони в белом цвету. Я подъехал к месту, где дорога выходит на шоссе. Моим глазам предстало обычное зрелище: автобус останавливается возле уличного фонаря, и из автобуса выходит человек в белом льняном костюме. Затем в живой изгороди справа от меня раздался сильный треск. Кто-то сказал: «Тсс!» Сквозь живую изгородь просунулось знакомое веснушчатое лицо, которое казалось еще бледнее из-за сумерек. И когда я остановил машину, доктор Антрим положил руку на дверцу.
– Извините меня, – сказал он. – Я знаю, вы подумаете, это непростительная наглость, но дело весьма срочное. Моя машина сломалась, и нет времени ее чинить. Говорят, что вы сегодня вечером уезжаете в Лондон. Не могли бы вы подбросить меня до Мортон-Эббота? – Глаза доктора, казалось, излучали спокойствие.
– Мортон-Эббот… – сказал я, будто это название мне незнакомо. – Мортон-Эббот? В какой район Мортон-Эббота?
– Вэлли-роуд. Как раз на окраине. Это очень важно, – произнес Антрим, запуская палец под тугой воротник. – Дело в том, что там живет мой пациент. Его фамилия Хогенауэр. Это очень важно.
