Ознакомительная версия.
— Галя, вы только меня, пожалуйста, простите, — начала Наташа.
— Все нормально, у меня работа такая.
— Да нет, я не о том, — вздохнула Наташа, сделала паузу, а затем выпалила: — Галя, я вам наврала.
— Так, — хмуро сказала Романова.
— Вот уже месяц Виктор живет у меня.
— Наташа, ты расскажи по порядку, — подбодрила ее Галина.
— Я уже говорила, что после похорон Георгия Федоровича мы с Виктором возобновили наши отношения. Он был одержим идеей мщения, придумал себе каких-то непонятных врагов, которые довели до самоубийства его отца. Наверное, уже тогда надо было отвести его к психиатру. Но я же его любила… Люблю, — поправилась Наташа. — Я изо всех сил пыталась его сдерживать, успокаивала, говорила, что он просто очень подавлен случившимся и фантазирует. Но он упорно твердил свое. А однажды попросил меня принести из лаборатории один препарат — я даже особенно не удивилась, ведь он раньше так увлекался химией. Я просто подумала, что он впал в детство и хочет поставить некий опыт. И только что-то меня легонько кольнуло: вещество-то взрывчатое.
— Так-так, — кивнула Галя.
— Потом он попросил еще. Я уже начала что-то подозревать, однажды навела разговор на это и, что называется, прижала его к стенке. Он признался, что сооружает «взрывающиеся письма» и рассылает этим самым «врагам», которых он себе придумал. Он назвал это «месть в конверте».
— Ну и что было дальше?
— Я пыталась отговорить его продолжать. Не спала несколько ночей, плакала. Он упорно требовал от меня новых препаратов… знаете, как жены наркоманов крадут морфий?
— Ты понимаешь, что ты теперь соучастница преступлений, которые совершил гражданин Виктор Жаворонков? Тебя будут судить. И скорее всего, посадят!
В ответ на это Наташа начала тихо, беззвучно плакать.
— Такая у нас, у русских баб, доля, — чуть слышно прошептала она.
— Ладно, Наташенька, не строй из себя жену декабриста.
— Я его люблю, — упрямо повторила она. — Я не могла ему отказать. И тем более не могла его выдать.
— Что же изменилось? Почему ты позвонила мне и рассказала все это?
— Потому что я боюсь за него. Мне кажется, он задумал что-то страшное.
«А все, что было до сих пор, — это что-то вроде игры в жмурки», — сердито подумала Галя, но вслух не сказала ничего.
— Расскажи.
— Вчера он исчез на весь день. Пришел поздно, притащил большой чемодан. Вел себя как-то странно, как будто пьяный был, хотя я-то знаю, что после ранения он не пьет. Я спросила его: «Что в этом чемодане?» А он не ответил, только засмеялся нервно и сказал: «Все будет хорошо, моя девочка! Скоро все будет очень хорошо». Я начала плакать, тогда он принялся целовать меня и утешать. Потом мы занялись любовью. — Наташа покраснела.
«Стыдливая ты наша», — довольно зло подумала Галина.
— Я уснула, проспала несколько часов, потом проснулась оттого, что Вити рядом нет. Он заперся в маленькой комнате и, судя по звукам, что-то там мастерил. Впустить меня отказался. Потом я слышала, что у него начался приступ, а в моменты приступов он предпочитал быть один: стеснялся. Я постаралась снова уснуть, а когда проснулась, увидела, что его нигде нет, он ушел.
— Куда?
— Если бы я знала куда, — вздохнула Наташа. — Но я очень, очень за него волнуюсь. Я боюсь, что он затеял что-то страшное.
— Например?
— Мне кажется, он планирует какой-то большой, глобальный взрыв.
— А подробнее? — Внутри у старшего лейтенанта похолодело.
— Я ничего не знаю, Галечка, милая, поверьте. И пожалуйста, извините меня, что я вас обманывала. Это ужасно некрасиво, но я думала, так будет для него лучше.
— А для других?
— Что?
— Да так, ничего.
Ситуация становилась критической и требовала действия.
— Наташа, можно мне позвонить?
— Да-да, конечно!
Галя начала набирать номер Грязнова. Черт, начальник не отвечает. Но медлить нельзя. Следовательно, нужно звонить напрямую — самому Александру Борисовичу Турецкому.
Какое хрупкое утро. Май, чудесный месяц май. Сегодня все свершится. Этот великий час наступил, и возмездие настигнет тех, кого оно должно настигнуть.
Мне немного трудно, но моя ненависть будет питать меня и не давать мне сдаться. Я ненавижу. Ненавижу свою мать, эту лживую и продажную женщину. Ненавижу эту женщину, которая погубила моего отца, одного из самых чистых людей, кого я знал.
Наверное, это ненормально — так ненавидеть собственную мать. Да, возможно. Значит, я — ненормален. Да это и немудрено: после всего, что я прошел в жизни, после моего ранения, моей контузии, разве можно оставаться нормальным? Иногда я спрашиваю себя: как же так? Ведь это именно она произвела меня на свет божий. Воспитывала — и, наверное, по-своему любила, пока я не наскучил ей и пока она не переключилась на своих любовников. Да! Все так. Именно поэтому я заплачу свою цену — страшную цену — за право отомстить за невинно погибшего отца. Я часть ее, я часть этой женщины, и я уйду вместе с ней. Я просто не имею права отпустить ее на тот свет, оставшись здесь. Нет-нет, мы уйдем вместе! Все должно быть по справедливости.
Я чувствую на себе эту волнующую тяжесть… Пояс шахида сработан наилучшим образом. О да! Арабские террористы просто дети и дилетанты по сравнению со мной. А я профессионал. Я изучил эту науку, нет, это искусство, отточил свое мастерство, и вот теперь настал мой звездный час! Как все-таки хорошо, что на черном рынке сегодня можно купить все, что угодно. И как удачно, что в нашем доме, точнее, в доме моего отца остались еще ценности, которые можно поменять на тротил.
Итак, все сделано очень качественно. Взрыватель выведен на маленький пульт, который я буду держать в руке, а на том пульте всего одна кнопка. И когда я нажму ее, мы взлетим в это прозрачное майское небо — я и эта женщина, — и там, наверху, я соединюсь с моим отцом. Это будет самая последняя и самая торжественная вспышка. Экстаз, феерия. Как говорят музыканты — кульминация. Обидно, что наверняка не обойдется без случайных жертв, но что поделать — а ля гер ком а ля гер. На войне как на войне. А война идет давно, просто не все это замечают. Здесь — мы, а там — они. Вот и все.
Хорошо и то, что во избежание неожиданностей я прикупил ствол — небольшой, удобный, привычный ПМ. Это на случай, если кто-то будет пытаться помешать мне совершить то, что я должен совершить.
Кого действительно жалко — так это Наташку. На кой черт она связалась со мной? И что она теперь будет делать? В участи вдовы мало веселого. Может быть, нужно было и ее взять с собой, туда? Но теперь, наверное, уже поздно.
Итак, осталось совсем немного. Я покидаю этот несправедливый мир, покидаю без сожаления, удовлетворенный тем, что я сделал, и тем, что собираюсь сделать. Да-да, мне действительно нисколько не жаль уходить, но просто я хочу напоследок запомнить это утро.
Это хрупкое майское утро.
В то хрупкое майское утро Лариса Евгеньевна Белянко проснулась раньше обычного. Что-то не ладилось у благополучной внешне и лишь слегка придавленной жизнью сорокалетней москвички. Что-то смутно томило ее, что-то беспокоило.
То ли это был Макс, ее друг — по-современному бойфренд, а по-старомодному — любовник. Макс был моложе ее на семь лет, играл на бас-гитаре в рок-группе, носил немыслимую прическу и слыл человеком непредсказуемым и ненадежным во всех отношениях. Не исключено, что он ей изменял. Живя с ней вместе, в одной квартире, одной семьей, никогда не приносил денег, однако регулярно требовал обед. Одним словом, тот еще кадр. Но Лариса ничего не могла с собой поделать: она была живой и нестарой еще женщиной, женщиной во всех своих проявлениях, и каждый раз, когда она видела своего Макса, какое-то жгучее волнение внутри ее хрупкого, гибкого тела заставляло ее забыть обо всем. Обо всем на свете…
То ли это была ее дочь Мария, семнадцати лет; может, это она беспокоила Ларису и лишала сна. Маша за последние год-два превратилась из гадкого утенка в гибкую — в маму — и очень соблазнительную девицу с пронзительными глазами; и вот теперь некий неопрятного вида юноша так и увивается вокруг нее… Спит она с ним или не спит? Наверняка спит! Спросить, что ли? Так ведь пошлет она ее, свою мамашу, ко всем известным ей чертям, и будет права. А в последнее время что-то уж совсем молчаливая стала — как бы не залетела, дура малолетняя. Ой, чур меня, чур! Даже вслух произнести страшно.
То ли это был бывший муж — Святослав, программист, довольно прилично помогающий им деньгами, но периодически придумывающий какие-то безумные проекты, касающиеся их дочери, либо же вообще впадающий в истерику и грозящий снять с субсидии.
Так, в сумбуре утренних мыслей и тревог, Лариса начала собираться на работу. Она не знала, что волнения ее проистекали из того, что смерть подошла к ней сегодня очень близко, так близко, как никогда раньше. Никто не знает своего часа, но именно сегодня шансы на то, что это нежное утро станет в ее жизни последним, были велики, как никогда. Впрочем, неведение по-своему блаженно…
Ознакомительная версия.
