Ознакомительная версия.
Глава 10 ИНТИМНАЯ ЖИЗНЬ ПУБЛИЧНОГО ЧЕЛОВЕКА
По утверждениям врачей, состояние губернатора Сокольского стало значительно лучше, именитого пациента перевели из реанимации в отдельную палату. Александр Борисович узнал это от его жены, которая позвонила вечером. Она сказала, что Аристарх Васильевич опять настоятельно просит московского следователя навестить его на следующее утро.
– Анастасия Антоновна, ваш муж знает о гибели Корсарина?
– Я всячески скрываю это от него. Попросила врачей, чтобы кто-нибудь случайно не проговорился. В его состоянии подобная весть может вызвать нежелательную реакцию.
– Пусть врачи предупредят всех посетителей, чтобы не говорили про трагическое происшествие.
– И об этом сто раз просила.
Когда Турецкий советовал оградить больного от неприятной новости, им двигало не только человеколюбие. Можно было предположить, что губернатор захочет сделать какие-то, к сожалению, предсмертные признания. В такие мгновения люди проявляют феноменальную откровенность, им хочется облегчить душу. Иногда умирающие говорят не только о своих прегрешениях, но и о проступках других людей. Как знать, если губернатор будет знать про гибель Корсарина, не припишет ли он ему преступления других людей. Мол, Владиславу Игоревичу теперь все равно, а другим еще жить и жить. Так пусть их участь будет по возможности облегчена. И делается это из самых лучших, гуманных соображений: пускай кому-то на белом свете станет лучше, тогда люди помянут меня добрым словом.
Поздно вечером Александру Борисовичу позвонил директор краеведческого музея Глейзер и тоже передал просьбу губернатора.
– Обязательно приду, Матвей Семенович. Вы с ним сегодня виделись?
– Да.
– Аристарх Васильевич случайно не сказал вам, о чем хочет поговорить со мной?
– Даже не намекнул.
– Ведь мы с губернатором не знакомы, и вдруг он зовет именно меня.
– Думаю, в данном случае он обратил внимание на должность. Наверное, ему нужен опытный человек, который поможет разобраться в неких хитросплетениях. Вы сможете провести аналогии, сделать на основе этого правильные выводы.
– Если и говорить о моем опыте, то он, прежде всего, связан с криминальным миром, с множеством преступлений.
– А кто сказал, что вас ожидает благостный разговор?
Палата напоминала малогабаритную квартиру – с кухней, спальней и гостиной, где следователь застал Аристарха Васильевича утонувшим в большом кожаном кресле. Такое гигантское кресло делало любого сидящего в нем миниатюрным. Чего уж говорить о сильно похудевшем, осунувшемся Сокольском. Казалось, что в кресле сидит ребенок.
При появлении гостя он, несмотря на уговоры не беспокоиться, встал и даже пытался пойти ему навстречу. Однако Турецкий предупредительно почти подбежал к нему, чтобы не вынуждать губернатора показывать свою беспомощность. Тот делал все очень медленно, чувствовалось, у него мало сил и он старается это скрыть.
– Рад, очень рад наконец вас видеть, – медленно произнес он. Голос у него был неожиданно зычным. Легко представить, как трепетали перед Сокольским подчиненные, заслышав раскаты его баса. – Надеялся, вы без приглашения зайдете ко мне, представитесь. Но…
– Мы прибыли по конкретному делу, а когда нет результатов, стоит ли отнимать время у занятого человека. Думал, закончим, тогда и отчитаемся непосредственно вам.
– Да нет, не поэтому избегали вы меня, – усмехнулся губернатор. – Я ведь у вас нахожусь в подозреваемых. Поэтому и чурались. Или я не прав?
Турецкий неопределенно пожал плечами, и Аристарх Васильевич продолжил:
– Что касается окончания дела, то здесь, думаю, мои показания способны сыграть далеко не последнюю роль. Тут меня за язык тянуть не надо, сам расскажу, охотно поделюсь тем, что знаю. Однако, – он многозначительно поднял указательный палец, – с условием.
– С каким?
– Простым и очевидным. Хочу, чтобы вы гарантировали неприкосновенность моей семьи.
– А что… – начал Александр Борисович, однако Сокольский шустро перебил его:
– Нет, нет, нет. Они уголовщиной не занимаются, так сказать, простые обыватели, мирные люди. Только у нас принято, что новая метла метет всех подряд. В первую очередь меня беспокоит дочь и зять. Они видные коммерсанты, владеют рядом предприятий. Зять возглавляет телевизионный канал. При нынешнем расслоении общества каждый общественный человек имеет массу недругов.
– Аристарх Васильевич, я вас прекрасно понимаю. Но и вы тоже должны понять меня. Какие гарантии я могу дать? Ведь я в вашем городе человек пришлый, у меня нет решающего голоса. Только совещательный.
– Вот на совещаниях все и скажете. К вам прислушиваются. Я ведь сам тьму-тьмущую совещаний проводил в своей жизни и точно знаю: когда говорит столичный гость, к его словам обязательно прислушиваются.
– Все-таки я не могу обещать ничего твердо.
– Вот-вот, – просипел Сокольский внезапно ослабевшим голосом, – нет у вас ко мне полного доверия. Считаете, раз номенклатурщик, аппаратчик, значит, человек – барахло, винтик в огромной машине. Окружение его и того позорней, с ними вообще не стоит церемониться. А напрасно – как правило, это люди образованные и трудолюбивые. Нескромно, например, хвалить дочь, а вот о зяте скажу. Человек хорошо владеет тремя языками. Это ведь тоже не с неба свалилось. Можно представить, сколько времени Виталий провел за учебниками и занятиями с преподавателями. Разве это согласуется с образом жизни золотой молодежи, беспрерывно гуляющей в ресторанах на родительские денежки? Он рестораны начал посещать недавно, а до этого ни выходных, ни свободных вечеров, ни походов в гости, ни поездок на дачи. Человек вкалывал – учился, потом трудился, зарабатывал первоначальный капитал. А на него смотрят, как на ворюгу, живущего на неправедные деньги.
– Аристарх Васильевич, я не понимаю, зачем вы мне это все говорите?
Я к тому клоню, что родственники мои, прежде всего, хорошие эрудированные люди, и только в таком качестве вы должны их рассматривать.
– Обязательно учту это ваше желание, – пообещал Турецкий.
Голос его прозвучал настолько убедительно, что губернатор сразу успокоился. Это было заметно по тому, как он, откинувшись в кресле, устало прикрыл глаза – сделал небольшую передышку перед очередным усилием. Было заметно, что слова даются ему с большим трудом.
– Значит, цель вашего следствия – разыскать отравителя Ширинбекова и Самощенко, – произнес он после минутной паузы. – Кажется, я знаю этого человека. Это не сотрудники милиции, не работники ресторана «Стратосфера». Однако прежде, чем назову это имя, хочу поведать вам историю об одном периоде своей жизни. Начался он примерно через год после моего первого вступления в губернаторскую должность. Сейчас я работаю второй срок, он скоро заканчивается. Стало быть, наше знакомство произошло лет семь назад. Был я тогда, что называется, мужчина в соку, и многие женщины поглядывали на меня с вожделением. К тому же моя Анастасия Антоновна делала из меня буквально плейбоя. Она тщательно следила, чтобы я – глава большого региона – был одет в самые модные и дорогие костюмы, был хорошо подстрижен и побрит, пользовался отличным парфюмом. Когда я в шутку спрашивал ее, не боится ли она соперниц, Настя только смеялась. «Ты находишься на виду – говорила, – тебе при всем желании не удастся уединиться с какой-нибудь красоткой. Если не папарацци, то собственные охранники помешают».
Честно говоря, я и сам не помышлял о каких-либо интрижках. С Настей мы уже почти тридцать лет, и все это время жили душа в душу, без серьезных конфликтов. Жена для меня по-прежнему самая красивая и желанная женщина. К тому же у меня не такой характер, чтобы разрываться на два фронта. Таить, юлить, обманывать, постоянно держать себя в напряжении из-за боязни проговориться – это все не для моих нервов. Спокойствие дороже.
Так искренне считал я до тех пор, пока случайно не познакомился на одном из очередных банкетов с молоденькой журналисткой Угловой…
Дальнейшую часть своего монолога Аристарх Васильевич посвятил описанию внешности журналистки. Делал он это достаточно многословно, однако это было следствием не тщательности, а постоянных повторов. Во всяком случае, Турецкому удалось понять, что у Алены Угловой было очаровательное лицо, а ноги слегка полноваты. Это не соответствовало классической красоте, однако делало фигуру очень сексуальной, и Алена сама это прекрасно сознавала. Поэтому она крайне редко носила брюки, предпочитала юбки, причем такие короткие, о которых все ее ровесницы, даже с изящными ногами, и думать забыли.
– Она вела в газете светскую хронику. Я и раньше обращал на нее внимание, так как эта очаровательная женщина выделялась на общем фоне. Именно в толпе я ее и видел. А однажды мы случайно разговорились. То есть тогда мне показалось, что случайно, потом я в этом очень сильно сомневался. Так либо иначе на одном из банкетов, не сначала, а во второй половине, когда все были изрядно навеселе и чувствовали себя раскованно, Алена оказалась за столом рядом со мной. Улыбчивая и говорливая, она ухаживала за мной, я имею в виду, подкладывала мне еду, наливала питье. Я с благодарностью сказал ей, что она ведет себя по-хозяйски. «Ну что вы! – улыбнулась она. – Здесь я всего лишь гостья. Если бы вы увидели, как я хозяйничаю дома…» Мне ничего не оставалось, как высказать желание убедиться в этом собственными глазами. «Я все-таки губернатор, и мне хочется знать, как живут мои подданные», – пошутил я. Она улыбнулась: «Ловлю вас на слове. Если вы не сдержите свое обещание, я как журналистка могу обвинить вас в излишнем популизме».
Ознакомительная версия.
