Ознакомительная версия.
Он постучал костяшками себе по лбу.
— Но вы недолго колебались.
— Да, как поглядел я на него — тут и сказал себе, что лучше уж сразу с ним покончить. И выстрелил.
Мауритсон смолк.
— А дальше?
— Это я вас спрашиваю, что было дальше. Я не знаю. Промахнуться было невозможно, но в первую минуту мне показалось, что я промазал. Свярд исчезает, а окно закрывается, раз-два, и закрыто. Штора ложится на место. Все выглядит, как обычно.
— И что же вы сделали?
— Поехал домой. Что мне еще было делать. А дальше каждый день открываю газету — ничего! День за днем ни слова. Непостижимо! Я ничего не мог понять. Тогда не мог, а теперь — и вовсе…
— Как стоял Свярд, когда вы стреляли?
— Как… Наклонился вперед малость, правую руку поднял. Должно быть, одной рукой держал щеколду, а другой опирался на подоконник.
— Где вы взяли пистолет?
— Знакомые ребята купили кое-какое оружие за границей, по экспортной лицензии, а я помог им ввезти товар в страну. Ну, и подумал, что не мешает самому обзавестись шпалером. Я в оружии не разбираюсь, но мне понравился один из их пистолетов, и я взял себе такой же.
— Вы уверены, что попали в Свярда?
— Конечно. Промазать было немыслимо. А вот потом ничего не понятно. Почему не было никаких последствий? Я несколько раз проходил мимо дома, проверял — окно закрыто, как всегда, штора спущена. В чем дело, думаю, — может, все-таки промахнулся? А там новые чудеса пошли, черт-те что. Полный сумбур, чтоб мне провалиться. И вдруг ваша милость является и все знает.
— Кое-что могу объяснить, — сказал Мартин Бек.
— Можно я теперь задам несколько вопросов?
— Конечно.
— Во-первых: попал я в старикана?
— Попали. Уложили наповал.
— И то хлеб. Я уж думал, что он сидит в соседней комнате с газеткой и ржет, аж штаны мокрые.
— Таким образом, вы совершили убийство, — сурово произнес Мартин Бек.
— Ага, — невозмутимо подтвердил Мауритсон. — И остальные мудрецы — мой адвокат, например, — то же самое твердят.
— Еще вопросы?
— Почему всем было плевать на его смерть? В газетах ни строчки не написали.
— Свярда обнаружили только много позже. И сначала решили, что он покончил с собой. Так уж обстоятельства сложились.
— Покончил с собой?
— Да, полиция тоже иногда небрежно работает. Пуля попала ему прямо в грудь, это понятно, ведь он стоял лицом к окну. А комната, в которой лежал покойник, была заперта изнутри. И дверь, и окно заперты.
— Ясно — должно быть, он потянул окно за собой, когда падал. И щеколда сама на крюк наделась.
— Да, пожалуй, что-то в этом роде. Удар пули такого калибра может отбросить человека на несколько метров. И даже если Свярд не держал щеколду, она вполне могла надеться на крюк, когда захлопнулось окно. Мне довелось видеть нечто подобное. Совсем недавно.
Мартин Бек усмехнулся про себя.
— Ну что же, — заключил он, — будем считать, что в основном все ясно.
— В основном все ясно? Скажите на милость, откуда вам известно, что я думал перед тем, как выстрелить?
— Вот это как раз была просто догадка, — ответил Мартин Бек. — У вас есть еще вопросы?
Мауритсон удивленно воззрился на него.
— Еще вопросы? Вы что — разыгрываете меня?
— И не думал.
— Тогда будьте добры объяснить мне такую вещь. В тот вечер я отправился прямиком домой. Положил пистолет в старый портфель, который набил камнями. Обвязал портфель веревкой — крепко обвязал, как следует, — и поставил в надежное место. Но сначала снял глушитель и раздолбил его молотком. Он и вправду был на один раз, только я его не сам сделал, как вы говорите, а купил вместе с пистолетом. На другое утро я доехал до вокзала и отправился в Сёдертелье. По пути зашел в какой-то дом и бросил глушитель в мусоропровод. Какой дом, и сам теперь не припомню. В Сёдертелье сел на моторную лодку, которая у меня там обычно стоит, и к вечеру добрался на ней до Стокгольма. Утром забрал портфель с пистолетом, опять сел в лодку и где-то аж около Ваксхольма бросил портфель в море. Прямо посреди фарватера.
Мартин Бек озабоченно нахмурился.
— Все было точно так, как я сейчас сказал, — запальчиво продолжал Мауритсон. — Без меня никто не может войти в мою квартиру. Ключа я никому не давал. Только два-три человека знают мой адрес, а им я сказал, что на несколько дней уезжаю в Испанию, перед тем как занялся Свярдом.
— Ну?..
— А вы вот сидите тут, и вам все известно, черт возьми. Известно про пистолет, который я самолично вот этими руками в море утопил. Известно про глушитель. Так вы уж будьте любезны, просветите меня.
Мартин Бек задумался.
— Где-то вы так или иначе допустили ошибку, — сказал он наконец.
— Ошибку? Но ведь я же вам все рассказал, ничего не пропустил. Или я уже не отвечаю за свои поступки, черт дери? Что?..
Мауритсон пронзительно рассмеялся, но тут же оборвал смех:
— Ну конечно, и вы хотите меня подловить. Только не думайте, что я повторю эти показания на суде.
Опять зазвучал истерический хохот.
Мартин Бек встал, открыл дверь и жестом подозвал конвоира:
— У меня все. Пока все.
Мауритсона увели. Он продолжал смеяться. Приятным этот смех нельзя было назвать.
Мартин Бек открыл тумбу письменного стола, быстро перемотал конец ленты, вынул бобину из аппарата и прошел в штаб спецгруппы.
Он застал там Рённа и Колльберга.
— Ну? — спросил Колльберг. — Понравился тебе Мауритсон?
— Не очень. Но у меня есть данные, чтобы привлечь его за убийство.
— Кого же он еще убил?
— Свярда.
— В самом деле?
— Точно. Он даже признался.
— Послушай, эта лента, — вмешался Рённ, — она из моего магнитофона?
— Да.
— Ну так тебе от нее не будет проку. Аппарат ведь не работает.
— Я его сам проверил.
— Точно, первые две минуты он пишет. А потом звук пропадает. Я вызвал на завтра монтера.
— Вот как. — Мартин Бек поглядел на ленту. — Ничего. Мауритсон все равно уличен. Леннарт же сам сказал, что оружие, из которого совершено убийство, неопровержимо указывает на него. Ельм говорил вам, что на пистолет был надет глушитель?
— Говорил. — Колльберг зевнул. — Но в банке Мауритсон обошелся без глушителя. Скажи лучше, почему у тебя лицо такое озабоченное?
— С Мауритсоном что-то неладно, — ответил Мартин Бек. — И я не могу понять, в чем дело.
— А тебе непременно подавай глубокое проникновение в человеческую психику? — поинтересовался Колльберг. — Собираешься писать диссертацию по криминологии?
— Привет, — сказал Мартин Бек.
И вышел.
— А что, время у него будет, — заметил Рённ. — Вот станет начальником управления, и знай себе сиди строчи.
Дело Мауритсона рассматривалось в Стокгольмском суде. Он обвинялся в убийстве, вооруженном ограблении, махинациях с наркотиками и иных правонарушениях.
Обвиняемый все отрицал. На все вопросы отвечал, что ничего не знает, что полиция сделала его козлом отпущения и сфабриковала улики.
Бульдозер Ульссон был в ударе, и ответчику пришлось жарко. В ходе судебного разбирательства прокурор даже изменил формулировку «непреднамеренное убийство» на «преднамеренное».
Уже на третий день суд вынес решение.
Мауритсона приговорили к пожизненным принудительным работам за убийство Гордона и ограбление банка на Хурнсгатан. Кроме того, его признали виновным по целому ряду других статей, в том числе как соучастника налетов шайки Мурена.
А вот обвинение в убийстве Карла Эдвина Свярда суд отверг. Адвокат, который поначалу не проявил особой прыти, здесь вдруг оживился и раскритиковал вещественные доказательства. В частности, он организовал новую экспертизу, которая подвергла сомнению результаты баллистического исследования, справедливо указывая, что гильза слишком сильно пострадала от внешних факторов, чтобы ее с полной уверенностью можно было привязать к пистолету Мауритсона.
Показания Мартина Бека были сочтены недостаточно обоснованными, а кое в чем и попросту произвольными.
Конечно, с точки зрения так называемой справедливости это большой роли не играло. Какая разница, судить ли Мауритсона за одно или за два убийства. Пожизненное заключение — высшая мера, предусмотренная шведским законодательством.
Мауритсон выслушал приговор с кривой усмешкой. Вообще он на процессе производил довольно странное впечатление.
Когда председатель спросил, понятен ли ответчику приговор, Мауритсон покачал головой.
— Коротко говоря, вы признаны виновным в ограблении банка на Хурнсгатан и в убийстве господина Гордона. Однако суд не признал вас виновным в убийстве Карла Эдвина Свярда. Вы приговорены по совокупности к пожизненному заключению и будете содержаться в камере предварительного заключения, пока приговор не вступит в силу.
Когда Мауритсона уводили из зала суда, он смеялся. Люди, видевшие это, пришли к выводу, что только закоренелый преступник и редкостный негодяй, совершенно не способный к раскаянию, может проявлять такое неуважение к закону и суду.
Ознакомительная версия.
