– Быстрее! – Сестра засеменила по лестнице. – С ума можно сойти! Больной не дает делать переливание крови, пока не явится какой-то Ячко. А у самого уже и пульса нет, кровью истек.
– Кто? Как фамилия?
– Псих ненормальный – его фамилия! – Сестра бежала по длинному коридору. – Нам приносят истекающего кровью человека, мы у него фамилию спрашиваем? Входите!
Крячко вошел в палату, белые халаты расступились. Станислав увидел серое лицо, клок черных волос, торчащий нос, узнал Котова.
– Делайте переливание! Немедленно! – кричал какой-то толстяк, судя по его пунцовому лицу, у него крови было предостаточно.
– Переливание, Гриша! – сказал Крячко. – Иначе ты не сумеешь мне ничего сказать и сорвешь операцию.
– Какая операция? – кричал красномордый. – Кровь немедленно, мы его до операционной не довезем! Какой идиот распорядился привезти его в палату? Его следовало класть на стол немедленно. И кровь! Кровь!
Котов приоткрыл глаза, увидел Станислава и улыбнулся.
– Я здесь, и все будет в норме! Гриша твоя основная задача – принять кровь. Сделай это для нас! Держись!
– Хорошо говоришь, – шептал врач, подталкивая Станислава. – Говори, не давай ему уходить, продержись хоть немного.
– Ты классный сыщик, Григорий! Я знал, ты нас не подведешь и выйдешь на подонка.
Григорий хотел что-то сказать, но Станислав опередил:
– Гриша, ты молодец, но старших не перебивают. Ты потерпишь, когда местный генерал разрешит, ты мне все расскажешь.
– Пульс! – сказала сестра.
– Везите! – Маленький краснолицый врач грубо оттолкнул Крячко.
Каталку повезли в операционную, рядом бежала сестра, поддерживала какой-то сосуд с прозрачным раствором. Люди в белых халатах вытеснили Станислава в коридор; понимая, что в ближайшее время с Котовым не поговорит, полковник спустился на первый этаж, где инспектор ГАИ разговаривал с молодым парнем в штатском, но явно с милицейской физиономией.
– А, приятель! – Гаишник распахнул объятия. – Думал, едешь в Склиф, так людей можно давить?
– Вы к раненому приехали? – спросил молодой, доставая муровское удостоверение.
Станислав оглянулся, увидел дверь с буквой М, двинулся в туалет, приговаривая:
– Самое подходящее место для ментовских разборок.
– Я уже на тебя времени потерял, никакой зарплаты не хватит, – входя следом за Станиславом в туалет, сказал гаишник, но тут же столкнулся со взглядом Крячко, почуял, что не туда попал, и уже миролюбиво закончил: – Менты тоже люди, понимаю, но вы бы хоть свой «мерс» переставили, «Скорым» мешаете.
– Переставь и не забудь вернуть. – Крячко протянул гаишнику ключи от машины, повернулся к молодому инспектору, предъявил свое удостоверение, кивнул:
– Рассказывай.
– Товарищ полковник…
– Товарищи в компартии заседают, а я – господин полковник. Слушаю вас, лейтенант.
– Господин полковник, может, в МУР подъедем, вы с начальством поговорите. – Парень оглядел туалет. – История серьезная, а место здесь не совсем подходящее…
– Короче, парень, ты не знаешь, что мне можно говорить, а чего нельзя. Понимаю, по-своему ты прав.
Доброжелательный тон полковника подействовал на молодого опера ободряюще.
– Господин полковник, вы когда-то тоже были лейтенантом.
– Лучше не говори, – Станислав взглянул на потолок, где-то там, наверху, оперировали Григория.
– Ваш сотрудник человека убил… Капитана ФСБ.
– Молодец, Григорий, не знал, что он так здорово стреляет, – сказал Станислав. – А где произошло?
Вернулся гаишник, отдал ключи, козырнул и ушел.
– Господин полковник, – парень смотрел с отчаянием.
– Ладно. Я буду ждать здесь. Ты отправляйся в контору, срочно найди начальство или дежурного по городу, скажи, что о происшедшем следует немедленно сообщить старшему оперативному уполномоченному по особо важным делам главка полковнику Гурову. Запиши его домашний.
– Понял. – Оперативник записал, шагнул к двери, когда Крячко сказал:
– Учти, парень, дело решают минуты.
Полковник Крячко не знал, что эти минуты уже прошли.
Григорий Котов пришел в сознание уже в Склифосовского, когда его перекладывали с носилок на каталку. Какие-то мысли и образы появлялись и раньше, но Григорий не мог ухватиться, сосредоточиться. Когда его везли по больничному коридору, он внезапно четко осознал, что ранен, вспомнил, как это произошло, хотел схватить шагавшего рядом санитара, не мог двинуться, понял, что пристегнут, попытался заговорить, вновь потерял сознание.
Затем он пришел в себя от того, что ему разрезают одежду, делают какие-то уколы, молодая женщина, низко наклонившись, смотрит в его глаза. В горле булькнуло, он раздельно, словно пьяный, произнес:
– Срочно позвоните Крячко… – назвал номер. – Я буду драться… Подохну… Позвоните немедленно.
С переливанием крови происходила задержка не из-за того, что Котов буйствовал, не оказалось крови нужной группы. Врач велел сестре позвонить. Если бы сестра позвонила сразу, Крячко приехал бы, и Котов был в сознании, тогда оперативники еще успевали. Но все сложилось не так, и сестра задержалась со звонком, девушку попросили помочь при перевязке…
В тот момент, когда Станислав напутствовал молодого опера, торопил его, в гостиничном номере, который занимал Иван, раздался телефонный звонок.
– Ну? – сказал Иван, сняв трубку.
– Спускайся, оформляйся, иди направо, на углу тебя будет ждать машина, – произнес незнакомый Ивану голос.
Случайностей в жизни происходит значительно больше, чем принято думать. Гулящая Лялька встретила Ивана, с которым рассталась пять лет назад за тысячи километров от Москвы.
Вердин опасался, что «крестник» может испугаться и скрыться, потому выставил за Иваном наблюдение. Так надо было такому случиться, что это оказались два парня, которые недавно столкнулись с Котовым на огороде у дома Ивлева и в результате цветочника упустили, и офицеры получили от Вердина по самую завязку. Проводя «разбор полетов», Вердин несколько раз повторил, что Григорий Котов – человек полковника Гурова, очень опытен и крайне опасен в рукопашной. Когда капитан-гэбэшник дремал у столба, проклиная дурачковую работу, и услышал приближающиеся шаги, подумал: подгулявший возвращается домой. Оружие переложил в карман, исключительно чтобы придать себе значимость. Когда прохожий вошел в светлый круг фонаря, гэбэшник мгновенно узнал жида с огорода. Он не мог быть здесь случайно, понял капитан. Напарник в машине в конце квартала, одному мне мента не одолеть. На все рассуждения и принятие решения капитану отводилась целая секунда. Мент в нескольких шагах, промахнуться невозможно, капитан выстрелил, плотнее прижался к фонарю, услышал, как мент упал, и осторожно выглянул… Остальное известно.
– Болевой шок, большая потеря крови, пулю извлекли, жизнь вне опасности, – врач говорил неторопливо, равнодушно, разглядывая рентгеновские снимки и неодобрительно поглядывая на молодого коллегу, который топтался рядом.
Полковник Крячко не топтался, стоял как вкопанный, хотя оба врача ясно давали ему понять, мол, разговор окончен, отправляйтесь, у нас дела, плевать, что вы какой-то милицейский чин.
– Спасибо, доктор, – сказал Станислав. – Когда он проснется, можно будет поговорить?
– Допросить? – Врач глянул недобро, вернул рентгеновские снимки коллеге. – Я бы с операцией повременил.
– Григорий мой друг, нет надобности его допрашивать, – ответил Станислав, глядя на равнодушных хирургов и думая, что все профессионалы одинаковы, адаптируются к чужой боли, а иначе им не выжить.
– Послушайте, – хирург повернулся к Станиславу, поморщился. – Жизнь вашего друга вне опасности, обратитесь к лечащему врачу.
– Спасибо, доктор, – остальные слова Станислав проглотил, поклонился.
Григорий Котов проснулся, рассказал Станиславу, почему пошел в гостиницу. Крячко не ответил, что на задержание особо опасного преступника в одиночку бросаются лишь пионеры, приказал спать и уехал.
В гостиницу, конечно, съездили.
Генерал Орлов сидел за своим столом, был одет в мягкий шерстяной пуловер и потому находился в прекрасном настроении. История его ухода с коллегии прошла незамеченной. Немолодой человек, стало неважно с сердцем, он интеллигентно, по-английски, вышел. Болен и готовится к операции Президент, на самом верху летят головы, в прокуратуре решается вопрос о возбуждении уголовного дела против министра. Кому какое дело до стареющего генерала? Первый зам после злополучной коллегии обронил:
– К Петру Николаевичу обращаться только в случае крайней необходимости, пусть отдохнет.
Орлов являлся «картой», в разыгрываемом пасьянсе не участвующей, его с удовольствием оставили в покое.
Он надел свой любимый пуловер и блаженствовал, наводя порядок в своем огромном хозяйстве. Изображая сердечника, генерал пил не кофе, а чай, поглядывая на присутствующих в кабинете Гурова, Крячко и Нестеренко покровительственно и доброжелательно.
