— Ты хочешь сказать, что их обоих:
— Я ничего не хочу тебе сказать, Сережа. Ничего. Я сам не знаю. И никто не знает. Что с Игорем Степановичем и Горталовым? Где Игорь Степанович и Горталов? Не знает этого никто и никогда, видимо, не узнает:
— Господи, — только и смог выговорить я. — Бедная Майя!
Бедная Майя! И бедный, бедный Сергей Платонов! Если нет трупа, значит, официально Горталов не умер, а исчез, пропал без вести, значит, все эти годы — а поскольку пропал он не во время военных действий, пройдет целый год, прежде чем его признают безвестно отсутствующим, и еще четыре — пока он не будет официально признан умершим, — и все эти пять долгих лет Майя упорно будет считать Горталова живым. И все эти пять лет она не согласится признавать себя не то что вдовой, но даже и разведенной. Я слишком хорошо знаю Майю, чтобы усомниться в этом.
И все эти пять лет мне придется сочувствовать Майе и поддерживать ее веру в то, что Горталов жив, и, как юристу, помогать ей составлять всякого рода запросы и заявления, заранее зная, что толку от этих запросов и заявлений не будет никакого, но не смея выказать своего знания. Сумею ли я выдержать эти пять лет — вот в чем вопрос:
— Прости, Сережа, — говорит Андрей. — Тут я ничем не могу тебе помочь. Сделать это как-нибудь по-другому было нельзя. Мы тут не в детские игры играем. Слишком большие деньги.
— Я понимаю.
— Нет, ты не понимаешь. Надо хоть раз самому столкнуться с этим, чтобы верно оценить масштаб: Знаешь, все эти твои приключения, поиски, разговоры с друзьями детства — это все было так безобидно, так мило: И так забавно было наблюдать со стороны, как ты стараешься: Да не обижайся ты! У тебя неплохо получилось, ты показал, что умеешь добиваться своего, что тебе можно поручить дело и посерьезнее.
— Я не обижаюсь, Андрюша. Я все понимаю. Твоя блестяще продуманная операция блестяще удалась. Ты победил. Ты женился на дочери босса. И, надо полагать, получил достаточно высокое место в здешней иерархии. Не удивлюсь, если тебе отдали место покойного Игоря Степановича:
— Ну, не совсем так, — скромно улыбается Андрей.
Оказывается, я опрометчиво заявил, что все понимаю. Я привык мерить своим масштабом и в результате слишком низко оценил старого приятеля. По моим меркам, занять кресло на четырнадцатом этаже для Андрея — предел мечтаний. Он же, как выясняется, метит гораздо выше.
— Теперь я вхожу в Совет директоров холдинга, — снисходительно объясняет мне Андрей. — И временно исполняю обязанности первого заместителя генерального директора. Уверен, что следующее собрание акционеров утвердит меня в этой должности. Таким образом, мой тесть будет президентом, я премьер-министром, а ты, — он улыбается еще шире, — ты, Сережа, будешь:
-:твоим министром внутренних дел.
— Не совсем так. Чуточку скромнее. Скажем, начальником моего отдела внутренней безопасности. А с моим министром внутренних дел ты уже знаком.
Он протягивает руку и нажимает кнопку на стоящем передо мной пульте. Дверь открывается, и входит: шофер Наташа.
— Ну, знакомить вас, полагаю, не надо:
— Если только Наташа — не подпольная кличка, — бормочу я.
— Ну что вы, Сергей Владимирович, это мое настоящее имя, — невинно улыбается она.
Сегодня на ней белая длинная юбка с разрезом по бедру и белый пиджак, под которым угадывается на крепком обнаженном теле белая перевязь с белой кобурой и непременно белым (наградным? именным? изготовленным на заказ?) пистолетом. В больших очках со стеклами-хамелеонами и с туго стянутыми на затылке волосами Наташа выглядит старше, солиднее и, пожалуй, еще соблазнительнее.
— Разве мы снова на «вы»?
— Да: на людях. На «вы» и Наталья Борисовна, пожалуйста. А с глазу на глаз — посмотрим: Кстати, не могу вас не поздравить.
— С чем?
— Вы блестяще водили меня за нос. Я до последней минуты не догадывалась, что вы с самого начала знали все. Это было в высшей степени профессионально.
Ее похвала мне льстит.
— Да! — вмешивается в разговор Андрей. — Если мы с тобой договорились насчет работы, имей в виду, что холдинг не только не возражает, чтобы его сотрудники носили ученые степени, но и приветствует это. Так что не забрасывай свою диссертацию и не слишком тяни с защитой.
— Я учту ваши пожелания, Андрей Ильич.
— Рад слышать, Сергей Владимирович.
Мы встаем и пожимаем друг другу руки, словно скрепляем рукопожатием некий неписаный договор. Не знаю, какие там еще статьи в этом договоре, но в одном уверен точно: отныне на людях мы — руководитель и подчиненный и обращаемся друг к другу по имени-отчеству и на «вы», а наедине по-прежнему старые приятели и поддерживаем друг друга во всем. Время покажет, правильно ли я понял эти условия.
— Да, чуть не забыл, — оборачивается уже от порога Андрей. — Прежде чем приступить к исполнению своих обязанностей, рекомендую взять отпуск на пару недель. Это не просьба, Сергей Владимирович, это приказ. Мне надо, чтобы вы были в форме. Скажете секретарю, она оформит билеты и визы. Можете отдохнуть на вилле, принадлежащей холдингу. Думаю, Кипр вам понравится:
— Я подумаю. Подожди!.. Подождите минуту, Андрей Ильич! Андрей!
— Да?
— Скажи честно: ты обвенчался с Ириной Аркадьевной?
— Да, конечно. В православном соборе на Кипре. А что?
— А тебе не было как-то не по себе? Как-то неловко: не перед людьми, конечно: Перед Ним?
— Знаешь, Сережа, мне, пожалуй, поздно об этом беспокоиться. Я уже столько всего натворил, что там, наверху, вряд ли сумею заслужить прощение. Так что мне пора зарабатывать очки перед тем, кто распоряжается там, внизу:
Андрей нажимает кнопку, таинственная четвертая дверь открывается, и они с Натальей Борисовной входят в точно такой же лифт, в каком я поднимался на четырнадцатый этаж. Только этот лифт, я понимаю и без объяснений, соединяет бывший кабинет Игоря Степановича — мой кабинет — с самым верхним этажом. Так что теперь у меня, по-видимому, прямой допуск в верхние эшелоны власти.
Андрей Ильич и Наталья Борисовна входят в этот лифт и поднимаются в неведомые мне выси. А я встаю из-за стола и подхожу к окну. Вид города на закате с четырнадцатого этажа прекрасен. Я знаю, что еще не одну неделю буду любоваться им, прежде чем привыкну и перестану его замечать.
И еще я знаю, куда поеду в отпуск. Не на Кипр, разумеется. Это слишком просто и поэтому неинтересно. Я поеду в Австралию, к старому другу Боре Путешественнику. Мне кажется, что я вполне дозрел до того, чтобы барахтаться в грязи с крокодилами и держать черную мамбу за хвост.
Я даже думаю, что теперь мне это понравится.