Ознакомительная версия.
В Красносибирске у Кучемасова не было постоянного помещения для приемов. Во время своих кавалерийских наскоков пользовался тем, что предоставляли хозяева. Это могла быть и прокуратура, и краевая администрация, и уютный особняк фонда культуры. Сегодня он предпочел встретиться со следователем в здании законодательного собрания, то бишь краевой Думы.
Встреча была заранее подготовлена помощниками полпреда, Турецкий согласился.
В большой квадратной комнате, обставленной новой офисной мебелью, так называемой переговорной, постоянно никто не работал. Все здесь было вычищено и вымыто до блеска, но из-за отсутствия бумаг, книг, папок комната казалась выставочным экспонатом. Самовар, кофеварка, вазочки с конфетами и печеньем отнюдь не придавали переговорной обжитой вид, а, наоборот, только подчеркивали, что уют этот временный и исчезнет, как только посетители уйдут за порог.
Кучемасов был одет в очень хороший темно-синий костюм, безупречно облегающий его фигуру. Накрахмаленная рубашка и галстук подчеркивали в нем тип неистребимого номенклатурщика, сохранившегося во властных структурах с советских времен. С его лица не сходила приветливая улыбка.
– Я приехал сюда посетить некоторые предприятия, – сообщил он, – и заодно решил встретиться с вами. Генеральная прокуратура пустяками заниматься не станет. А я тут за все в ответе. Нужно быть в курсе дела.
Александр Борисович довольно подробно рассказал о событиях, произошедших с марта, то есть с момента задержания и гибели Фортунова. Владимир Михайлович слушал, время от времени понимающе поддакивая. Однако по мере повествования холеное лицо полпреда все больше мрачнело. Оно даже приобретало синеватый оттенок. Чувствовалось, Кучемасов очень огорчен услышанным.
– Спасибо за рассказ, – поблагодарил он. – Слушая вас, я думал, какие должен сделать выводы. Но получается, вы сделали их без меня.
– Что вы имеете в виду? – поинтересовался Турецкий. Он с предубеждением относился к приглашению полпреда, был уверен, что тот начнет давить на следствие, просить поблажек, и действительно не понял реплики Виктора Михайловича.
– Я имею в виду что если вы все сделали безошибочно, то в выводах не может быть никаких кривотолков. Из ваших слов ясно, кого нужно гнать поганой метлой.
Кучемасову понравилось, как решительно говорил следователь. Чувствовалось, у того нет никаких сомнений в своих выводах, он слишком убежден в своей правоте, после сделанной на совесть работы его позиции прочны, и теперь их вряд ли удастся пошатнуть. В такой ситуации даже заикаться о послаблении для подозреваемых было нелепо. Человеку вроде Турецкого остается только подражать. Или на худой конец – завидовать. Принципиальность самого Кучемасова не всегда выдерживала испытания на прочность. Это обстоятельство и позволило незнакомцу, по сути дела, отправить полпреда в Красносибирск на выручку своих друзей или покровителей. Обрушившееся возмездие за отравление Ширинбекова и Самощенко будет страшным ударом по их мафиозному клану. Поэтому они закопошились, начали бить во все колокола, плакаться в жилетки всем подряд. Теперь и следователям придется выдержать много атак. Чтобы не сломаться под их напором, следует иметь прочный фундамент, без червоточинки, позволяющей расшатать все здание.
– Трудная у вас работа, Александр Борисович, – сказал полпред. – Не только опасная, но и предельно трудная. Представляю, какая армия людей занята сбором компрометирующих материалов на следователей. Скольких обуревает желание лишить вас морального права осуждать других.
– Что есть, то есть, – подтвердил следователь. – В этом смысле нам действительно нужно быть всегда начеку.
– На моей должности тоже приходится отбиваться от наскоков.
– Полагаю, не меньше, чем мне.
– Только вы к этому привычны, – вздохнул Кучемасов. – Я же в подобных ситуациях теряюсь, чувствую себя неуверенно. Тем более при нынешней манере, что называется, сливать компромат в средства массовой информации.
Турецкий почувствовал, что Виктор Михайлович нуждается в совете, и сказал:
– Представляю ваше положение. Мне приходилось наблюдать, как высокопоставленных людей обкладывают, словно волков. Порой такие драмы разыгрываются, что Шекспир отдыхает.
– Вот-вот, – обрадованно подхватил полпред, – именно драмы. Пьесы, в которых интриги конструируются по одной схеме: раскопать какую-нибудь промашку в прошлом, пусть даже незначительную, и пугать ею человека.
– В общем, да, – согласился Турецкий. Он замолчал, понимая, что собеседнику необходимо выговориться. Тот сказал:
– Мне, например, сейчас пытаются инкриминировать большие доходы моего сына. Он работает в туристической фирме, все время получает премии, ходит с ребятами по ресторанам. Многие замечают, иные заносят это в мой пассив, начинают меня шантажировать.
– До боли знакомая картина.
– Прямо не знаю, чем это может закончиться.
– Да ничем не закончится, – успокоил его Турецкий. – Ведь преступления ваш сын не совершал. Ему сколько лет?
– Девятнадцать.
– Насколько подсказывает мой скромный опыт, политикам часто не везет с детьми. Но и их детям, по-моему, тоже не везет с родителями, – улыбнулся следователь. – Попросите его вести более скромный образ жизни, чтобы не повредить вашей репутации. И не нужно бояться анонимщиков.
Виктор Михайлович раскрыл рот от удивления:
– Разве я говорил про анонимщиков?
– Нет. Вы просто сказали, что все эти интриги конструируются по одинаковой схеме.
Следователь из Москвы оказалась крепким орешком. На какие только ухищрения не пускался Глазурин, чтобы затащить Светлану в постель. Не получалось. Вроде бы и темперамент у нее есть, и по каким-то проскальзывающим репликам можно догадаться, что к сексу она не равнодушна. А вот не удавалось Леонарду достичь своей заветной цели, из-за чего он чувствовал себя если и не обманутым, то по крайней мере обделенным.
У него имелся единственный способ привлечь внимание Перовой. Заключался он в том, что Леонард говорил, будто постоянно разбирает и систематизирует свой архив, свою фонотеку, постепенно находя все новые записи, которые могут заинтересовать следователей. Чтобы передать кассеты, он встречался со Светланой, это был хороший повод. Однако записи – не бездонная бочка, рано или поздно им должен прийти конец. Леонард и так уже приносил сомнительные материалы для прослушивания. Вряд ли следователям интересно знать, как Аристарх Васильевич ругает директора филармонии за то, что в арендуемых у того помещениях затеяли перепланировку. А более значимых записей уже не осталось. Есть только одна-единственная приманка: ключ от находившегося в комнате отдыха губернатора сейфа.
Когда Глазурин говорил московским следователям, что в комнате отдыха стоит сейф со сложной системой кодов, он лукавил. На самом деле это был простой несгораемый шкафчик с добротным, оригинальным замком, не более того. Что называется, неладно скроен, да крепко сшит. Он запирался тремя толстыми штырями, после чего дверка превращалась в монолит. Кодов не было, имея ключ, его мог открыть любой. А кроме губернатора, ключ имелся и у его помощника.
Строго говоря, у Леонарда был дубликат ключа, и оказался он у Глазурина случайно. Случайным можно считать и его знакомство с зубным техником с редкой, но хорошо всем знакомой со школьных лет фамилией Чацкий. Этот Чацкий одно время был соседом Леонарда по лестничной площадке, а позже куда-то переехал. Однажды зубной техник рассказал ему, что из легкоплавкого металла для зубных коронок проще пареной репы сделать копию какого-либо предмета. Он продемонстрировал это: на глазах у зашедшего к нему в поликлинику Глазурина сделал пятирублевую монету. Сначала оттиск из гипса, получившуюся форму залил расплавленным металлом, отполировал, отшлифовал. Монетка получилась почти как настоящая, разве что немного полегче. Тогда Леонард возьми да попроси, мол, сделай мне копию ключа от сейфа.
О том, чтобы принести оригинал в поликлинику, и речи не было. Даже на работе трудно улучить момент, чтобы ненадолго взять этот ключ в руки. Чацкий научил Глазурина, как нужно сделать оттиск ключа на воске. С этим заданием Леонард хорошо справился. После чего зубной техник через несколько дней вручил ему дубликат.
В работе новый ключ никогда не участвовал, был только на тренировке. Подвернулась Леонарду возможность проверить его качество, чем он и воспользовался. Вставил ключ в скважину, повернул два раза по часовой стрелке, потянув дверцу на себя, убедился, что сейф открыт, после чего мигом запер его, не заглядывая внутрь. С тех пор он до сейфа не дотрагивался.
Глазурин знал, что из всех несгораемых шкафов Аристарх Васильевич предпочитает тот, который в комнате отдыха. Там губернатор мог хранить документы, ни при каких обстоятельствах не предназначенные для чужих глаз. Стало быть, если и существует так называемый секретный план соответствующих структур, он может находиться только в нем, и нигде больше.
Ознакомительная версия.
