Ознакомительная версия.
Стас нацепил на лицо выражение задумчивой рассудительности и согласно кивнул.
– И еще момент, Лева, – как бы собираясь с мыслями, произнес он вполголоса. – Можешь считать, что я параноик, но меня не оставляет ощущение, будто за нами кто-то следит. Вот, понимаешь, не вижу ни одного явного признака, но шкурой чую – какая-то тварь следует за нами по пятам. Высматривает, вынюхивает, подслушивает… Блин! Разрази меня гром, но кажется мне, что за дверью кто-то есть!
Он снял туфли, на цыпочках быстро прокрался к двери и резко распахнул ее. Крячко выглянул и увидел охранника, не спеша удаляющегося по коридору. Тот, даже не оглянувшись, важно шагал прочь, как если бы обходил здание по какой-то чрезвычайно важной надобности. Но не таков был Крячко, чтобы его кто-то продинамил дешевыми понтами.
– Эй, уважаемый, как вас там?.. На минуточку можно? – требовательно спросил он, но охранник продолжал шествовать дальше.
Стас, крайне возмущенный подобным выпендрежем, плюнул на всякие формальности, прямо в носках ринулся следом и всего через пару мгновений свирепо смотрел в лицо секьюрити, прижатого к стене. Тот попытался изобразить праведное негодование ответственного лица, которому некие несознательные грубияны создают помехи в выполнении служебных обязанностей, и возмущенно возопил:
– В чем дело, гражданин?! Что вы себе позволяете? Кто вы такой?
Свирепо улыбнувшись, Крячко с язвительной вкрадчивостью поинтересовался:
– А ты не в курсе? Странненько! О том, кто мы и откуда, знает любая здешняя уборщица. Хорошо, для особо тупых внесем некоторые пояснения. Это ты видел? – Он нетрепетной рукой поднес свое удостоверение прямо к носу охранника.
Тот вскользь пробежал по нему глазами, саркастично фыркнул и спросил:
– И вы считаете, что это вам дает право ни с того ни с сего хватать первых встречных и задавать им дурацкие вопросы?
Пожилая пара, проходившая мимо, окинула их удивленными вопросительными взглядами. Стас оглянулся и показал им удостоверение. Те заглянули в документ, выразительно посмотрели на ноги опера, который был лишь в одних носках, пожали плечами и последовали дальше. Прочие постояльцы гостиницы, проходившие мимо по коридору, в основном делали вид, что ничего особенного не замечают.
– Я хватаю не первых встречных, а шпионов, подслушивающих под дверью, – с назидательностью уведомил Станислав. – Только не вздумай отпираться. Мы установили в коридоре секретную систему наблюдения. Все, что происходит у нашего номера, нам видно как на ладони. Поэтому отвечай: кто тебя послал следить за нами?
Услышав про видеосистему, охранник раздраженно скривился и, все еще пытаясь изобразить величественное недовольство, как бы делая одолжение, пояснил:
– Я не подслушивал. Просто проходил мимо вашего номера, и мне показалось, что там раздался какой-то странный шум, напоминающий звуки ударов. Я заподозрил, что там, возможно, происходит нечто такое, что выходит за рамки правил проживания в нашем отеле, и поэтому на секунду задержался. Однако когда понял, что там все в порядке, направился дальше. Так что, господин полицейский, не преувеличивайте значимость своей персоны. Таких, как вы, у нас за год проходят сотни. Еще ни один из них не вел себя столь грубо и вызывающе. Уберите, будьте добры, ваши руки и позвольте мне продолжить выполнение своих обязанностей.
Крячко выслушал эту достаточно долгую речь с улыбкой, в которой сквозили откровенное недоверие и даже некоторая издевка. Потом он свободной левой рукой неожиданно опустил воротник форменной рубашки своего визави, обнажив нижнюю часть его шеи почти у самой плечеголовной мышцы. Это движение, в общем-то, ничего особенного собой не представляющее, отчего-то вдруг подействовало на охранника, словно удар бичом. Его лицо исказили сильнейший испуг и запредельная ненависть. Лишь осознание того, что руки противника оказались намного сильнее его собственных, удержали парня от опрометчивого шага, например попытки каким-то образом вывести настырного сыщика из строя.
Гуров подошел к ним и лаконично поинтересовался:
– Что-то нашел?
– Смотри сам! – Стас указал на небольшую малоприметную татуировку на правой боковой стороне шеи удерживаемого им секьюрити.
Присмотревшись, Лев Иванович увидел изображение перевернутого православного креста, основание которого охватывали два языка пламени, напоминающие рога черта.
Удивленно присвистнув, он указал взглядом на татуировку и требовательно спросил:
– И что эта хрень означает?
Кривя рот, охранник зло уведомил, что это память о скаутском лагере, в котором он отдыхал в начале девяностых.
– Пацаны постарше накалывали нам символы наших тотемов. Мой выглядит вот так, – раздраженно проговорил он. – Хотите сказать, что иметь какие-либо татуировки противозаконно?
– Конечно нет, татуировки иметь можно. Вот только нас интересует, что эта сатанистика означает на самом деле. Перевернутый крест – первый ее признак. – Гуров говорил спокойно и уверенно. – Вот что, бесценный ты наш скаут, сейчас мы пройдем в наш номер и кое о чем поговорим. Возражений нет?
– Есть! – Секьюрити задергался. – Во-первых, я на работе и никак не могу отвлекаться на какие-то посторонние дела. Во-вторых, я свободный человек, имею право сам решать, с кем и где мне разговаривать. Принуждать меня без каких-либо оснований вы не имеете права.
Крячко, слушая его, язвительно рассмеялся:
– Как излагает! Соловьем заливается!.. Основания, гражданин подозреваемый, у нас чрезвычайно веские, – резко посерьезнев, жестко уведомил он. – Если ты считаешь, что посидеть в «обезьяннике» с бомжами и уголовниками гораздо лучше, чем поговорить в гостиничном номере, то сейчас туда и отправишься. Ну так что, «воронок» вызывать?
Охранник кисло скривился, судорожно вздохнул и сдался:
– Хорошо, давайте поговорим.
Они прошли в номер, расположились на стульях у стола, стоявшего в центре комнаты, и на какой-то миг замерли, глядя друг на друга.
Пристально посмотрев на гостя, Гуров категорично уведомил его:
– Байка насчет скаутской татуировки, якобы отображающей символ тотема, никакой критики не выдерживает. Поэтому тратить время на выяснение того, как звали вожатого, который ее наколол, как назывался тот скаутский лагерь и тому подобную дребедень, мы не будем. Поговорим более предметно. Начнем с личных данных. Итак?..
Помявшись, секьюрити пробубнил:
– Рокушов Эдуард Алексеевич, семьдесят пятого года рождения. Проживаю: улица Клары Цеткин, дом тридцать пять, квартира шестьдесят один. Место работы – охранник гостиницы «Будапешт».
– Судимости есть? – внимательно глядя на него, спросил Станислав.
Тот снова несколько секунд поерзал на стуле, потом неохотно кивнул и сообщил:
– Да, есть, но уже погашенная. Отбывал три года за сбор и сбыт конопли.
– Семейное положение? – снова включился в разговор Гуров.
– Женат, двое детей, пяти и двенадцати лет, – постным голосом ответил Рокушов.
Гуров утвердительно кивнул, испытующе взглянул на Эдуарда и неожиданно спросил:
– Вероисповедание? Крещен?
Тот, как видно, не ожидавший этого вопроса, несколько раз беззвучно хлопнул ртом, словно рыба, выброшенная на песок, после чего мотнул головой как-то вбок, словно говоря одновременно и «да», и «нет».
– Д-да, был крещен. Был…
– А сегодня какой веры придерживаемся? – Крячко едко прищурился.
Похоже, этот вопрос для Рокушова оказался гораздо более трудным, нежели предыдущий. Охранник завздыхал, беспокойно озираясь по сторонам, его руки задвигались так, словно он смахивал с них что-то невидимое.
– Я это… атеист, – часто моргая, объявил Рокушов, взявшись за горло, как будто ему не хватало воздуха.
– Атеист!.. А на руках – пепел сожженных жертв, – задумчиво, как бы про себя, произнес Гуров.
Эта фраза произвела неожиданно шокирующее, можно даже сказать – катастрофическое, действие на Эдуарда. На его лице отразился неописуемый ужас, он отшатнулся назад, сжался в комок, потом издал протяжное, воющее мычание. Опера молча переглянулись. Им с первого взгляда было ясно, что это и в самом деле тяжкий нервный приступ, а не имитация душевного расстройства.
Глядя на Рокушова, Лев негромко отметил:
– Трудный случай. Ты заметил, что, как только мы начали касаться определенного круга тем, у него сразу же начался такой вот припадок?
Окинув взглядом трясущегося охранника, Стас молча кивнул.
– Тут явное зомбирование, – так же вполголоса сказал он. – Причем очень мощное и профессионально выполненное. Надо, наверное… Как бы это сказать? Ну, минимальными дозами выяснять, что у него осталось в памяти на обыденном уровне. А то, боюсь, если копнуть поглубже, то он, чего доброго, крякнет безвременно.
– Да, пожалуй, это верно. На многое тут рассчитывать не приходится. – Гуров сокрушенно вздохнул и, обращаясь к Рокушову, строго заявил: – Эдуард, возьми себя в руки. Мы тебе зла не желаем. Будем задавать вопросы, которые не станут для тебя травмирующими. Ты не против?
Ознакомительная версия.
