— Справа, слева?
— Вон там, — указал мальчик рукой.
— Ну-ка, ребятки, быстро, — приказал Лихоносов своим охранникам, и те резво вскочили. — И ты, мальчик, ступай, — добавил Лихоносов для мальчика. — Спасибо тебе, ты нам очень помог.
Счастливый мальчик ушел, а Лихоносов поднялся, потягиваясь.
— Ну что, девушка. Подходит время последнего акта. Ваш извращенный воздыхатель скоро будет у ваших ног.
— Зачем вам это надо? — спросила Нина устало.
— У меня в этом деле свои интересы, — сказал Лихоносов. — Дед должен работать на меня, и мне нужно накинуть на него удавочку. Не волнуйтесь, он будет жить, и даже ваши игрища будут продолжаться, но уже под мою музыку.
Он торжествующе улыбнулся.
— Только непонятно, почему вы используете для свиданий кодированный текст. Он что, записал вас в штат своим агентом?
— Да, — сказала Нина мрачно.
— Понятно, — усмехнулся Лихоносов. — И здесь кумовство.
— Это не кумовство, — возразила Нина. — Я работала… Я вам сейчас покажу!..
Она открыла ящик письменного стола и стала доставать какие-то бумаги.
— Вот, — говорила она лихорадочно. — Вот еще… Лихоносов глянул на нее снисходительно.
— Ладно, ладно. Я тебе верю. Конечно, именно таких агентов он и набирает. У тебя, наверное, и кличка была соответствующая?
— Да, — кивнула Нина.
— Ну и как тебя кликали?
— Бэби, — сказала Нина.
Она дала ему время удивленно повернуться к ней и увидеть направленный на него ствол «Макарова» с глушителем. Потом пуля попала ему в глаз, и он больше ничего не видел.
Охранники возвращались поодиночке, потому что отрабатывали разные направления возможного бегства Феликса Захаровича. Ни тому, ни другому не повезло с поисками, но одно то, что они вернулись с перерывом в несколько минут, было для них значительным везением. Если бы они вернулись вместе, то Нине пришлось бы их убить, а так хватило резиновой дубинки. Она хороша тем, что достаточно даже не очень сильного удара, надо только знать, куда бить.
Потом она в пять минут собрала сумку и поспешно покинула квартиру на Юго-западе, решив больше никогда сюда не возвращаться. Ее волновала судьба Ани, которая должна была вернуться вечером после работы, но она надеялась позвонить ей из автомата.
Феликс Захарович ждал ее в условленном двенадцатым вариантом месте, неподалеку от Битцевского парка. Он читал газету, сидя на лавочке автобусной остановки. Нина села рядом и протянула ему удостоверение личности Вани Лихоносова. Тот недоуменно взял.
— Это еще что такое? А-а…
— Знаешь его?
— Конечно, — усмехнулся Феликс Захарович. — Мой ученик и помощник. Это он у тебя был?
— Да, — сказала Нина.
Феликс Захарович понимающе кивнул.
— Он хотел накинуть на тебя удавку, — сказала Нина. — Служебные интриги, не более.
— Более, — сказал Феликс Захарович. — Гораздо более, милая моя. Следствие вышло на убийство Люсина.
Нина пожала плечами.
— Рано или поздно это должно было произойти, — сказала она.
— Он был один?
— С ним были гориллы.
— Что ты с ними сделала?
— Гориллы валяются без сознания.
— А он?
Нина промолчала.
— Ну что ж, — сказал Феликс Захарович. — Светлая память. Надо уметь удавки накидывать.
— Я должна позвонить Ане, — вспомнила Нина. — Она еще ничего не знает.
— Нет, никаких звонков, — предупредил Феликс Захарович. — Я постараюсь ее предупредить. Пусть возвращается на собственную квартиру, рассказывает что хочет про свое отсутствие, а у тебя другая планида.
— Что с нею будет?
— Пропасть не дадим, — уверенно отвечал Феликс Захарович. — Теперь так. Слушай внимательно, что ты немедленно должна сделать…
Она слушала, и вместе с изумлением от яркости приближающейся новой жизни ее не покидала какая-то томительная тревога. Все, что предлагал Феликс, было прекрасно, но она не была уверена, что имеет право на это. Ей казалось, что главное дело еще не закончено.
— Когда я смогу вернуться? — спросила она. Он рассмеялся.
— Ты погоди, окунись во все это, ощути… Может, тебе и возвращаться не захочется.
— И все-таки?
Он некоторое время молчал. Он дарил ей новую жизнь, но она осталась Бэби. От этого никуда не денешься.
— Пережди какое-то время, — сказал он. — По самочувствию… Как почувствуешь, что можно, так и возвращайся.
Они поднялись. Наступил момент прощания, и Феликс Захарович ощутил, как заныло сердце.
— Ты будешь меня встречать? — спросила Нина.
— Непременно, — сказал Феликс Захарович. — Даже если… — Он недоговорил.
— Ничего с тобой не случится, — улыбнулась Нина. — Ты бессмертный.
— Разве что, — сказал он. — Все, милая. Мы теперь долго не увидимся.
«Никогда», — вопило его сердце.
— Тем приятнее будет встреча, — Нина заглянула ему в глаза. — Не беспокойся, дед. Я очень скоро вернусь. У меня предчувствие.
Она поцеловала его в гладко выбритую щеку, и он прослезился.
— Прощай, — произнес он еле слышно.
Она поднялась на подножку автобуса, помахала ему рукой и уехала.
Он же долго сидел все на той же скамейке, приходя в себя. Ему было очень тяжело, он переживал огромную душевную потерю, но одновременно радовался тому, что успел провернуть отход Нины за мгновение до полного раскрытия. Это была победа, и ему было чем гордиться. Но это было и поражение, потому что теперь, после гибели Лихоносова, его жизнь и карьера были закончены. Он не строил на этот счет иллюзий.
Теперь ему не было нужды скрываться от слежки. Он вернулся домой на такси, поздоровался с соседями, тяжело поднялся по лестнице на второй этаж, открыл дверь и вошел.
Двое парней немедленно подхватили его под руки и буквально втащили в комнату, где находились генерал Чернышев и сам Председатель. С ними был невыразительный щуплый человечек, скромно сидевший в углу, и Феликс Захарович с ужасом вспомнил, что это самый лютый комитетский палач.
— Присаживайтесь, Феликс Захарович, — начал Председатель. — Расскажите нам про Бэби.
Феликс Захарович упал в кресло, не в силах вымолвить ни слова. Это был настоящий конец.
— Что вас интересует? — едва проговорил он.
— Где он? — рявкнул Чернышев. — Сегодня он убил Лихоносова!
— Я не знаю, — тихо сказал Феликс Захарович.
Надо было только решиться. Не надо было ничего кусать, резать вены или глотать. Игла с ядом была в его перстне на руке, и надо было только решиться. Он много раз представлял, как это будет.
— Старый негодяй, — проговорил генерал. — Кого ты думал обвести вокруг пальца?
— Вы намерены отвечать? — спросил Председатель. Феликс Захарович молчал.
— Что ж, — сказал Председатель. — Вы же знаете, что вас ждет.
Парни ухватили его за руки и принялись пластырем приматывать их к ручкам кресла, а он все еще не мог решиться, все еще ждал чего-то. И только после того, как виновато улыбающийся палач шагнул к нему, он повернул перстень, нажал куда надо и ощутил спасительный укол в основании пальца.
К удивлению собравшихся, он вдруг улыбнулся и сразу обмяк Палач кинулся к нему, пощупал пульс, глянул веко и разочарованно произнес:
— Я так и знал. Он отравился!..
Даже очевидность убийства Люсина не явилась достаточным доказательством для руководства прокуратуры в вопросе идентификации убитого Бэби. Сколько я ни бился, объясняя, что таможенные разборки тут ни при чем, что Люсин относится к списку Бэби и мог быть убит только им, мне не хотели верить. Главным противником поисков Бэби был, конечно, заместитель генерального Леонид Васильевич Пархоменко, для которого вопрос оказался неожиданно принципиальным. Сам генеральный жалобно напоминал, что может ожидать нас, когда история об убийстве невиновного Алексея Дуганова дойдет до прессы и высшего руководства страны, но сам при этом определенной позиции не занимал. Он был бы не прочь позволить нам продолжать расследование, но Пархоменко встал стеной, угрожая огласить служебную тайну в случае, если наши поиски будут продолжаться. Я пытался найти Костю Меркулова, но он со своей комиссией вообще выбыл из пределов досягаемости.
А в это время где-то в Тюмени было совершено «дерзкое нападение» на известного нефтяного магната, в результате которого были арестованы сразу пятеро агентов Суда НС. Они сказали, что являются наемниками, что им платят сумасшедшие деньги в долларах, и история эта была широко подхвачена средствами массовой информации. Правда, в ответ на это были убиты крупные мафиози в Волгограде и Воронеже, но даже при том, что там были оставлены протоколы заседания Суда Народной Совести, милиция посчитала это внутренними разборками враждующих кланов, прикрывающимися политической спекуляцией. В Новосибирске прошло открытое заседание Суда Народной Совести, где судьями были возмущенные безработицей работяги, пенсионеры и домохозяйки. Результатом их заседания было осуждение террора и принятие обращения к Президенту и Верховному Совету. Естественно, что при такой активности «народных судей» отыскать Меркулова было немыслимо.
