– Когда?
– На днях, скорее всего, в пятницу.
– На улице?
– В хате. В восьмом доме, в пятой квартире. Комнату снимал. Студент. Вернее, поступал. Не поступил.
– Не слышал. За что?
– Откуда я знаю? Сейчас за стоху рваную пришить могут.
– Да, беспредела много. Не завидую я вам, Петрович.
– А, – махнул рукой Таничев. – Людей жалко. И убитых, и живых. Обидно, что все хуже и хуже – просвета нет. Да ладно. Ты это, крючки закинь. Вдруг где клюнет.
– Поспрашиваю. Пятая квартира? Филиппыч, что ли, дачник?
– Дачник. Знаком?
– Так, у ларька иногда словечком перекинемся.
– Он сейчас в городе зависнет. Перекинься с ним. Может, что не договаривает?
– Увижу – поспрашиваю.
– Поосторожней только. Хотя… Чего тебя учить, сам грамотный. Вот телефончик, отзвонись.
– Так где ты сейчас? В Большом доме, что ли?
– В вытрезвителе.
– Где?!
– В вытрезвителе. Там дверь такая сзади. Но лучше звони. Нечего тебе там светиться лишний раз. Все, бывай. Не забудь насчет пацана. Надежде привет.
Таничев затушил окурок и поднялся:
– Слухи пойдут. Вот и послушай.
Кивнув напоследок, Петрович вышел за дверь и вновь полез за «Беломором», но вдруг вспомнил, что забыл его на кухонном столе. Но возвращаться не стал. Плохая примета.
Постояв еще пару секунд, он быстро сбежал по лестнице в жаркий питерский вечер.
Человек, с которым он беседовал, когда-то был приговорен к расстрелу за ограбление привокзального магазинчика. Ограбление С убийством. Верховный суд заменил расстрел пятнадцатилетним заключением. Сейчас человеку было сорок.
Сергей, вручив жетон дежурному по багажному отделению, забрал свои коробки и вернулся к знакомому вокзальному ангару. Часы показывали девять вечера, а проблема ночлега так и осталась проблемой.
Что за страна? Имеешь деньги и не можешь найти номер в гостинице! Мол, Игры Доброй Воли на носу, мол, наплыв туристов. Ему-то от этого не легче. В какой-нибудь Нигерии или Зимбабве только заикнись. А тут? Центр европейской культуры.
Придется использовать запасной вариант – тащиться на какую-то Гражданку к дальней родственнице своего школьного приятеля. А вдруг ее дома нет? Тогда вообще здорово. Хоть в кусты, на свои коробки ложись, благо ночи теплые.
Интересно, сколько за «тачку» заломят? Тут, правда, уровень цен божеский по сравнению с его Красногорском. Да и товаров побольше. Но сейчас не до товаров. Ноги бы протянуть. Да еще ботинки эти чертовы… Сколько раз зарекался брать в поездки новую обувь. Мать послушался. «Зачем же ты купил эти ботинки? Надевай, в дороге разносишь».
Разнашиваются. Вместе с пятками. Сергей подцепил носком задник левого ботинка и с облегчением вытащил натруженную ногу.
«Сейчас, немного передохну и пойду на стоянку такси».
– Квартира не нужна?
Голос прозвучал совсем рядом, и Сергей понял, что вопрос задан именно ему. Он повернул голову. В метре от него стоял парень лет восемнадцати, в пестрой кофте-куртке и черных потертых джинсах.
– Недорого.
– Сколько?
Парень назвал сумму.
Сергей прикинул. Почти в три раза меньше, чем в гостинице. Квитанции о проживании ему были не нужны; деньги на командировку директор выдал с расчетом на приличный отель, и отчитываться за них необходимости не было. Стало быть, получалось немалая экономия наличных средств. Средств, которые можно будет потратить на собственные нужды.
– Далеко? – скорее для солидности, нежели по необходимости, поинтересовался Сергей.
– В центре. Остановка на метро. Отдельная, однокомнатная квартира. Телефон, горячая вода. Лучше на длительный срок.
– На месяц сойдет?
– Это как с хозяином договоритесь.
– А ты не хозяин?
– Я клиентов ищу. Но цена та, что я назвал. Деньги лучше вперед. Ну что, согласны?
– Хорошо, куда ехать?
Парень протянул листок с адресом.
– Хозяйку звать Ирина Сергеевна. У нее еще квартира есть, а эту она сдает. Только просьба, не говорите, что это я вас к ней послал. Скажите, что со столба объявление сорвали.
– Почему?
Парень на секунду закашлялся.
– Ну, вы ж понимаете. Она неофициально. Чтоб налоги не платить.
– Ну и что? Ты-то тут при чем? Какой тогда тебе смысл ее квартиру предлагать?
– Не я один здесь квартиры предлагаю. А территория не моя, ясно? С хозяйкой я потом сам разберусь.
– Понятно, – усмехнулся Сергей. – Конкуренция. Рынок диктует правила.
Парень незаметно растворился в толпе пассажиров прибывшего поезда.
Сергей еще раз посмотрел на бумажку. Адрес был написан аккуратно, печатными буквами.
Ему вдруг почему-то расхотелось ехать к этой Ирине Сергеевне. Какое-то тревожное чувство проникло в подсознание. Но в эту секунду боль пронзила его натертую пятку, он со вздохом сунул ногу назад в ботинок и прихрамывая направился к ближайшей станции метро.
Казанцев перевернул следующий лист, быстро пробежал его глазами, убедился, что он именно из этого дела, после чего захлопнул белые корочки:
– Договорились, мастер. Вечером верну.
– Не забудь. Я, кстати, еще сам не успел прочитать. Там глухо?
– Глуше не бывает.
– Вы справочку по обходу киньте, только поприличнее. Не шпаргалку туалетную, а справочку.
– Лады. Ты тоже там допроси кого-нибудь, хоть для объема. Вовчика вчера в горпрокуратуре так накачали за пустое ОПД, что он до сих пор пивом отпивается.
Следователь районной прокуратуры Иголкин пожал плечами и вновь защелкал клавишами печатной машинки. Костик сунул дело в старую газету и поднялся со стула. Он забирал его, чтобы снять копии с протокола осмотра и первичных документов.
– Да, вот еще…– прервав печатную трель, вновь обратился к оперу Иголкин.
– Голубевым ты занимался?
– Все занимались.
– Хм… Знаешь, что он в отказ пошел?
– Откуда? Ты ж не говорил. Ну и что? Пускай идет, там же с доказухой порядок.
– Ага, порядок, да не совсем. Боюсь, придется выпускать.
– Как выпускать? – Костик опять сел на стул. – Сдурел, что ли?
– Ты это, полегче. Не на базаре. Там все не так просто. Многое от экспертиз зависит. А пока есть только его признание. Вернее, было. Видимо, адвокат напел.
Костик пару раз моргнул. Ну, мать твою! Этот следователь постоянно выкидывал такие фортели. Хорошо, хоть заранее обрадовал, а не после того, как выпустил.
Голубев был задержан три дня назад за то, что в пьяном угаре на глазах собутыльников одного своего приятеля зарезал, а второго тяжело ранил.
Спустя четыре часа Белкин вместе с местным опером и постовым тормознули Голубева возле метро и даже изъяли из его кармана окровавленный выкидной нож. Голубев – трижды или четырежды судимый рецидивист – поначалу признался, упал на колени, просил пристрелить его при попытке к бегству, потому что он душегуб и место его в аду. Но, протрезвев, вероятно, решил, что ему еще рано заказывать отходную молитву, пошел в отказ.
Собутыльники, зная крутой нрав Голубя, не спешили давать правдивые показания и по возможности передергивали ситуацию в пользу убивца. Раненый тоже пока допрошен не был по причине нахождения в реанимации в крайне тяжелом состоянии. И все-таки при всем этом улик и доказательств против Голубева было предостаточно, а экспертиза – это дело времени.
Окровавленный нож, окровавленная одежда, первичное признание – что еще надо человеку, чтобы спокойно сесть в тюрьму? Ну или встать к стенке? Но следователь Иголкин был гуманистом. Тюрьмы забиты, у человека туберкулез… Пожалуй, мы его отпустим, а вот когда придут результаты экспертиз, тогда-то мы его с чистой совестью в Кресты и упакуем. Ведь всякое бывает. Вдруг вещдоки где-нибудь в судебно-медицинской лаборатории потеряются или эксперт что-нибудь напутает? И что тогда? Тогда получается незаконный арест. А за это самому можно в Кресты уехать.
Иголкин был перестраховщиком в квадрате. Он мог найти сотни аргументов, доказывая, что пока человека арестовывать не следует. По крайней мере, по десяти делам, находящимся в его производстве, подозреваемые, будучи поначалу задержаны милицией, а потом отпущены прокуратурой, числились в розыске. И даже не просто в розыске, а в вечном розыске, потому что убийца, выпущенный на подписку о невыезде, тут же плюет с высоты своего роста на эту бумажку и драпает в теплые края. Иногда оставляя по пути новый кровавый след. Но Иголкина эти накладки уже не занимали. С точки зрения законодательства к нему никаких нареканий не было. Извините – этот закон не мной придуман.
Вообще у милиции с прокуратурой постоянно возникали трения на этой почве. Пару месяцев назад Главк накопал на прокуратуру массу компромата по поводу загубленных уголовных дел. Прокуратура в долгу не осталась – направила своих ревизоров в оперативные подразделения милиции, благо закон о прокуратуре разрешал ей копаться в милицейских секретных делах. Результаты ревизии были незамедлительно отправлены в Москву, и теперь оперы ждали новой, расширенной проверки уже генеральной прокуратуры. Кандидаты на заклание были определены сразу и теперь ожидали своей участи.