Через полчаса, вздохнув свободно от дежурных заморочек, я вышел из отделения и рванул в центр. Было четыре часа дня, солнце еще пекло, я снял свою джинсовку и, оставшись в футболке, пошел на остановку.
Катя-Катерина жила где-то у Сенной площади, бывшей площади Мира. Минут через сорок я, благополучно добравшись на метро, уже стоял у ее дома. Дом был старой планировки, и по идее, однокомнатных квартир здесь быть не должно. Я зашел в мрачный подъезд, пешком поднялся на второй этаж и остановился у массивной двери. Приложив ухо к дереву, я прислушался. Тишина. Я оглядел подъезд. Как врач-инфекционист я бы категорически запретил жить в таких подъездах. Из подвала шел какой-то могильный смрад. Стайка бездомных кошек обступила мусорный бачок на ступеньках. Одна из них, по-видимому, самая голодная, забралась вовнутрь и разрывала лапами отходы. Все ясно. Раньше, видать, какая-то добренькая бабуля угощала животных колбасой или наливала молока, но сейчас, по нынешним-то ценам, колбасой не наугощаешь. Только кошкам этого не объяснишь, вот они и приходили в подъезд по привычке.
Я снова взглянул на двери боярыни Морозовой. Конечно, она не боярыня, но при упоминании этой фамилии мне каждый раз вспоминалась картина Сурикова.
Скорее, по привычке, чем из природного любопытства я дернул за ручку. Дверь была не заперта. Вот так-так. Чрезвычайно неразумно со стороны боярыни. Ну хорошо, это я человек честный (простите за нескромность), но ведь и жуликов-то сколько. Прикрыв двери, я из вежливости нажал на звонок. И только тут я понял, что погорячился. Ведь сказать Кате я пока ничего не мог, крючок мой на нее и бабочку не выдержит. Но ничего, если что, сообщать ей, что являюсь представителем Славного управления внутренних дел, я не буду. Совру, что квартиры перепутал. Но к дверям, однако, никто не подошел. Может, в ванной моется или, пардон, оправляет естественные потребности?
Я опять прислушался. Тишина. Неужели мне повезло и Катюша забыла закрыть двери? Я осторожно толкнул дверь, нырнул внутрь и замер. В квартире, по-моему, действительно никого не было. Хо-хо, сейчас я такой крючок на Катю надыбаю, слона можно будет подвешивать. Весь в радужных перспективах я на цыпочках прокрался в комнату.
Боярыня Морозова была девушкой моей мечты. Я бы с удовольствием посидел с ней в кафе или прогулялся бы по Садовой. Но из этого уже ничего не выйдет – Катя была мертва. И не надо было даже иметь незаконченного высшего медицинского образования, чтобы определить это.
По всей видимости, она была задушена своим же кушаком от халата. Я дедуктивно понял, что сам кушак задушить Катю не мог. Будь так, я бы выкинул ко всем чертям свой махровый халат и никогда не покупал бы новый.
Я принюхался. Запах подъезда уступил место своему коллеге – запаху трупного разложения. Я дотронулся до тела. Окоченение уже спало, значит, пару дней экс-боярыня лежит здесь точно. Я приподнял платье. Не подумайте ничего плохого, я сделал это не из праздного любопытства. В конце концов, я врач и ничего принципиально нового там бы не увидел. На Кате был одет миниатюрный, максимально открытый купальник. Я сделал два железно-логических вывода – придушили ее сразу после бани, не дав даже возможности переодеться, и, во-вторых, идя в ресторан, она надела купальник, то есть знала, что пойдет в баню, а значит, появление двух парней, предложивших парную было совсем не случайно.
Я сел в кресло и оглядел комнату. Нет, Морозова не была боярыней. Месячный слой пыли на мебели, обои, покрытые пятнами от вспотевших тел, грязный и сто лет не чистившийся ковер на полу плюс груда немытой посуды на столе. В углу склад пустых консервных банок и бутылок. При всем этом сказать, что Катя жила плохо, было нельзя. Телек-кубик, видак, сервиз «Мадонна» в серванте, коньяк «Камю» на столе, пара рюмок, дорогие сигареты. На стене – японский телефон-трубка. Я открыл бар в секретере. Содержимое было все перерыто. Я бегло осмотрел остальные ящики. Везде было одно и то же
– ужасный беспорядок. Самое обидное, я не нашел никаких документов покойной
– ни паспорта, ни записных книжек, ни бумажек с какими-либо каракулями. Стоп, стоп, а это что на телевизоре? Обручальное колечко. По размерам – мужское. Катя у нас не замужем, стало быть, колечко не ее. У Борзых, кажется, кольцо исчезло. Ладно, возьму с собой, может, опознает.
Я снова опустился в кресло. Присутствие лежавшей на ковре хозяйки меня не очень смущало. И даже расстроился я больше не поводу ее кончины – я вспомнил про свой материал. Тот самый, связанный с ограблением Борзых. Он спокойно лежал у меня в столе уже третьи сутки, без всякого движения. Естественно, уголовное дело я тоже не возбудил – в конце концов, по закону можно десять дней держать. Так-то оно так, но если всплывет вся эта история с убийством, да еще в свете кражи у Борзых, здесь оказаться крайним могу уже я. Стрелочником, то есть. Мне тут же поставят в вину, что я не сразу возбудил дело, не передал его следователю и не провел неотложных следственных действий, то есть время упустил, что привело к убийству Морозовой. И бесполезно будет кому-нибудь доказывать, что Катю все равно бы пришили, возбуждай ты дело, не возбуждай. И бесполезно будет объяснять, что я хотел найти на нее крючок. Скажут – ты опер, а не рыбак. Но теперь ты уже не опер. Ты стрелочник. А что у нас происходит со стрелочниками, я знал очень хорошо. Тем более, что на мне висит неполное служебное соответствие. Говоря проще – последний звонок. А то есть за любое, даже мелкое взыскание я вылетаю из органов. И прокуратура тут постараться может – возбудит какую-нибудь 172-ю – халатность – или еще что в том же духе. А чтобы всего этого не случилось, в оставшийся семидневный срок я должен буду либо найти убийц Кати, либо отказать кражу у Борзых, а лучше всего – и то, и другое.
Легко сказать лучше. Не разорваться же мне. Пожалуй, второе проще. Во-первых, я не очень горел желанием встретиться один на один с человеком, так умело орудующим кушаком, а во-вторых, я уже набил руку на отказных материалах. Отказать тяжело только на первый взгляд, как же так – ведь существует заявление по факту кражи, а мы вдруг официально посылаем потерпевшего куда подальше, вынося постановление об отказе в возбуждении уголовного дела. Но на деле все гораздо проще. Многие заявляют в милицию не из-за того, чтобы найти вора, а по каким-нибудь своим интересам – например, из-за страховки или предстоящей ревизии. Операция «Ы», короче. И вот если я нахожу доказательства, что кражи на самом деле не было, а была, к примеру, инсценировка, я смело беру листок и пишу постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, и пусть потом потерпевший куда угодно жалуется, меня это уже волновать не будет.
Но с Борзых, пожалуй, тяжеловато будет, его, похоже, действительно обнесли, но попробовать можно. Убийство, конечно, тоже хотелось бы раскрыть, из спортивного интереса, так сказать. Я же опер, в конце концов, а каждый настоящий опер в душе фанат. И раскрытие преступлений для него, как наркотики – для нарокомана. Невзирая на выговоры, приказы, чужую территорию и нехватку времени, если появится зацепка, он готов сутками носиться, высунув язык, хоть иногда и совершенно впустую. Это фанатизм. За пять лет я еще не стал таким фанатом, но, говоря тем же наркоманским языком, ломка уже началась. Решено – буду копать в обоих направлениях, а дальше действовать по ситуации.
Милицию я сюда вызывать не буду. Катя не убежит, правда, разлагаться начнет, но из-за вони в подъезде никто ничего не унюхает.
На всякий случай я еще раз осмотрел квартиру, нашел в коридоре ключ, запер дверь и вышел в подъезд. Необходимость ходить по соседям сама собой отпала – только светиться лишний раз.
Выйдя на улицу, я не торопясь зашагал к метро.
Я ехал в метро и занимался мыслительным процессом. Хорошие, однако, знакомые у Кати. Странно, что ее грохнули именно в этот раз. Полгода назад в ее биографии был такой же случай, но она осталась жива. Почему? А бог его знает. У нее теперь не спросишь.
С чего же мне начать? Жаль, нет Филиппова. Он бы мог присоветовать что-нибудь толковое. А с Мухомором не посоветуешься. Он, если про убийство узнает, скажет, не лезь, не наша территория.
Тогда посоветуемся с учебниками по криминалистике. Что там сказано? Установить и проверить на причастность все ближайшие связи жертвы. Легко сказать. Если самая ближайшая связь жертву «сучкой» называет. Что у меня осталось? Работа – нет, друзья – нет. Подруги. Тут, пожалуй, есть зацепка. Парочка Наташа-Сережа. Скорее всего, к этой истории они отношения не имеют, но чем черт не шутит. Вот с них и начнем. Точнее, с Наташи. Тут на везенье надо рас-считывть. Если она та самая, что в ателье работает.
Пребывая в глубоких сомнениях, я доехал до отделения. Но стоило только мне упасть в кресло, как тут же зазвонил телефон.
– Да, слушаю.
– Это Борзых. Кирилл Андреевич, ничего нового нет? Не нашли Катю?
