При этих словах консьержка подняла голову и переспросила, словно ослышавшись:
— На четвертый этаж?
— Ведь именно там живет профессор Гуэн с супругой, не так ли? Насколько мне известно, они занимают целый этаж?
— Да.
Консьержка овладела собой, и комиссар продолжал:
— Мне бы хотелось узнать у них, не слышали ли они чего-нибудь вчера вечером. Ведь они были дома?
— Мадам Гуэн была дома.
— Весь день?
— Да. К ней в гости приходила сестра и пробыла до половины одиннадцатого.
— А профессор?
— Он уехал в больницу около восьми.
— А когда вернулся?
— Примерно минут пятнадцать двенадцатого. Незадолго до ухода свояченицы.
— Профессор часто уходит в больницу по вечерам?
— Довольно редко, только в особых случаях.
— Сейчас он дома?
— Нет. Он почти никогда не приезжает до обеда. И хотя в квартире имеется хорошо оборудованный кабинет, больных на дому он никогда не принимает. Кроме редких случаев.
— Я поднимусь и поговорю с его женой.
Консьержка не остановила его, когда он поднялся и направился к стулу, на котором лежало его пальто. Он уже хотел открыть дверь, как она произнесла еле слышным голосом:
— Мосье Мегрэ!
Он ожидал именно этого и повернулся в ее сторону с легкой улыбкой. Консьержка явно искала слов и смотрела на него с почти умоляющим выражением лица. Комиссар решился:
— Это он?
Она не поняла его.
— Не хотите же вы сказать, что подозреваете профессора в…
— Вовсе нет, у меня и в голове подобного не было. Но я уверен, что Луизу Филон в этот дом устроил профессор Гуэн.
Она словно с сожалением кивнула головой в знак согласия.
— Почему вы мне сразу не сказали об этом?
— Вы меня об этом не спрашивали.
— Я спрашивал: знаете ли вы человека, который..
— Нет, вы меня спросили, видела ли я кого-либо, поднимающегося наверх…
— Профессор просил вас молчать?
— Нет. Ему это все равно.
— Откуда вам это известно?
— Знаю. Он этого не скрывает.
— Тогда почему вы мне не сказали сразу…
— Сама не знаю. Просто подумала, что не стоит его без особых причин вмешивать в это дело. Он спас жизнь моему сыну, сделав бесплатно очень сложную операцию, и потом два года наблюдал за ним.
— Где сейчас ваш сын?
— Служит в армии. Во Вьетнаме.
— Мадам Гуэн знает об этом?
— Да. Но она не ревнует. Привыкла.
— Значит, весь дом знает, что Лулу была любовницей профессора?
— Если кто-то и не знает, то просто не хочет знать. В этом доме жильцы мало интересуются своими соседями… Профессор часто спускался на третий этаж в пижаме и халате.
— Что за человек профессор?
— Вы его не знаете?
Консьержка разочарованно посмотрела на Мегрэ. Комиссар часто видел фото Гуэна в газетах, но ему не доводилось встречаться с ним лично.
— Ему лет шестьдесят, да?
— Шестьдесят два. Но он выглядит моложе. Впрочем, для таких мужчин, как он, возраст не имеет особого значения.
Мегрэ постарался вспомнить лицо знаменитого хирурга. Большая голова, крупный нос, грубый подбородок. О прожитой жизни свидетельствовали складки на щеках и мешки под глазами. И было забавно слушать консьержку, которая говорила о профессоре с энтузиазмом молоденькой студентки, рассказывающей о своем преподавателе.
— Вы не знаете, виделся ли он вчера с ней, прежде чем уйти вечером в больницу?
— Я уже говорила вам, что он был дома до восьми часов. Молодой человек приходил позже.
— А после возвращения из больницы?
Консьержка колебалась, явно подыскивая подходящий ответ.
— Конечно, нет.
— Откуда такая уверенность?
— Его свояченица спустилась через несколько минут после его прихода.
— Вы думаете, что он с ней виделся?
— Думаю, что она ожидала его, чтобы уйти.
— Вы так защищаете профессора…
— Я только говорю правду.
— Ну, поскольку мадам Гуэн обо всем знает, не мешает зайти к ней и поговорить.
— Считаете, что это удобно?
— Нет, пожалуй, вы правы.
Однако он направился в сторону двери.
— Куда вы?
— Наверх. Я оставлю дверь квартиры Луизы Филон открытой и, когда профессор будет возвращаться домой, попрошу его для беседы.
— Ну, если вам это так важно…
Эта женщина была все же чем-то симпатична комиссару, несмотря на ее стремление выгородить профессора. И когда дверь закрылась за Мегрэ, он повернулся, чтобы через окно еще раз посмотреть на консьержку. Она встала со стула, но, увидев комиссара, на минуту застыла на месте, а затем решительно направилась на кухню, словно ее ждала там какая-то срочная работа. Но Мегрэ был убежден, что она торопилась не на кухню, а к телефону, стоявшему на столике у окна, а он своим взглядом спугнул ее.
— Где ты ее нашел? — спросил Мегрэ у Люка.
— На верхней полке кухонного шкафа.
Это была обыкновенная белая картонная коробка из-под обуви, рядом лежала красная бечевка. И когда ее открыли, содержимое картонки напомнило Мегрэ аналогичные «сокровища», часто виденные им у простых людей в деревнях. Обычно там хранятся свидетельства о браке, пожелтевшие письма, квитанции из ломбарда.
«Сокровища» Луизы Филон не отличались от прочих. В коробке не было свидетельства о браке, зато там хранилась запись о рождении, выданная мэрией 18-го района. В бумаге говорилось, что вышеозначенная Луиза Мари Жозефина Филон родилась в Париже, отец — Луи Филон — рабочий скотобойни, проживающий на улице Камбрэ, и Филипина Флемм — прачка.
Была здесь и фотография, сделанная местным фотографом. На переднем плане находился парк с балюстрадой, а на ее фоне стояла женщина лет тридцати. Видно было, что в момент съемки она не смогла даже улыбнуться по команде фотографа и смотрела прямо перед собой строгим взглядом, уставившись в одну точку. Без сомнения, до Луизы у нее уже были дети. Фигура ее изменилась, платье тесно обтягивало обвислую грудь.
Люка снова уселся в кресло, в котором он отдыхал до прихода комиссара. Мегрэ, окинув взглядом комнату, не смог удержать улыбки. Пепельница была набита окурками, и комиссар про себя отметил, что Люка, видимо, от скуки читал один из развлекательных романов Лулу. Книга лежала на столике открытой, прочитанной лишь наполовину. Проследив за взглядом Мегрэ, Люка, указывая на фото, сказал:
— Она давно умерла. Семь лет назад. — И протянул шефу вырезку из газеты с некрологом.
Мегрэ оставил дверь квартиры открытой, и они чутко прислушивались к звукам, доносящимся с лестницы. Лифт заработал лишь раз и остановился на втором этаже.
— А ее отец?
— Есть только вот это письмо.
Письмо было написано простым карандашом на листке дешевой бумаги и почерком человека, явно малообразованного:
«Моя дорогая Луиза!
Во первых строках моего письма извещаю тебя, что я снова в больнице и очень несчастлив. Сжалься и пришли мне немного денег, чтобы я смог купить себе табаку. Врачи уверяют, что мне нельзя есть и морят голодом.
Высылаю это письмо на адрес бара, в котором тебя видел один из моих знакомых. Наверняка тебя там знают. Я долго не протяну. Твой отец.»
В углу стояло название больницы: Безьер в округе Эро. Но даты там не было, и поэтому трудно было точно установить, когда оно было написано. Хотя, судя по желтизне бумаги, писалось года два-три назад.
Получала ли Луиза Филон другие письма? Почему она хранила только это? Может быть, ее отец умер вскоре после того, как отправил письмо?
— Наведи справки об ее отце в больнице Безьера.
— Хорошо, шеф.
Мегрэ не нашел никаких других писем, зато в картонке было много фотографий, снятых на ярмарке. Луиза Филон снималась и одна, и с Пьеро. Были тут и фото, сделанные в автомате и предназначенные для документов.
Остальное содержимое коробки состояло из мелких безделушек, купленных там же, на ярмарке. Среди них были фаянсовая собачка, пепельница, несколько слоников и даже бумажные цветы.
Подобные безделушки, вполне уместные в квартале Барбе или на бульваре Шапель, здесь, в квартире на авеню Карно, выглядели прямо-таки трагично.
— Ничего больше?
Люка не успел ответить, как раздался телефонный звонок, заставивший обоих вздрогнуть. Мегрэ поспешно снял трубку
— Алло!
— Комиссар Мегрэ?
— Я вас слушаю.
— Извините за беспокойство, господин комиссар, но я звонила в полицию и мне сказали, что вы, скорее всего, в этой квартире. Это жена профессора Гуэна.
— Слушаю вас.
— Могу ли я на минутку спуститься и поговорить с вами?
— Не проще ли мне подняться к вам?
Но она ответила все тем же решительным голосом:
— Предпочитаю спуститься к вам, мне не хотелось бы, чтобы муж, вернувшись из больницы, застал вас у нас в доме.
