— Нам много чего придется выяснять, — сказал Колльберг. — Мы даже не знаем, погибли ли при пожаре только эти три человека. Что же касается того, будто в доме находились одиннадцать человек, то это всего лишь предположение. Я прав, Ларссон?
— А кто были те люди, которые самостоятельно выбрались из огня? — спросил Хаммар.
— Во-первых, они выбрались из дома не самостоятельно, — ответил Гюнвальд Ларссон. — Оттуда их вынес я. Если бы я случайно там не оказался, для них все могло бы кончиться гораздо хуже. И, во-вторых, я не записывал их имена. Мне хватало другой работы.
Мартин Бек задумчиво посмотрел на забинтованного великана. Гюнвальд Ларссон часто вел себя вызывающе, но для того, чтобы нагрубить Хаммару, нужно было страдать либо манией величия, либо получить сотрясение мозга.
Хаммар нахмурился.
Мартин Бек полистал свои бумажки и сказал, чтобы замять неловкую ситуацию:
— У меня здесь имеются только их имена и фамилии. Агнес и Герман Сёдерберг. Супружеская пара, шестидесяти семи и шестидесяти восьми лет. Анна-Кайса Модиг и два ее ребенка, Кент и Клари. Матери тридцать лет, мальчику пять, девочке семь месяцев. Потом две женщины, Клара Бергрен и Мадлен Ольсен, шестнадцати и двадцати четырех лет, и парень, которого зовут Макс Карлсон. Сколько ему лет, я не знаю. Трое последних в этом доме не жили, они пришли туда в гости. Предположительно, к Кеннету Роту, одному из тех, кто погиб во время пожара.
— Ни одно из этих имен мне ничего не говорит, — заметил Хаммар.
— Мне тоже, — сказал Мартин Бек.
Колльберг пожал плечами.
Рот был вором, — произнес Гюнвальд Ларссон. — Сёдерберг — алкоголик, а Анна-Кайса Модиг — проститутка. Если нам от этого, конечно, станет легче.
Зазвонил телефон, и Колльберг взял трубку. Он придвинул к себе блокнот и вынул из верхнего кармана шариковую ручку.
— А, это ты? Да, хорошо.
Остальные молча глядели на него. Колльберг положил трубку и сообщил:
— Это Рённ. Ситуация такова: Мадлен Ольсен, вероятно, не выживет. У нее восемьдесят процентов ожогов плюс контузия и сложный перелом бедра.
— У нее везде были рыжие волосы, — сказал Гюнвальд Ларссон.
Колльберг бросил в его сторону короткий взгляд и продолжил:
— Старый Сёдерберг и его жена серьезно отравились дымом, но их жизни вне опасности. У Макса Карлсона обгорело тридцать процентов кожи, он выживет. Карла Бергрен и Анна-Кайса Модиг физически не пострадали, но находятся в сильном шоке, так же, как и Карлсон. Никого из них пока допросить нельзя. И только с двумя детьми все в полном порядке.
— Полагаю, это мог быть самый обычный пожар, — сказал Хаммар.
— Чушь, — отрезал Гюнвальд Ларссон.
— Может быть, тебе лучше пойти домой и лечь в постель? — предложил Мартин Бек.
— А тебе очень бы этого хотелось, да?
Через десять минут появился Рённ. Он изумленно уставился на Ларссона и спросил:
— О Боже, что ты здесь делаешь?
— Ты мог бы спросить и повежливее, — сказал Гюнвальд Ларссон.
Рённ укоризненно посмотрел на остальных.
— Ты что, спятил? — спросил он. — Вставай, Гюнвальд, пойдем.
Гюнвальд покорно встал и направился к двери.
— Минуточку, — сказал Мартин Бек. — Всего лишь один вопрос. Почему вы следили за Гёраном Мальмом?
— Не имею ни малейшего понятия, — ответил Гюнвальд Ларссон и вышел.
Все находящиеся в кабинете от изумления потеряли дар речи.
Через несколько минут Хаммар пробормотал что-то непонятное и ушел. Мартин Бек сел, взял газету и начал ее читать. Спустя тридцать секунд Колльберг последовал его примеру. Так они сидели в полном молчании до тех пор, пока не вернулся Рённ.
— Что ты с ним сделал? — спросил Колльберг. — Сдал его в зоопарк?
— Что ты имеешь в виду? — ответил Рённ. — Сделал с ним? С кем?
— С Ларссоном, — произнес Колльберг.
— Если ты говоришь о Гюнвальде, то он с диагнозом «контузия» лежит в Южной больнице. Врачи не разрешили ему разговаривать или читать несколько дней. Хотелось бы мне знать, кто в этом виноват?
— Только не я, — сказал Колльберг.
— А я думаю, что именно ты. У меня есть огромное желание врезать тебе.
— Прекрати орать на меня, — сказал Колльберг.
— Ты всегда относился к Гюнвальду, как к бесчувственному чурбану, но сегодня ты уже перешел все границы.
Спокойный, уравновешенный Эйнар Рённ был родом из Норланда, и в нормальных условиях он никогда не выходил из себя. За пятнадцать лет их знакомства Мартин Бек ни разу еще не видел его таким разгневанным.
— Ну да, теперь я вижу, что у него есть по крайней мере один настоящий друг, — саркастически произнес Колльберг.
Рённ сжал кулаки и сделал шаг вперед. Мартин Бек быстро поднялся и встал между ними. Потом повернулся к Колльбергу и сказал:
— Прекрати, Леннарт. Не затевай ссору.
— Ты тоже ненамного лучше, чем он, — сказал Рённ Мартину Беку. — Вы оба мерзавцы.
— Эй, какого черта… — начал Колльберг, вставая с места.
— Успокойся, Эйнар, — сказал Мартин Бек. — Ты совершенно прав, нам следовало бы сразу сообразить, что с ним не все в порядке.
— Да, следовало бы, — согласился Рённ.
— Лично я особой разницы не заметил, — беззаботно сказал Колльберг. — Возможно, у меня недостаточный интеллектуальный уровень для того, чтобы…
Открылась дверь, и в кабинет вошел Хаммар.
— Вы все как-то странно выглядите, — сказал он. — Что случилось?
— Ничего, — ответил Мартин Бек.
— Ничего? Эйнар похож на вареного рака. Вы что, собрались драться? Давайте-ка обойдемся без этих ваших полицейских грубостей.
Зазвонил телефон. Колльберг, как утопающий за соломинку, схватился за телефонную трубку.
Лицо Рённа постепенно приобрело свой нормальный цвет. Лишь нос его оставался красным, впрочем, таким он был всегда.
Мартин Бек чихнул.
— Какого черта, откуда мне знать? — произнес Колльберг в трубку. — Какие еще трупы?
Он положил трубку на место, вздохнул и сказал:
— Какой-то идиот из медицинской лаборатории интересуется, можно ли увезти трупы. У нас для него найдутся здесь какие-нибудь трупы?
— Могу ли я узнать, кто-нибудь из вас уже был на месте пожара? — с кислым видом спросил Хаммар.
Никто ему не ответил.
— Надеюсь, вам не составит труда туда наведаться, — буркнул Хаммар.
— Мне нужно разобраться с документацией, — туманно объяснил Рённ.
Мартин Бек направился к двери. Колльберг пожал плечами, встал и последовал за ним.
— Вероятнее всего, это самый обычный пожар, — словно разговаривая сам с собой, упрямо сказал Хаммар.
V
Место пожара было оцеплено полицейскими так, что ни одна живая душа не могла туда проскользнуть. Когда Мартин Бек и Колльберг вышли из машины, они привлекли к себе внимание двух полицейских из оцепления.
— Эй, что это вы здесь делаете? — высокомерно спросил один из них.
— Вы разве не видите, что здесь нельзя останавливаться? — сказал другой.
Мартин Бек уже собирался предъявить свое служебное удостоверение, однако Колльберг придержал его и попросил:
— Простите, офицер, вы не могли бы сообщить мне свое имя?
— Тебе это ни к чему, — бросил первый полицейский.
— Убирайтесь, — приказал второй, — а иначе будут неприятности.
— В этом я не сомневаюсь, — сказал Колльберг. — Вопрос только в том, у кого.
Тяжелый характер Колльберга проявлялся даже в его манере одеваться. Его синее пальто развевалось на ветру, воротник был расстегнут, галстук свисал из правого кармана пиджака, а свою старенькую шляпу он сдвинул на затылок. Двое полицейских многозначительно посмотрели друг на друга. Один из них подошел чуть ближе. У обоих были розовые щеки и круглые голубые глаза. Мартин Бек понял, что они решили, будто Колльберг пьян, и собрались его задержать. Он знал, что Колльберг способен сделать из них отбивную, как физически, так и морально, максимум за одну минуту и что их шансы завтра утром проснуться безработными весьма велики. Ему не хотелось, чтобы сегодня еще кто-нибудь пострадал, поэтому он быстро вытащил свое удостоверение и сунул его под нос более агрессивному из двух полицейских.
