Луч фонаря метнулся по стене напротив камер, и мне показалось, что там есть какие-то буквы.
— Лёша, а посвети-ка сюда, будь добр.
Да, там определённо было что-то написано. Я взял фонарь и стал менять угол наклона луча, падающего на стену.
— У тебя есть блокнот и ручка?
— Да, ты забыл, я же следак, а нам без этого никуда.
— Тогда пиши по буквам. Первое слово: «прочерк, в, о, прочерк, о, с, прочерк, прочерк, в, с, прочерк, и, прочерк. Второе слово: к, прочерк, прочерк, прочерк, прочерк, о, в.
— Ну, и смотри, что мы имеем: «— во — ос — вс — и —» и «к — ов».
Я напряжённо всматривался в буквы, чувствуя, что ещё немного и подсознание подскажет правильный ответ. И он пришёл, как озарение. Я молча дописал недостающие буквы вместо пропущенных и показал Успенцеву. Тот прочитал и поднял на меня глаза:
— Это многое объясняет, брат.
На страничке блокнота в клеточку было написано два слова: «Хворостовский» и «Копылов». Мы молча ещё раз осмотрели кости, лежащие в смежных клетках. Нам стало ясно, какой ужасной смертью умерли эти два человека. Понятно было также, кто был их палачом. Неясно только, что за причина толкнула этого человека на такую жестокость.
Мы вышли в соседнюю камеру. Свечи по-прежнему довольно ярко освещали пространство.
— Смотри, Игорь, да тут целый арсенал.
В небольшой нише, незамеченной нами ранее, на полках лежали два нагана, маузер и обрез кавалерийской винтовки. В промасленных пачках, видимо, были патроны к ним. Там же лежал небольшой рюкзак. Успенцев открыл его и достал моток верёвки, нож с узким длинным лезвием, бахилы.
— Слушай, Лёша, а посвети-ка сюда, на пол.
В углу лежала скомканная женская одежда, обувь, сумочка. Майор открыл её, достал какой-то документ и замер.
— Что там?
— Это пропуск на работу той девушки, которую мы нашли сегодня утром. Такие вот дела, брат. Считай, что теперь у нас практически со стопроцентной вероятностью имеются прямые улики, указывающие на эту тварь. Прости меня, Господи! Знать бы причину, толкнувшую её на это. Ну, да как-то доберёмся и до этого. Думаю, пора вызывать экспертов.
— Погоди, я взгляну на дверь. Интересно, как она выбиралась наружу.
Вода в приямке перед металлической дверью практически ушла, и виден был бетонный пол перед ней. Я внимательно осмотрел её и без труда нашёл внизу незаметную ручку. Один поворот по часовой стрелке, и дверь отворилась. Я вышел наружу. У моих ног струился всё ещё широкий ручей, который совсем недавно был довольно полноводной рекой, и заполнял добрую половину сечения тоннеля. Массивная кирпичная кладка говорила о том, что это сооружение проектировалось в незапамятные времена.
Снаружи на сплошной утопленной в крепь тоннеля двери сейчас был выдвинут довольно толстый стержень. Я нажал на него. Раздался щелчок, и ручка на внутренней стороне двери повернулась. С внешней стороны наличие стержня было практически незаметно. Мне стало ясно, как работал механизм запора. Вернувшись в подземелье, я не стал запирать за собой дверь, а просто плотно прикрыл её, руководствуясь неясным чувством предвидения, которому до сих пор так и не дал внятного определения.
13
Даша сидела за письменным столом, и лицо её выражало крайнюю степень озабоченности.
— Что там внизу? Есть что-то новое?
— Да, есть, — не стал разочаровывать девушку Успенцев, — есть и очень много. Во-первых, мы имеем физические, а не мнимые доказательства причастности Эмилии к нашим двум убийствам. Думаю, что экспертам не составит труда собрать необходимые улики на основании того, что мы обнаружили. Во-вторых, внизу оказалась самая настоящая тюрьма, где обнаружены останки Хворостовского и Копылова. Да-да, представь себе, Дашенька, хотя это и кажется невероятным через столько лет после их гибели.
Картина складывается более чем отчётливая. Единственная проблема состоит в том, что у нас нет мотива для совершения этих убийств. Мы ведь достаточно условно называем их ритуальными.
— Есть и мотив, — подала голос Даша. — у меня в руках записная книжка Варфоломея Павловича Хромова, которую он вёл на протяжении чуть ли не всей жизни, отмечая в ней только самые важные события. В последние два года её продолжила Эмилия. Там есть всё необходимое для понимания мотива совершённых ими преступлений.
Кроме того, здесь же часть пропавших писем Хворостовского. Я предлагаю прочесть их дома, для этого, поверьте, есть много оснований. Со всех документов сняты копии, которые, на мой взгляд, и следует оставить в этом столе, где их найдут следователи. С теми документами, которые имеются у нас, можно считать нынешние и прошлые преступления раскрытыми.
— Погоди-погоди! Ты что, Даша, предлагаешь утащить такие важные улики с места, где готовились преступления? Извини, ты в своём уме? Я, кстати, представитель государственной службы розыска и, между прочим, майор полиции. Прошу вас не забывать об этом, дорогие сыщики.
— Алексей, давай по порядку, — вмешался я в их разговор. — Скажи, на твой взгляд, того, что имеется, достаточно для раскрытия нынешних убийств?
— Думаю, да, достаточно.
— В твои задачи входит объяснение наличия двух скелетов внизу?
— Ну, как бы не очень. Хотя и пройти мимо, не попытавшись объяснить находки в подземелье, тоже нельзя.
— Хорошо. Что, если мы заберём с собой оба письма и записную книжку, поскольку они важны для нашего собственного расследования, но оставим для следствия в ящике стола их копии. При этом не нужно объяснять, где находятся подлинники этих документов. Их могла обнаружить та же Эмилия и спрятать в каком-нибудь тайнике. Его, конечно же, нужно искать, но обнаружится он или не обнаружится, это ведь не принципиально для итогов расследования, насколько я понимаю.
Кроме того, именную саблю я бы также забрал, с твоего позволения, разумеется. Это уже лично для меня. Её наличие среди вещдоков не обязательно, поскольку есть родовой альбом, составленный Петриченко. Туда под фотографией их прадеда нужно только аккуратно вписать фамилию Хромова. Что скажете, господин майор, это сильно повлияет на ход расследования?
— Да, в общем, в твоих рассуждениях логика есть, — подумав, нехотя согласился Успенцев. — Думаю, что на результат следствия это не повлияет: выводы будут однозначны. Хорошо, давайте так и поступим. Минут через пятнадцать я вызываю сюда своих ребят.
Мы с Дашей ушли, оставив Алексея выполнять стандартную работу сыскаря. Поднявшись вверх по улице, мы остановились, чтобы на расстоянии ещё раз взглянуть на оставшийся позади дом с ухмыляющимся сатиром. Внешне ничем не примечательное двухэтажное строение позапрошлого века. Ниже поблёскивала на утреннем солнце речушка Половица, втекая в невидимый отсюда тоннель. Ничего особенного, но я вспомнил подземелье, свечи на полках, решётчатые камеры со скелетами внутри и ощутил лёгкий холодок в области затылка.
— Интересно, кто строил этот ужасный дом и с какой целью? — задумчиво спросил я.
— Боюсь, что это можно узнать только случайно, — ответила Даша. — Ты куда сейчас?
— Домой, естественно. А ты разве не ко мне?
— Нет, извини, мне нужно переодеться и кое-что обдумать. Да и Успенцев освободится не скоро. Ты позвони, когда он появится, и я тут же прибегу. Хорошо?
— Конечно. Письма и книжку ты заберёшь с собой?
— Если ты не возражаешь.
— Да нет, мне есть чем заняться. Я провожу тебя, если хочешь.
— Хочу, можно я возьму тебя под руку?
— Дашенька, ради Бога, доставь мужчине удовольствие.
Смеясь, она взяла меня под руку и мы медленно пошли к её дому. Это было недалеко. Минут через десять я с удовольствием поцеловал её упругую щёчку, и мы расстались.
Алексей освободился ближе к двадцати. Он позвонил перед тем, поэтому у двери моей квартиры они с Дашей появились вместе. Я, занятый весь день раздумьями и бездельем, приготовил хороший ужин, открыл бутылку мерло, и мы сразу сели за стол. На вопрос «как дела?» Успенцев лишь поднял большой палец правой руки, что должно было означать «О’кей!». Мы не стали расспрашивать о подробностях. Ужин прошёл как-то по-деловому, быстро.
