Ознакомительная версия.
– Нет, мисс Оливия ее сожгла, как я и сказала. Она была написана каракулями, которые с трудом можно было разобрать, и спрятана под подушкой. В записке было только имя. И призыв: берегитесь. Мисс Оливия сразу все поняла. Она еще больше побледнела и склонилась над телом матери в таком горе, что я не могла этого вынести. Я вышла из комнаты и позвала мистера Николаса. Больше о записке ни разу не говорили. Да мне и не нужно было ничего говорить. После того как гончие унесли бедняжку Ричарда, я много раз их слышала. Я знаю, кто подлил зелья в воду мисс Розамунды. Не она сама, ведь в ней было столько жизни и любви – она бы не запятнала себя грехом самоубийства! – Последние слова Сейди произнесла пылко, у нее даже щеки сердито зарумянились. Более сильным голосом она продолжала: – Близнецы тогда были еще маленькие, чтобы знать о таком; им сказали, что их мама ночью заболела и отравилась. А у мистера Чемберса… сердце было разбито. Он вел себя как вдовец, а не как семейный поверенный… К ней приходили гончие Гавриила; они нашептывали ей советы, что делать, они склонились над ней, когда она погрузилась в последний сон. А ведь мисс Розамунда знала, тогда уже знала, откуда грозит опасность!
– Опасность для нее?
– Да, и для мисс Оливии. Потому что, по правде говоря, потом мистер Кормак стал заигрывать с мисс Оливией. Раз не получилось стать Тревельяном одним способом, он задумал получить свое по-другому. Только мисс Розамунда ни за что не вышла бы за него. Да и он не мог просить руки мисс Оливии после того, как добивался руки ее матери… тогда все выплыло бы наружу! Она и мистеру Чемберсу все рассказала бы – вот он удивился бы! Так что мисс Розамунда долго горевала и не спала ночей. А он… попал в переплет и решил облегчить себе жизнь: лишить дом света. Мисс Розамунда пользовалась любыми предлогами, лишь бы избавиться от мистера Чемберса. Но мистер Чемберс не испугался; он по-прежнему всем сердцем хотел жениться на ней. Надо ему было поговорить по душам с мисс Оливией; думаю, ему она бы призналась в том, что ее тревожило. Но после смерти мисс Розамунды мистер Чемберс так глубоко погрузился в собственное горе, что до него было не достучаться. После похорон мисс Оливия сказала всем, что ночью ее матери стало плохо. Мистер Смедли любил всю семью; он и слышать не желал о самоубийстве. И мистер Пенрит тоже. Он сказал, что руки у мисс Розамунды дрожали, она страдала от бессонницы, и ей, мол, легко было совершить трагическую ошибку. Вместо того чтобы разбудить кого-то из слуг, она налила себе лекарство сама… Мисс Розамунда всегда заботилась о других; все и поверили, что ее смерть – несчастный случай. И ее убийца обрадовался: опять выйдет сухим из воды! Кто стал бы подозревать убийство? Тем более что записку мисс Оливия сожгла…
– Но если ее убили…
Сейди посмотрела на него с жалостью:
– В свое время я обряжала половину жителей нашей деревни. Кто-то умер от несчастного случая, от болезни, от разбитого сердца… да, смерть – обычное дело. Иногда у нас и убийства случались. Доктор Пенрит свое дело знал, умел отыскивать иголку в стоге сена. В деревне ничего не утаишь; скоро все выплывало наружу, и сразу было известно, чья тут поработала рука: мужа, любовника, ревнивой соседки. В Тревельян-Холле все было по-другому. Там все любили мисс Розамунду всем сердцем. Мисс Оливия понимала, что ей никто не поверит. А он всегда действовал умно и осторожно. Не оставлял никаких следов! Зато потом мисс Оливия и мистер Николас вычеркнули детей мистера Брайана из своих завещаний. Мисс Сюзанна и мистер Стивен не получали дом, а деньги были помещены в доверительный фонд. Как бы долго и громко ни завывал пес, их крови он требовать не мог. Зато он в конце концов явился за ней самой – из-за стихов. И потом, у него появились деньги, и он мог поступать как ему заблагорассудится. Мисс Оливия слишком много знала. А еще он решил жениться. В завещании появилось новое условие: если Кормак Фицхью когда-нибудь решит поселиться в Тревельян-Холле, он ни за что не должен жениться. Мистер Чемберс думал: условие появилось потому, что мисс Оливия любила мистера Кормака и не хотела, чтобы он привозил в Тревельян-Холл жену. Но она сказала: здесь ее дом, она поступит с ним как ей захочется, и никто ее не остановит. Так оно и вышло. А мистер Кормак так и не женился. Но он все-таки будет жить в Тревельян-Холле, и я от всей души надеюсь, что гончие найдут его там, в темноте, когда неоткуда будет ждать помощи!
Сейди заплакала; слезы бежали по ее белому, морщинистому лицу, образуя уродливые бороздки, скапливаясь в морщинах и не находя выхода.
Ратлидж тяжело дышал; его распирала черная, бессловесная ярость. Он подал старухе платок. Она кивнула с благодарностью, почти ничего не видя от слез. Затем Сейди осторожно промокнула лицо, и у Ратлиджа защемило сердце, потому что она плакала не по себе. Она по-прежнему плакала не по себе.
После долгого молчания Ратлидж спросил:
– Почему Оливия решила умереть? И почему Николас умер вместе с ней?
Сейди покачала головой:
– Если бы она хотела, чтобы вы знали, она бы вам сказала. В стихах. Так или иначе.
А ведь она и сказала – помоги ему Бог!
– Сейчас мне гораздо важнее выяснить другое. Говорила ли она что-то вам? – хрипло спросил Ратлидж.
– Ей не нужно было ничего говорить. Пусть я старая, слабая и толку от меня никакого, но когда-то я была еще ого-го, и сердце у меня не железное. Я все поняла и без слов!
– Кормак был влюблен в Оливию?
– По-моему, нет. Зато он ее смертельно боялся. Только ее он и боялся, и суеверия тут ни при чем! Мисс Оливия говорила, что он не верит в Бога, зато понимает: если умрет она, настанет конец и ему.
Впервые за долгое время Хэмиш ожил и заговорил так ясно, будто с самого начала сидел вместе с ними за столом. А может быть, из-за напряжения, которое держало его, как в тисках, сам Ратлидж произнес что-то вслух? Потом он уже ни в чем не был уверен.
«Тут она ошибалась; не ее смерть его прикончила, а смерть Николаса Чейни. А ее кузина Рейчел ничего не поняла и послала за Скотленд-Ярдом».
Сейди взглянула на него; больше ее глаза не были ясными и внимательными.
– Да, верно, – ответила она. – Его добила смерть мистера Николаса. Но как он мог оставить Николаса в живых? Николас удушил бы Кормака голыми руками, если бы что-то случилось с мисс Оливией. Как бы все ни было тщательно проделано. Наверное, двадцать лет Кормак только поэтому и выходил сухим из воды. Мисс Оливия не хотела, чтобы Николаса повесили! Нет, они должны были умереть вместе. Больше мистеру Кормаку в нашем мире надеяться было не на что.
Ратлидж записал слова Сейди, а потом, когда они выпили еще чаю и старуха немного приободрилась, она с его помощью перечитала свои показания и дрожащей рукой расписалась внизу каждой страницы.
Вот теперь можно идти в суд и представить все необходимые доказательства! Кроме одного… Его Стивен не положил в коробки с архивом Оливии, потому что самое важное доказательство было связано с историей семьи Фицхью.
Ратлидж вошел в рощу. Было поздно; он с трудом справлялся с собой и слушал собственные шаги. Его подошвы скрипели на камнях и земле, как мельницы богов. Медленно, но верно… хотя он не хотел медленно, сейчас он хотел расплаты, кровавой, окончательной, в основе которой лежала месть.
И Хэмиш, яростно сражаясь с ним, вынужден был уступить.
Пройдя последний поворот, он увидел впереди свет. А за яркими окнами – грозовой фронт. Вспышки молний пронзали облака, плясали между ними, и отдаленный гром со стороны моря напоминал канонаду. Ратлидж почувствовал, как внутри у него все болезненно сжалось.
«Ну да, как перед боем, – согласился с ним Хэмиш, – сначала-то всегда бывает артподготовка. И все же опомнись! Ты теперь не во Франции! Приближается гроза, а тот дом больше тебе не страшен. Ни дом, ни человек, который в нем сидит. Ты свое дело сделал, вот и отойди в сторону!»
Остановившись в темном месте, как в убежище, Ратлидж снова посмотрел на дом. Свет горел в нескольких комнатах. В гостиной. В кабинете, где умерли Оливия и Николас. И в спальне наверху – бывшей спальне Розамунды…
Ему посылают своего рода приглашение: «Я здесь. Я знаю, что ты сегодня затеял. Приходи и посмотри на меня сам, если посмеешь!»
Хэмиш сказал:
«Не ходи, раз ты сейчас такой злой! Внутри у тебя все черно… Ради него не стоит умирать. Смерть не стоит того, чтобы взглянуть, как он будет повержен!»
«Я не умру. Да и он тоже, если я сумею что-то предпринять. Он бросил мне вызов. Я не убегу. Оливия не убежала». – И все же Ратлидж прекрасно понимал, что сейчас за него говорит жар в его крови.
Хэмиш парировал: «Ты просто хочешь ему отомстить! И все ради нее – той проклятой женщины!»
Ознакомительная версия.
