Вердин согласно кивал, его напарник делал вид, что записывает.
– Александр, все понял? – спросил Вердин.
– Да, вроде ясно. – Парень убрал карандаш, сунул блокнот в карман. – Я им такую речь толкну, содрогнутся. Можно я добавлю, кто чего людям перед выборами обещал и чего мы имеем?
– Да не к месту вроде? – усомнился Вердин.
– Скажи, скажи. – Иван вытер жирные губы. – Ты, парень, не в себе, чего хочешь говорить можешь. А людям лишний раз услышать не мешает.
– Иван, ты пить кончай, еще переодеться следует, – сказал Вердин.
– У, шкура вонючая, аж воротит! – Иван поднялся. – Вы когда меня из узилища вытащите? Я, когда меня в камеру на Петровку перевели, уже совсем было распрощался со своей молодой жизнью.
– Рано распрощался, – улыбнулся Вердин. – Тебе еще жить и жить. – А сам подумал, что если запись прошла нормально, то парню не дожить и до вечера. – Ты пройди пока в служебный кабинет, обожди, я кое с кем переговорю, уточню обстановку, возможно, ты в каземат уже не вернешься, и мы с тобой рассчитаемся.
Вердин хотел своими глазами увидеть выступление истинного террориста по телевизору, позвонить хозяину, тогда и решить вопрос с Иваном окончательно.
Гуров пригласил Нестеренко в «Пежо», вся группа собралась вместе, оставалось решить, что конкретно делать. И решить должен был Гуров, а он этого не знал. Нестеренко мял в руках фашистскую газетенку, в которой на первой странице жирными буквами красовалась надпись: «Правительство ведет в Чечне мирные переговоры и расстреливает в Москве чеченца, вина которого не доказана». Бывший опер не хотел показывать полковнику паршивый листок, но Гуров его уже читал и в своих рассуждениях учитывал.
Рядом сидели коллеги, соратники, желавшие старшему только помочь, но невольно своим присутствием громоздили на него дополнительную тяжесть. Хотели они того или нет, в их молчании явственно угадывалось ожидание результата.
Совершенно не к месту Гуров представил себя фокусником, стоящим на эстраде с пустым цилиндром в руке. Публика ждет, она убеждена, сейчас маэстро достанет из цилиндра живого голубя. И только он, полковник Гуров, знает, что цилиндр пуст.
Природные способности, выработанное десятилетиями упрямство идти всегда до конца помогли Гурову посмотреть Нестеренко в глаза и сказать:
– Ну что, дружище, сейчас все зависит от нас с тобой. Если сегодняшний день последний, а судя по всему так оно и есть, то вчера Вердин совершил некий поступок, который окончательно подготовил день сегодняшний. А наблюдал вчера подонка отставной полковник, действующий сыщик Валентин Нестеренко. Ты рассказываешь, где Вердин вчера бывал, что делал, я слушаю, мы думаем.
Нестеренко машинально смял газету, сунул в карман, взглянул на Станислава Крячко, как бы прося у него помощи. Станислав не скорчил по привычке смешную гримасу, сжал кулаки и напрягся так, что на лице вздулись вены.
– Известно, я вел объект одной машиной, вынужден был его временами «терять», таких перерывов было… – Нестеренко вынул из кармана блокнот, коротко взглянул, убрал и продолжал, в записи не заглядывая: – Три, на двенадцать минут я его отпустил на Лубянской площади, он двигался по кругу внутренним левым рядом, а я правым, наружным, и он ушел в сторону Садового, где сделал правый поворот, я угадал, точнее, мне помог «жучок» на его машине, я увидел его уже у Курского вокзала.
Нестеренко описал еще два отрыва объекта от наблюдения, вычертил весь его путь по Москве, отметил места остановок, выход из машины, время отсутствия. Заходил Вердин в здание бывшего Госплана, в собственную контору, на Ленинградский рынок, в кафе или маленький ресторанчик на Беговой, в два магазина: один на Тверской, другой на Полянке. Из магазинов выходил с пакетами. Из своей конторы вынес черный кейс. В девятнадцать ноль восемь он вернулся домой, в двадцать Нестеренко передал наблюдение Станиславу.
Крячко согласно кивнул и сказал:
– До восьми он не выходил, затем пришла служебная «Волга», отвезла его в контору, где я передал Вердина ребятам Кулагина.
Гуров позвонил Кулагину, не здороваясь, спросил:
– Где сейчас моя любимая?
– Обедает, – ответил контрразведчик.
– Где именно обедает?
– Перезвони, я уточню.
– Что конкретно мы ищем, Станислав? – положив трубку, спросил Гуров.
– Я ничего не ищу, жду, когда ты вытащишь из-за пазухи кролика. – Крячко отвернулся.
– Станислав, мы даже мыслим с тобой одинаково! – неожиданно развеселился Гуров, ниоткуда возникла твердая уверенность удачи. Он закончил на совершенно несвойственном ему языке: – Чтоб я пропал, но мы сейчас их сделаем.
Гуров словно излучал энергию. Станислав перестал смотреть в окно, повернулся и уверенно сказал:
– Видеокамера! Не гвозди забивает, создана для съемки. Снимать Вердину нечего, не шпион… Снимать можно только арестанта. Зачем – вопрос другой… Вчера он искал место для съемки.
Гуров показал другу большой палец.
– Беговая, кафе или частный ресторанчик, – Гуров махнул рукой Светлову и тронул машину с места.
Тут же заверещал телефон. Гуров снял трубку.
– Павел? Хочешь отгадаю, где обедает моя любовь? Откуда? Я к твоему аппарату подключен! Шутка! Быстро пришли туда оперативников с оружием.
Вердин сидел в кабинете директора кафе, второй раз смотрел кассету с записью горячечного монолога Ивана Кустова.
Ни сам Вердин, ни его напарник с блокнотом и карандашом в кадр не попали. Иван оказался на редкость фотогеничным, на экране смотрелся вестерновским героем, держался свободно, говорил энергично, запинаясь, он помогал себе мимикой, чем усиливал эффект сказанного.
Поросенок, словно поставленный перед выступавшим рукой талантливого режиссера, поблескивал поджаренной спинкой.
Вердин был очень доволен результатом, который превзошел самые смелые ожидания.
– Молодец, Виктор Олегович, ты мужик головастый, – похвалил он себя вслух, выщелкнул кассету, аккуратно уложил в коробочку, затем в кейс.
Подполковник не знал, что, просмотрев видеозапись дважды, потерял драгоценное время и поставил себя в крайне тяжелое положение. Торжествуя, он снял телефонную трубку, набрал номер, соединившись, сказал лишь одно слово:
– Вперед!
«Пежо» влетел на Беговую. Нестеренко приподнялся на сиденье, севшим от напряжения голосом сказал:
– Тормози!
Оперативники выскочили из машины, Станислав зашептал:
– А вот и серая «волжанка» с мордоворотом за рулем.
– Стоп! – Гуров остановился, развернулся на сто восемьдесят градусов и, достав неторопливо сигареты, начал прикуривать. – Мы прибыли на место, но не одни, Станислав, разуй глаза.
Напротив кафе стояла серая «Волга». «Пежо» остановился, не доезжая до «Волги» метров двадцать, а вот чуть дальше по этой же стороне улицы в этот момент припарковались джип – «Чероки» и «жигуль» девятой модели. Кто находился в машинах, разглядеть не удавалось. Но факт, что машины подлетели на скорости и встали как вкопанные, из машин вышли водители и с деловым видом подняли капоты, а изнутри никто не выходил, свидетельствовал, что дела Гурова и его двух оперативников складываются не лучшим образом.
– Радует, что к нам относятся серьезно, – юмор и оптимизм Станислава были неиссякаемы.
– С минуты на минуту к нам тоже подъедут, – сказал Гуров.
– За минуту из автомата можно уложить не троих, значительно больше, – ответил Станислав.
Гуров не знал, что оперативники из ФСБ не выехали, полковника Кулагина вызвали на большой ковер, и Павел беспомощно пытается доказать, что ему надо немедленно…
К «Пежо» подъехал «Москвич», но Светлов был без оружия, а его тачка в данной ситуации могла служить лишь отвлекающей мишенью.
– Прохожих, мать их… словно нарочно согнали, – матюгнулся Нестеренко.
– Все. Останемся живы, договорим. – Гуров жадно затянулся сигаретой. – Как только Иван выйдет, огонь по колесам «волжанки». Мы со Станиславом берем Ивана, Валентин, двигаешься вдоль домов, стреляешь в колеса их машин. Я забираю Ивана, ухожу на «Пежо», вы пытаетесь нас прикрыть. Попробуйте с Чапаевым сесть им на хвост, отвлеките их. Где же Павел, мать его…
Дверь кафе открылась, на улицу вышли «лейтенант» и Иван. Гуров и Крячко бросились к ним, Нестеренко выстрелил в переднее колесо «Волги», побежал вдоль домов.
На улице на мгновение повисла тишина, затем поднялись крики, начали сигналить машины, два «жигуленка» сцепились в железных объятиях, образовалась «пробка».
Гуров, не вынимая «вальтера» из кармана, прострелил «лейтенанту» ногу. С непривычки пьяный Иван остановился, улыбаясь; Крячко ударил его рукояткой пистолета по шее, стараясь не вырубить сознание, иначе придется тащить на руках. Гуров защелкнул на убийце наручники, швырнул его в «Пежо», сам сел за руль и сумел в создавшейся автомобильной сумятице развернуться в обратную сторону.
