— Это недоразумение, — заявил Зинченко. — Мне позвонила сестра, сказала, что в ее дом проникли бандиты. Я тут же дал команду своей службе безопасности, и они примчались на помощь. А тут она звонит снова, говорит, что это вовсе не бандиты, а наоборот, милиция. Я помчался за ними, но остановить не успел.
— А телефоном что, побрезговали воспользоваться? — язвительным тоном спросила Ольга, рассматривая свою испачканную юбку.
— Ну, я думал, что успею. Я был тут недалеко, в Торске, в мэрии.
Из своего убежища выбрался и Колодников. Он посмотрел на тело молдованина, и покачал головой.
— Да, а кто же за вот это будет отвечать? Труп ведь!
— Это случайный выстрел, несчастный случай.
Лицо Зинченко было невозмутимым.
Тут во дворе появился и Паша Зудов. С собой он вел двух слегка ошарашенных старичков.
— Вот, понятые, — сказал он, кивая в сторону ветеранов.
— А пальба то какая была, как на фронте! — восхитился один из них.
— Да, дожили! — подтвердил второй. — При Сталине бы всех тут поставили у стенки и расстреляли, без разговоров!
В это время к дому подкатило еще несколько машин. Это были местные милиционеры. Судя по тому, с каким раболепным видом к Зинченко подбежал их старший по званию, майор, Зина в родном городе по прежнему был большим авторитетом.
— Майор, тут произошло недоразумение. Приехали в штатском милиционеры из Кривова, а сестра подумала, что это бандиты. Вот, мои люди пришли на помощь, открыли огонь, и этого бедолагу убило шальной пулей. Я думаю, это несчастный случай. Оформите тут все, я подпишу, — буквально приказал майору Зинченко.
Потом он развернулся в сторону Астафьева.
— Ну что, пройдемте в дом, поговорим по сути всех ваших проблем.
Зинченко вошел в дом первым, а идущий сзади Зудов успел шепнуть все остальным.
— Они приехали вместе, и по этому Коле стрелял снайпер, из-за забора.
Они все устроились в холле, на первом этаже. Это была обширная комната, довольно скудно заставленная мебелью: всего один большой диван, пара кресел, да массивный, модерновой формы стол в стиле хай-тек. На второй этаж вела крутая лестница, кроме того, там была огороженная перилами площадка, на которую выходили два дверных проема. Оглядываясь по сторонам, Юрий понял, что здесь все было сделано так, чтобы инвалидная коляска не имела никаких препятствий. В доме не было порогов, не было дверей, посредине дома, вплотную к лестничной площадке второго этажа, изрядно уродуя ее интерьер, был устроен лифт. Эта конструкция представляла из себя две железных стенки с полозьями, а сама кабина была открытой площадкой, с двумя дверцами. Это было удобно, коляска могла въезжать и выезжать с любой стороны.
Зинченко устроился в кресле, рукой показал милиционерам на диван. Они устроились все. Хозяйка дома так же села на кресло, с боку.
— Так что вас интересует в этом доме? — спросил Зинченко, закуривая.
Отвечала Ольга.
— Прежде всего, нас интересует внедорожник вашей сестры. Точно такую же машину видели двадцать девятого июня в районе Вознесенских озер.
Зинченко отвечал мгновенно, не задумываясь.
— Мой племянник часто рыбачил в этом районе, и, вполне возможно, что тогда они тоже были там.
— По заключению экспертов именно из такой машины был произведен расстрел милицейского наряда на вознесенском повороте. Если анализ проб резины этого внедорожника даст положительные результаты, то будет ясно, что один из тех людей, кто находился в машине, расстрелял трех милиционеров.
— Хорошо, берите пробы, потом поговорим.
«Гости» переглянулись. Все было слишком просто. Но, почему он так хочет избавиться от них?
— Нам бы хотелось побеседовать с вашим племянником, — сказала Ольга.
Зинченко был готов к этому вопросу.
— Увы, это невозможно. Он инвалид, сейчас у него к тому же грипп. Если начать его допрашивать, то это приведет к ухудшению его состояния и полной парализации.
Неожиданно сверху донесся ломающийся, баритонистый голос подростка.
— И ничего я не болею. Что вам тут всем надо?
Они подняли глаза и увидели черноволосого подростка, сидящего в инвалидном кресле. Темные глаза, худощавое лицо, сами изломанные линии тела — все это смотрелось так болезненно, что Ольга невольно смешалась.
— Ну, ваши близкие запрещают нам разговаривать с вами, — сказала она. — По закону они имеют право.
— Они много чего имеют. А я хочу отвечать только за себя.
Тут Зинченко встал, развернулся лицом к племяннику.
— Успокойся, Саша.
После этого он обратился к милиционерам.
— Мне не хотелось говорить при племяннике, но раз так получилось. Да, двадцать девятого июня они возвращались с рыбалки. На том проклятом перекрестке их остановили менты, начали выбивать деньги. И тогда Николай не выдержал, вытащил автомат и расстрелял всех троих. Горячая кровь, южанин. Я, к сожалению, узнал об этом слишком поздно, буквально позавчера.
Он кивнул в сторону сестры, сгорбленной старушкой сидевшей в своем кресле.
— Дело в том, что у них были отношения более близкие, чем между хозяином и работником. Сестра одинокая женщина, она и покрывала своего этого Николая. Мальчик может проходить по этому делу только как свидетель. Какие еще есть вопросы?
Зинченко замолчал, и Андрей тут же шепнул на ухо Пашке: — Во дает! На ходу ведь придумывает.
Первой пришла в себя Ольга.
— Хорошо. Тогда скажите, откуда у вашего этого шофера появился автомат?
Зина не смутился ни на секунду.
— Это мое оружие. Осталось с прошлых времен, оно хранилось у меня дома для самообороны. Вины своей я не отрицаю, готов понести наказание.
— Почему же автомат оказался в машине вашего племянника? — спросил уже Колодников.
— За два дня до этого мы выезжали с Сашей в Томыловский карьер. У него большая тяга к стрельбе, он уже выигрывал турнир среди инвалидов-колясочников по стрельбе из пистолета. А ему все хотелось попробовать что-то более мощное, чем пистолет. Вот я и устроил ему праздник. Расстреляли там два рожка патронов, да, как-то и забыли автомат в машине. Потом были шашлыки и все такое, — он неопределенно махнул рукой.
— Так этот тир вы сделали для племянника? — Астафьев показал пальцем в пол.
— Ну да. Раньше у меня там была личная качалка. А потом я оборудовал тир. Там и сейф есть, все, как полагается. Оружие под замком. Есть еще вопросы?
"Что-то они с сестрой врут. Но, почему? Не успели договориться?" — подумал Юрий.
— Есть, — сказал он. — Когда парализовало вашего ребенка?
— В девяносто четвертом. Одиннадцать лет назад, — ответила Людмила.
Астафьев встал, начал прохаживаться по холлу. Перед его глазами стояла самая жуткая сцена того давнего дня: последний день суда, конвой уводит осужденных, а на руках женщины бьется в жуткой истерике ребенок.
— Так это ваш ребенок устроил после объявления приговора такую дикую истерику? После этого его и парализовало?
— Откуда вы знаете? — спросила Людмила.
— А я был там. Ведь я тоже проходил по этому делу свидетелем. Да, собственно, не свидетелем. Я тоже стрелял в тот день в январе в его отца.
Говоря все это, Астафьев пристально рассматривал лицо инвалида. Тут открылась дверь, и бодрый голос капитана милиции доложил: — Протокол мы составили, Егор Анисимович…
Лицо подростка исказилось, он сунул руку куда-то вниз, и выхватил пистолет. Это был спортивный пистолет, с длинным стволом и причудливо изогнутой ручкой. Странно, но Юрий ожидал чего-то похожего, он со всей прыти, на которую был способен, кинулся вперед, под защиту железного короба лифта. Прозвучал выстрел, но пуля просвистела над головой Юрия. Сашка, подъехав поближе к перилам, еще раз попытался достать его пулей, но снова не удалось. Астафьев находился вне зоны обстрела. А в холле каждый совершал свой маневр. Зудов одним мощным рывком перевернул хайтековский стол и сунул за него Ольгу. Колодников сам рыбкой нырнул под защиту полированного железа. И вовремя. Пули начали стучать по железу. Вскочившая на ноги Людмила закричала: — Сынок! Не надо!
Зинченко так же бросился к лестнице, крича на ходу: — Сашка, перестань! Прекрати! Все же уже нормально. Я все устроил!
Но племянник неожиданно повернул ствол в его сторону и дважды выстрели.
— Я тебя ненавижу! — закричал Сашка. — Это ты убил моего отца! Ты убил!
Ты во всем виноват!
Пули остановили Зинченко, он пошатнулся, и начал падать назад. В это время выхватил оружие торский майор. Выстрелить он не успел — пуля, выпущенная инвалидом, попала ему в лицо. Затем выстрелы прекратились, послышался стук брошенного на пол холла со второго этажа пистолета, затем жужжание электродвигателя тележки.
Выглянувший из-за убежища Павел решил, было, что парень решил на лифте спуститься вниз. Но тот, заехав на площадку лифта, откинул предохранительную решетку, и нажал на тумблер движения вперед. Раздался грохот, и вопль Людмилы Иванченко: — Сынок!
