Хольгерсен приблизился. Резкий свет подчеркивал глубоко запавшие глаза и ввалившиеся щеки.
– Вызывали, шеф? – сказал он, намекая на новую должность Мэддокса. – Ты оставил мне сообщение на телефоне. Рассказал о ДНК черных волос и приказал явиться с утра, помочь осуществить некий план. Помнишь?
– Я не сказал – в полшестого утра.
Хольгерсен вяло пожал плечами:
– Подумал, приеду пораньше, погляжу на эти рисунки и поразмыслю в тишине и покое. – Он показал подбородком на доску: – Но ты дорвался до нее первым.
Мэддокс некоторое время смотрел на него.
– Ты вообще успел поспать, Хольгерсен?
Тот снова дернул плечом.
– А-а, да нет, иногда расследование так затягивает человека… Я это, гляжу, у тебя тут готовы результаты по ДНК. – Он подошел к доске и принялся изучать новые связи и данные. Не поворачиваясь, Кьель начал: – А что, Фиц… То есть Базьяк… То есть новый начальник, как бишь вас…
Мэддокс промолчал.
Хольгерсен обернулся, приподняв бровь:
– Как там Паллорино?
– Не знаю.
Тот кивнул.
– Я так понимаю, Фицу про твой план мы не скажем?
Мэддокс не ответил.
– А откуда у тебя такая уверенность, что наш Джейден, богатенький красавчик, с радостью предложит нам свои телесные соки?
Мэддокс подошел к столу, где стояла кофеварка. Налив себе кружку, он протянул прозрачную емкость Хольгерсену:
– Хочешь?
– Не, я позже куплю настоящего кофе, спасибо.
Мэддокс вернулся к доске и некоторое время мелкими глотками пил дымящийся кофе, разглядывая фотографию Джейдена Нортона-Уэллса. Потом указал на него кружкой:
– Он слабое звено – и одновременно ключевое: «Лексус», медальон со святым Христофором… А как рванул к Рэддисону, у которого в кабинете на полке валялись спички с телефоном Драммонд! Он в этом по уши, правда, не пойму каким образом. Если его прижать, повалятся остальные костяшки домино.
– Видишь ли, тут есть проблема, – отозвался Хольгерсен, выудив из нагрудного кармана свою никотиновую жвачку. – Если Нортон-Уэллс в этом по уши, он нам добровольно своей ДНК не даст. И даже если не по уши, он же студент юридического! На юридическом много чего преподают про всякую лабуду, вроде хартии прав и свобод и право неприкосновенности частной жизни. Этим студентам палец в рот не клади.
Мэддокс приподнял бровь:
– И ты работаешь с Лео по всякой мелочи?
Широкая улыбка прорезала усталое лицо Хольгерсена. Он сунул в рот зеленую жвачку, сжал ее передними зубами и шепеляво сообщил:
– Я кое-что понимаю в жизни, босс.
Перенастройка – вот что происходило с Мэддоксом после каждого разговора с Кьелем Хольгерсеном. Этот коп, так сказать, будил в Мэддоксе детектива. Что, гадал он, заставило Хольгерсена пойти работать в полицию? Что им движет, почему он предупредил Мэддокса о Фице? Отчасти поэтому он решил взять с собой Хольгерсена к Нортону-Уэллсу. Держи друзей близко, а врагов еще ближе, как говорит пословица, и Мэддокс решил разобраться, кто ему Кьель Хольгерсен.
– Мотив, – медленно сказал Мэддокс, наблюдая за собеседником, – меня всегда интересует мотив. Может, Нортон-Уэллс и учится на юридическом, но для своего отца он пустое место. Думаю, и Джойс Нортон-Уэллс, сама главный прокурор провинции и известный политик, не в восторге от сынка. Судя по всему, Джейден пошел на юридический, чтобы заслужить одобрение родителей. Значит, он эмоционально слабоват. Юриспруденция не для него: готов спорить, он не самый умный и не самый борзый на потоке…
Сделав еще глоток кофе, Мэддокс снова повернулся к фотографии Джейдена Нортона-Уэллса.
– Он религиозен, – тихо заговорил Мэддокс, рассматривая лицо юноши. – Ему вдолбили четкие принципы – для него мир делится на правильное и неправильное, хорошее и плохое. Согласно католическим догматам, плохое означает, что ты попадешь в ад. Джейден Нортон-Уэллс смертельно боится загреметь в пекло: мы видели его сразу после того, как материалы о Драммонд попали в прессу, Джейден был потрясен до глубины души – от него так и разило страхом.
– Ну хорошо, допустим, к нему можно привязать религиозный контекст убийств, он был знаком с нашей Грейси и соврал о «Лексусе», но Джейден Нортон-Уэллс не похож на описанного Грабловски одинокого волчару, похотливого и хитрого садиста, серийного убийцу. Я так понимаю, если он дал нашей Грейси медальон со святым Христофором и не поленился сходить сделать гравировку, значит, девочка была ему небезразлична. Ведь святые должны охранять от всякого зла. Красивый мягкотелый богатый мальчик не станет насиловать свою девушку, отрезать ей там все и зарабатывать вечное проклятие, притащив ее в полночь на кладбище и бросив истекать кровью у ног Девы Марии. Это, знаете ли, вряд ли.
– Согласен. Но он что-то знает и скрывает. Он перепуган до икоты. Испугавшись, Нортон-Уэллс начинает паниковать. От страха он наплел на редкость неудачную ложь насчет ужина в «Оберже» и уличной парковки, с которой якобы угнали «Лексус». Паника заставила его примчаться к мэрии и выяснять отношения с Рэддисоном прямо на улице – наш мальчик не только пальто не надел, ему и в голову не пришло, что за ним могут следить. У настоящих юристов голова работает иначе. – Мэддокс поставил кружку. – Паника – как дикая лошадь: без наездника-логики, способного ее обуздать, человек теряет способность мыслить рационально и начинает думать спинным мозгом. Если надавить на Нортона-Уэллса насчет убийства дорогой ему Грейси Драммонд, он ударится в панику и сам предложит нам свою ДНК, чтобы очиститься от подозрений. Мое мнение – Драммонд насиловал и убивал не Джейден, но он знает убийцу или подозревает, кто это сделал.
– А если он кинется к папочке или мамочке, и те расчехлят свою тяжелую адвокатскую артиллерию? Тогда нам конец.
– Вряд ли кинется. Даже когда у нас на руках будет подписанное судьей разрешение на взятие образцов ДНК, тяжелая артиллерия все равно даст по нам залп. А так мы их опередим. Часики-то тикают. Время, отведенное на расследование, летит, и быстро. Попытка того стоит…
– Стоит бешенства Фица?
– У нас нет другого выхода. – Мэддокс встретился глазами с Хольгерсеном. – Расследование поручено мне, а не Фицу.
Хольгерсен глубоко вздохнул, пригладил бородку и искренне улыбнулся:
– Тогда поехали брать этого студентика, шеф.
╬
Глава 55
Доктор Алекс Страусс подал Энджи чашку чая на блюдце. За эркерным окном дома постройки конца восемнадцатого века дождь казался серебристым тусклым занавесом, наброшенным на бухту Джеймс.
– Цейлонский, – похвастался Алекс. – Помнишь, как мы пили цейлонский чай?
Энджи улыбнулась:
– Много времени прошло…
Она сделала глоток и словно вновь оказалась в университетском кабинете профессора Страусса, где они, бывало, дискутировали часами. Сперва доктор Страусс был ее научным руководителем, а потом они подружились. Он ушел из университета четыре года назад и сейчас, перед пенсией, редактировал журнал, посвященный вопросам психологии.
– Нехорошо забывать старых друзей. – Профессор опустился в вольтеровское кресло и пригубил свой чай. В камине уютно потрескивал огонь.
– Вы хорошо выглядите, Алекс, – похвалила Энджи, не покривив душой. Страуссу было уже за семьдесят, но он действительно почти не изменился. Находиться в его обществе по-прежнему было настоящим пиром духа. И почему она так долго не приезжала?
– Все еще ездите на своем велосипеде? – спросила она.
– А ты все мне льстишь, как я погляжу. – Его улыбка потухла. – Почему тебя так долго не было?
– Да так, рутина затянула… – Паллорино помолчала. – Не знаю, Алекс. Я… была очень занята.
Профессор долго смотрел на нее. Под этим взглядом Энджи стало неуютно, но она не подала виду.
– Ты мне так внятно и не объяснила, зачем пошла работать в правоохранительную систему, – сказал профессор. – Что заставило тебя бросить научно-исследовательскую деятельность и заняться розыском преступников?
