Фледдер неудовлетворенно пожал плечами.
— Когда анализируешь поведение Жана де Турне, — произнес Фледдер задумчиво, — то невольно приходит мысль, что убийство дочери Сюзетты его не удивило… что он более или менее ожидал его.
Де Кок повернулся к своему помощнику:
— Очень хорошо, Дик! Если твой анализ верен, тогда что все это означает?
У Фледдера залегли глубокие морщины на лбу.
— Возможно, э-э… — неуверенно протянул он, — что этот господин знает причину убийства своей дочери…
Де Кок одобрительно кивнул.
— Я могу подкинуть вам еще один вопросик для размышления: если Жан де Турне знает причину убийства своей дочери… почему он не сообщил нам об этом… другими словами, почему он промолчал?
Чувствуя на плечах отсыревшую ткань плаща, де Кок медленно шел через Ланге Низел. По своей давней привычке он внимательно наблюдал за прохожими и прислушивался к их разговорам. Это была своего рода игра. Он старался набросать портреты окружающих по их манере держаться, по одежде. Он отлично знал, как иной раз обманчива внешность, но тем интереснее было разгадывать эти загадки. Люди чаще всего совсем не те, кем кажутся с первого взгляда. Ну, например, кто такая эта Луиза де Колиньи? Действительно ли она та самая молодая женщина, которую после смерти Стеллы Бернард выбрали следующей жертвой? Но жертвой-то оказалась Сюзетта де Турне.
Его постоянно занимал один и тот же вопрос: как и почему совершено преступление? Что заставило убийцу, будь он мужчиной или женщиной, пойти на это. Медхозен сказал, что следствие в Энкхозейне не сумело определить мотивов преступления. Убийство Стеллы Бернард казалось абсолютно бессмысленным. А раз не установлена причина, следствие зашло в тупик.
Значит, убийство Сюзетты де Турне тоже бессмысленно? Или в обоих случаях убийца придерживался определенной тактики? Может, просто в чьей-то голове возникла маниакальная идея, что обе эти женщины не должны жить?
Седовласый инспектор покосился на Фледдера, шагавшего рядом.
— Итак, вы все еще не ответили на мой вопрос, юный друг?
— Почему промолчал отец Сюзетты?
— Да.
Молодой следователь задумчиво покачал головой.
— Жан де Турне, — с нажимом произнес он, — деловой человек, а деловые люди, как известно, не отличаются эмоциональностью.
Де Кок с любопытством взглянул на него.
— Ты полагаешь, что Жан де Турне, услышав о смерти дочери, просто постарался не проявить своих истинных чувств?
— Скорее всего именно так, хотя встречаются люди, которым просто трудно проявить свои чувства. Может, этот Жан де Турне как раз из их числа?
— Весьма возможно.
Де Коку явно не давала покоя какая-то мысль.
— Мне этот господин показался очень скрытным. В какой-то момент я готов был упрекнуть Жана де Турне в полном отсутствии чувств, но потом призадумался.
Фледдер с интересом ждал продолжения.
— Если бы он хоть что-нибудь чувствовал, — возмущенно сказал он, — он хоть как-нибудь проявил бы это, хоть что-то сказал!
Де Кок покачал головой.
— Я подумал о том, как бы я сам среагировал на подобное сообщение и у меня не хватило решимости продолжать допрос. Я не посмел еще больше его ранить.
Два следователя шли дальше молча. Они миновали Старый Кеннисстейг и направились в Ахтербюрхвал. На углу Барндейстейг вошли в тихое кафе «Тощий Лоутье».
Владелец кафе, узкогрудый Лоутье, прозванный «тощим» из-за своего телосложения, вытерев руку о жилетку, протянул ее де Коку.
— Так, так, — радостно проговорил он. — Ты еще не забыл дорогу в мое заведение?
Старый инспектор уселся на высокий табурет перед стойкой бара.
— Ничего удивительного, — сказал он вяло. — Я по запаху нахожу дорогу в нужное место.
Тощий Лоутье рассмеялся.
— Знаю, знаю какой запах тебе больше по душе! — Он, словно угорь, скользнул под стойку и достал бутылку отменного «Наполеона», который держал специально для почетных гостей.
— Обычную порцию?
И не дожидаясь ответа, он плеснул понемногу коньяку в три пузатых бокала, — с завсегдатаями своего заведения всегда чуть-чуть выпивал сам.
Они взяли бокалы, слегка погрели их между ладонями и стали не спеша смаковать божественный напиток — таков был их обычный церемониал. Де Кок поднял бокал с золотистым коньяком и посмотрел его на свет.
— Лоу, — торжественно произнес он. — Ты, я думаю, согласен, что без старого Бахуса жизнь в этой глухомани была бы чуточку менее выносимой.
Хозяин кафе слушал его с восторгом.
— Знаешь, де Кок, — так же высокопарно произнес он в ответ, — мне доставляет истинную радость слушать твои речи, ты говоришь прекрасно!
Фледдер засмеялся.
— Да уж! Особенно ты почувствуешь это, когда он будет снимать с тебя допрос!
Тощий Лоутье, поставив свой бокал на стойку, недоверчиво покосился на де Кока и Фледдера.
— Да, давненько мы с тобой не виделись, — сказал он, посерьезнев.
Инспектор махнул рукой.
— Если нам постоянно будут подбрасывать мертвых девушек, — усмехнулся он, — то вообще не придется видеться.
Хозяин кафе скорчил уморительную гримасу.
— А кто это постоянно делает?
— Что?
— Подбрасывает вам мертвых девушек.
Де Кок, помрачнев, молча кивнул.
— Сегодня снова обнаружили труп одной на Центральном вокзале.
— Убитой?
— Да.
— Наркоманка-проститутка?
Старый инспектор покачал головой.
— Да нет, девушка из хорошей семьи.
— А кто же все-таки вам их подбрасывает?
Де Кок улыбнулся.
— Шутки шутками, но вернемся к делу. — Он наклонился к хозяину и доверительно произнес: — Ты не слышал в своем заведении никаких разговоров об убийстве молодой женщины в Энкхойзене около двух лет назад?
Тощий Лоутье лишь молча пожал плечами.
— Я ничего не слышал даже об этом Энкхойзене.
Старый инспектор помрачнел.
— Лоу, — вздохнул он. — Прошу тебя, подумай хорошенько: зачем убийце понадобилось раздевать молодую женщину, как ты считаешь?
— Чтобы она была голой.
— Точно.
На лице хозяина бара промелькнула хитрая улыбка, в глазах зажглись веселые огоньки и он спросил у де Кока:
— А ты сам-то разве не понимаешь в чем дело, а?
Старый инспектор покачал головой.
— Это, может быть, звучит очень странно, — грустно сказал он, — но я действительно ничего не понимаю.
От Аудерзайде Ахтербюрхвал они прошли через Кеннисстейг к Аудекерксплейн. Всюду было много народа.
Фледдер посмотрел в сторону де Кока:
— Вас действительно очень интересует, почему Сюзетта де Турне так же, как и Стелла Бернард были раздеты? — робко спросил он.
— Когда видишь нагую женщину, сразу приходит мысль об изнасиловании. Но, согласно заявлению Медхозена, со Стеллой Бернард в Энкхойзене ничего подобного не произошло. Во всяком случае, никаких следов насилия обнаружено не было.
— Значит изнасилование отпадает?
Де Кок приподнял плечи.
— Предположительно да, — пробормотал он. — Боюсь, что завтра, после вскрытия, доктор Рюстлоос то же самое скажет и по поводу Сюзетты де Турне.
Фледдер развел руками.
— Зачем тогда было их раздевать?
Де Кок описал круг подбородком.
— Разумный вопрос, Дик, но я не могу дать на него ответ. Пока не могу, — с какой-то угрозой проговорил инспектор. — Но я торжественно обещаю, что не успокоюсь до тех пор, пока не получу на этот вопрос ответа.
Они прошли через Ланге Низел и наконец добрались до Вармусстраат.
Едва они вошли в вестибюль полицейского управления, как Ян Кюстерс крикнул из-за стойки, указав пальцем наверх.
— Там вас ждет какой-то мужчина.
Старый инспектор, отодвинув рукав плаща, взглянул на часы. Около половины двенадцатого.
— Давно он тут?
Ян Кюстерс кивнул.
— Я пытался уговорить его прийти завтра утром, а он разозлился и сказал, что пожалуется на вас шефу комиссариата и советнику юстиции.
Де Кок с изумлением посмотрел на него.
— Пожалуется… на меня?
Ян Кюстерс снова кивнул.
— За невыполнение должностных обязанностей.
Де Кок нахмурился. Но потом решительно повернулся и взлетел вверх по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Кляузники всегда приводили его в бешенство, особенно в таких случаях, когда он не чувствовал за собой ни малейшей вины. Конечно, иной раз в силу необходимости ему случалось обходить служебные инструкции, когда он, понимая, что иного выхода нет, шел на риск с хладнокровием опытного игрока.
Фледдер, чувствуя, что дело принимает серьезный оборот, понесся за ним, он хорошо знал, на какие безумства способен старый инспектор во гневе. На втором этаже перед комнатой следователей сидел на скамье молодой человек. Ему можно было дать лет двадцать с небольшим. На нем был строгий элегантный светло-серый костюм-тройка. Пышная волнистая каштановая шевелюра.
