Ознакомительная версия.
Грязнов тем временем нашел телефон синагоги в Марьиной Роще. С ней не так давно были связаны неприятные события: то фашиствующая молодежь устраивала нападения и поджоги, то маньяк нашелся, который бегал с ножом за прихожанами. Одним словом, там требовалась охрана, особенно если намечались какие-нибудь массовые мероприятия — так можно было понять сообщение агента.
Майер улыбнулся, преобразился окончательно, превратившись в интеллигентного зарубежного еврея. Набрал номер и заговорил, как он потом сказал, на иврите. Это сегодня официальный язык Израиля, а в России, Европе и Америке у евреев принят идиш, так же как и языки тех стран, гражданами которых они являются.
О чем шел разговор, естественно, никто из присутствующих не понял, но лицо Майера излучало добродушие, удивление, даже изумление. Наконец, беседа закончилась, и перед «зрителями» предстало снова сухое и озабоченное лицо Миши-Майкла.
— Ситуация следующая, — сказал он. — Я представился раввину американским бизнесменом и сообщил, что много наслышан о делах его синагоги. О тех несчастьях, которые преследуют верующих, об антисемитизме — уж извините, господа, куда без этого. Одним словом, изъявил желание посетить и побеседовать. Спросил, не ожидается ли у них чего-нибудь интересного в ближайшую неделю, которую я проведу в Москве до отъезда в Санкт-Петербург? Как раз завтра, сообщил он, ожидается приятное и торжественное событие. Один правоверный еврей собирается преподнести в дар синагоге священную книгу, называемую Тора. Ну, это отдельный разговор… Дело в том, что, по религиозным правилам, каждый правоверный еврей должен сам переписать или заказать переписчику, обладающему каллиграфическим почерком, — сойферу новую Тору. Такая сложная работа может длиться целый год. Суть еще и в том, что экземпляры древней книги от постоянного употребления быстро изнашиваются. И последние буквы каждой новой книги, по обычаю, дописываются прямо в синагоге, в торжественной обстановке и, как правило, в присутствии самых уважаемых людей. То есть, проще говоря, это — событие. И оно ожидается завтра. Естественно, я получил приглашение. Единственное, чего я не сделал совершенно сознательно, — это не поинтересовался фамилией дарителя. Да это наверняка уже и не надо. Я подозреваю, что им окажется господин Подольский, под какой бы фамилией он сегодня ни выступал.
— Последняя у него была Ширман, Джозеф Ширман, — сказал Грязнов.
— Или, вероятно, просто Джо, — добавил Турецкий. — Ну что ж, приступаем к отработке? Слава, связывайся, а лучше сам поезжай в ГУВД и из кабинета Василия Владимировича звони этому раввину и сообщай ему, что, по твоим данным, у них завтра какое-то собрание. Могут быть новые попытки антисемитских выступлений. Чтобы их не допустить, ты лично расставишь вокруг здания, но так, чтоб они не бросались в глаза, своих омоновцев, которые не допустят никаких безобразий. Чем завтра лично и займешься. Но сам не светись, пусть лучше Василий Владимирович разок продефилирует в своем автомобиле с мигалкой и уедет. Остальные сейчас свободны, задания получат утром. А мы с Майклом кое о чем поговорим…
…Был самый торжественный момент. Синагога была набита битком. Когда одетый в черное и с белой шапочкой, называемой кепеле, или кипа, на голове, невысокий человек передал раввину большую рукописную книгу и раввин объявил, что этот новый экземпляр Торы стоил дарителю пятьдесят тысяч долларов, раздались аплодисменты присутствующих.
Стоящий в задних рядах Майкл Майер увидел, как от окружающей дарителя и раввина толпы людей, также в черных костюмах и белых кипах, отделился высокий мужчина, который спокойно и даже несколько торжественно подошел к сияющему от удовольствия виновнику торжества. Он молча, но не убирая с лица восхищенной улыбки, крепко взял дарителя за правую руку — и через мгновенье на ней защелкнулся сверкающий никелем браслет наручника. Даритель дернулся, но обнаружил, что его запястье с запястьем неизвестного ему человека соединяет толстая блестящая цепочка…
Турецкий специально воспользовался подарком, сделанным ему во время одной из рабочих поездок в Штаты американскими коллегами по профессии. Отличные наручники, красивые, приятно не только в руках держать, но и видеть на руках!
Даритель резко поднял голову, хотел что-то крикнуть в мгновенно обрушившейся тишине, но вдруг словно узнал арестовавшего. Не слова протеста или проклятия вырвались из его рта, а странный писклявый звук.
Надо сказать, что эта несколько затянувшаяся пауза наверняка стоила Александру Борисовичу нескольких дополнительных седых волос.
Он слишком хорошо знал уже Подольского — его фотографии разных лет, взятые из его многочисленных паспортов, увеличенные до размеров визитки, выстроились перед мысленным взором. Но тот человек, на руке которого громко, на все, казалось, помещение звякнул браслет, не имел ничего общего ни с одним из уже известных изображений. Это был совершенно другой человек.
Александр Борисович видел обращенные на него вопросительные, изумленные, даже гневные взгляды и чувствовал, как под кипой накапливается ледяной пот, который сейчас хлынет и зальет лицо. Жуткое ощущение полнейшей беспомощности от вспыхнувшего в мозгу понимания только что совершенной ошибки не позволяло ему сдвинуться с места.
И тут он услышал, как в мертвой тишине иронически хмыкнул Майкл Майер и метнул взгляд в ту сторону. Миша поднял руку из-за черных спин и показывал ему большой палец.
Вот тут только отлегло от сердца. Турецкий пристально вгляделся в лицо задержанного, которое как-то словно затухало. Увидел и понял — вот они, еще не полностью зажившие шрамики, похожие на мелкие морщинки… Ну конечно, поэтому и не было слышно в последние недели о Подольском — он сделал себе пластическую операцию и решил, что стал неузнаваем, что можно уже начать новую одиссею, ибо никто его не отыщет.
Неожиданно явилась новая мысль, подсказанная, как он только сейчас понял, именно жестом Миши. Большой палец! Майер, этот замечательный американец с российскими корнями, абсолютно прав: именно палец! Не мог же этот великий прохиндей Аркаша поменять себе еще и дактилоскопические признаки, то есть рисунки отпечатков пальцев! Это было бы уже слишком.
А ведь он чуть было снова не ушел от погони, этот «неуловимый ковбой», но не потому, что он никому и на хрен не был нужен, а по той простой причине, как выразился вскоре повеселевший Миша Майер, что его в конце концов таки поймали…
См.: Незнанский Ф. Заложник. М., 2003; Прощай, генерал… прости! М., 2004.
См.: Незнанский Ф. Кровная месть. М., 1995.
Ознакомительная версия.
