вы не явились в наш дом в тот вечер…
— Я всего лишь выполняла свою работу.
Элена произнесла это просто, без пафоса. Чувство такта подсказывало ей, что нужно немедленно уйти, не произнося даже слов соболезнования: сейчас они ни к чему. Но Соледад схватила ее за руку, желая выговориться.
— С тех пор как Даниэля арестовали, отец ни разу его не навестил.
— Мне очень жаль.
— А я его навещала. В последний раз всего несколько дней назад, — продолжала Соледад. — Он сказал, что отдал бы все на свете, чтобы не узнать о тех видео…
— Жаль, что время нельзя вернуть назад.
— И знаете, что еще сказал мой сын? — Соледад стиснула зубы, чтобы не разрыдаться. — «Я болен. Я болен, и никто не может мне помочь». Вот что он сказал.
В машине на обратном пути Элена думала о словах Даниэля, о заключенной в них чудовищной правде. Мир болен насилием. Есть люди, которые не могут жить без жестокости хоть в каком-то ее проявлении. И до сих пор никто даже не начинал искать лекарство.
Марьяхо единственная из сотрудников отдела сопровождала Элену на похороны Даниэля. Именно она нашла сообщения Larry33, благодаря которым удалось взломать защиту «Пурпурной Сети», именно она по IP-адресу обнаружила его дом в Ривасе. Не будучи виновницей трагедии, она в некотором смысле стала причиной того, что Даниэль покончил с собой в исправительном центре.
— Иногда у меня возникает чувство, что все бессмысленно, — призналась Марьяхо начальнице, когда они остановились выпить кофе. — Тогда мне хочется все бросить и поселиться в домике у моря…
— Нет, Марьяхо. Ты не можешь меня бросить. И так… Ордуньо, Ческа…
— И Ческа? — удивилась Марьяхо.
— Она недовольна. Пока молчит, но я вижу, к чему идет дело.
— И это все? Ты пробовала с ней поговорить?
Элена бессильно пожала плечами.
Марьяхо покачала головой. Элена уже не девочка. Пора бы ей научиться обращаться с людьми.
— Мы знаем друг друга почти четверть века. Ты отличный профессионал и совершенствуешься с каждым новым делом. Мне непонятно, почему ты до сих пор так плохо разбираешься в людях, — отчитала ее Марьяхо. — Ты вот-вот останешься совсем одна и палец о палец не ударишь, чтобы исправить положение.
Элена удивилась: никто из коллег не говорил с ней в таком тоне.
— Не уверена, что ты имеешь право так со мной разговаривать, — беспомощно огрызнулась она.
— Имею. Я знаю, что говорю, и бояться мне нечего.
Элена смягчилась: потерять еще и Марьяхо ей не хотелось.
— И что, по-твоему, я должна делать?
— Людям нужно хорошее отношение, они хотят слышать, что их ценят, что их работа полезна. Ты позволила уйти Ордуньо, а теперь готова отпустить Ческу. Сарате никогда не был одним из наших. С кем ты останешься? С Буэндиа и со мной? И ты действительно считаешь, что мы, два старика и ты, сможем называться элитным подразделением?
— Уходили же другие, им нашли замену.
— Ну и продолжай пить свою граппу, сидеть в караоке и исполнять песни Мины, или как ее там, которую я — скажу тебе наконец откровенно — просто ненавижу, ее музыка нагоняет на меня тоску. У меня много работы, поеду в отдел.
На кладбище в Ривас-Васиамадрид они приехали каждая на своей машине: Марьяхо — на электрическом «Смарте», который так же не вязался с ее возрастом, как и все, чем она занималась, Элена — на «Ладе». Оттуда было близко до Каньяда-Реаль, и Элена решила еще раз посетить место, где к ней подошла Пина и откуда ее в микроавтобусе отвезли в усадьбу около Кото-Серрано. Машину она припарковала там же, где и в прошлый раз. В знакомой лачуге никого не было. На полу по-прежнему лежали картонные коробки, прикрывавшие люк. Элена подняла крышку и спустилась по лестнице. От мрамора, красивой мебели и роскошной ванной не осталось и следа. Теперь это было просто подвальное помещение.
Элена вышла из лачуги и заметила, что наркоманы, едва волочащие ноги, куда-то пропали. Она прошлась по Каньяде и обнаружила некое подобие улицы, на которой стояли две полицейские машины, а возле них — оперативная группа. Элена подошла ближе.
— Что-то случилось?
— Убили одного румына.
— Что удалось выяснить?
— Очень похоже на разборки из-за наркоты.
Элена понятия не имела, какую роль сыграл этот румын в ее спасении. Она и представить себе не могла, что в его смерти повинна «Пурпурная Сеть», а Ческа и Сарате об убийстве Константина так и не узнали. Оно осталось нераскрытым.
Элена села в машину, но не спешила уезжать. Она смотрела, как мимо идут полицейские, как сотрудники морга забирают труп, как плачет незнакомая женщина. И думала о словах Марьяхо, понимая, что должна к ним прислушаться. Правы были все, кто хотел уйти, все, кто ее критиковал. Она плохо делает свою работу, потому что уже давно не полицейский, а просто мать, которая ищет своего ребенка.
Из оцепенения ее вывел телефонный звонок. Сарате спросил, собирается ли она возвращаться на работу. Он не хотел снова допрашивать Павла без нее, к тому же им надо было поговорить с Ярумом. Элена попросила его все же допросить их самому: сейчас ей было не по силам выдерживать взгляд Касто Вейлера и выслушивать его разглагольствования о своей жизни.
— Нужно у него узнать, как организован пыточный аукцион и как он связан с Пиной, — предложил Сарате.
— Верно. И одноглазые горничные, о них тоже не забывай, мы до сих пор о них ничего не знаем. Спроси Ярума, не он
