С помощью той же прокурорши он без проблем взял билет на самолет Симферополь — Москва, вылетавший завтра в два часа. К этому времени он как раз успеет, если выедет из Феодосии утренним автобусом.
На феодосийской части дела можно было ставить точку.
* * *
Темнело. С моря потянул прохладный бриз, и в воздухе запахло солью. Турецкий шел по притихшим феодосийским улочкам, размышляя о том, как хорошо и тихо тут живется после утомительной московской сутолоки. Мир да гладь да Божья благодать. Неудивительно, что старики Ветлугины не желали переселяться отсюда в столицу.
А тихо как! Турецкий остановился и прислушался. Вдалеке отчетливо различил шум прибоя. А ведь к морю он так и не сходил. Зря только Ира старалась искала мужнины плавки. Где-то на горе послышался лай собаки, ей немедленно ответило несколько других собачьих голосов. Откуда-то из увитого виноградом дворика раздался смех. Добрые, хорошие шумы небольшого городка.
И вдруг Турецкий услышал тихий звук, который разом вернул его к действительности. Впереди, в нескольких десятках шагов, там, где за домами темнели развалины старинной крепости Каффа, взвели курок. Если бы Турецкий шел, если бы не вслушивался в ночные звуки, он наверняка не заметил бы этого зловещего щелчка.
Сомнений не было. Впереди была засада. Ждали его. И сейчас Турецкий, стоявший в пятне света от тусклого уличного фонаря, был виден как на ладони. Как всегда бывало с ним в таких случаях, мысль заработала лихорадочно быстро.
«Он выстрелит, когда я войду в тень, — подумал Турецкий. — Если я поверну назад, поймет, что я его услышал, и будет стрелять в спину». Ни то, ни другое не радовало.
Александр Борисович продолжал еще несколько секунд стоять, затем прежней прогулочной походкой сделал несколько шагов вперед и почти вышел из освещенного круга.
Он не видел человека с пистолетом в руках, замершего сейчас в густой тени древних развалин, но безошибочно просчитывал его действия. Вот он поднимает оружие, прицеливается, и…
Турецкий пригнулся, сделал резкий прыжок в сторону, сгруппировался и покатился по земле к спасительной стене дома.
Раздался выстрел, другой, третий. Выстрелы были глухие, как будто где-то неподалеку щелкали бичом. Турецкий прижался к посыпанной галькой дорожке у дома, затем, выждав несколько секунд, резким движением кувыркнулся назад и встал на ноги уже за углом. Здесь он был вне досягаемости для пуль невидимого врага.
Некоторое время, тяжело дыша, Александр Борисович стоял прижавшись к углу дома. Невидимый убийца не появлялся — чтобы преследовать Турецкого, ему пришлось бы неминуемо войти на освещенный фонарем пятачок и выдать себя.
К счастью, Турецкий очень хорошо ориентировался в любом населенном пункте. Он быстро сообразил, каким образом сможет подойти к дому пожилой учительницы по обходным улочкам.
Только теперь, когда опасность миновала, он смог проанализировать случившееся. Кем был этот невидимый убийца? Неужели Левка или кто-то из его друзей-наперсточников? «Нет, не похоже», — решил Турецкий. Но кому еще в Феодосии, да и во всем Крыму понадобилось убирать столичного следователя?
Как бы там ни было, но Турецкий твердо решил возвращаться. Шестое чувство подсказывало ему, что в Феодосии искать нечего. И не только убийцу Ветлугиной, но и того, кто ждал в засаде его, Турецкого, следует искать в Москве.
16.00. Москва
Во «Внукове» Турецкого уже ждал служебный автомобиль, который доставил его в прокуратуру.
Первым делом Турецкий отчитался перед Меркуловым обо всем, что «нарыл» в Феодосии. Другими словами, о том, что не нашел ничего, а лишь едва увернулся от прицельной пули.
— Кому-то я сильно стал мешать, Константин Дмитриевич, — улыбнулся он. — Знаете, это меня радует. Значит, я действительно напал на след.
— Хорошо бы еще решить, на какой именно, — мрачно заметил Меркулов, а затем пристально посмотрел на своего младшего товарища и сказал: — Саша, я знаю, говорить об этом бесполезно, но все-таки я прощу тебя, будь осторожным.
— Постараюсь, Константин Дмитриевич, — снова улыбнулся Турецкий.
Через час, просмотрев то, что наработала без него муровская бригада, Турецкий понял, что дело об убийстве Ветлугиной практически не продвинулось. Хотя усилия предпринимались большие. Отработано несколько версий. Пойман маньяк, убивавший голубых. С ним получился прокол — в тот вечер, когда была убита Ветлугина, он вовсю обрабатывал свою новую пассию — официанта из ресторана «Арагви», так что по делу Ветлугиной у него было крепкое алиби. Правда, был ли это тот самый маньяк, или их в Москве действовало одновременно несколько, еще стоило подумать.
Место, где обитает Скунс, выяснить так и не удалось. И тут позвонила Лора.
— Я телепат! — обрадовался Турецкий. — Как раз о тебе думал.
— А я о тебе, — сказала Лора. — Вернулся и не звонишь.
А девушка тут старается. Ну как насчет пленочки про Ригу, еще надо?
— Еще как надо!
— Тогда на том же месте в тот же час. Угу? Скажи мне, что я умница.
— Ты умница, — подтвердил Турецкий.
— Нет. Ты скажи не так. «Ты — моя умница».
— Умница ты моя, — он засмеялся.
— Вот то-то. Учи вас обращаться с девушками. Теперь скажи «целую» и положи трубку.
До конца рабочего дня Турецкого не оставляло какое-то приподнятое настроение. Конечно, вокруг убивают, грабят, лгут, и дело продвигается медленно, но есть ведь в жизни место и для радости. А сейчас радость ассоциировалась с девушкой по имени Лора. И Турецкий решил, что, пожалуй, не поедет сразу домой. Ирина ведь не будет беспокоиться, зная, что муж в командировке.
— Что-то ты какой-то не такой, — сказал ему Меркулов, переговорив с Турецким минут десять. — Вид у тебя, я бы сказал, озорной. Что, все радуешься, что тебя чуть не подстрелили?
В знакомых уже палатках у гостиницы «Украина» Турецкий купил водку, небольшой тортик, какую-то готовую закуску в импортной банке, цветы — на этот раз не гвоздики, а другие, названия которых не знал, и двинулся к Лоре.
— Ого! — сказала Лора, открывая ему дверь. — Вы, как всегда, точны, господин комиссар.
Турецкий скинул весь свой груз — сумку и большой пластиковый мешок с черешней тут же, в прихожей, обнял ее, и они постояли, тесно прижавшись друг к другу.
— Я так без тебя скучала, Саша, — прошептала Лора. — Ты меня больше не покидай. Слышишь?
Лора была на редкость сообразительной девушкой. И уже через четверть часа Турецкий оказался в ванной.
— Это для лица, это — для ног, это — для тела, — говорила она, развешивая полотенца.
Прошел час, прежде чем Турецкий вспомнил про пленку.
— Ой! — проговорила Лора. — Разве я тебе не рассказала? Помнишь, я тебе говорила про одного техника? — Лора приподнялась, и Турецкий с удовольствием рассматривал ее большие упругие груди. Хотелось даже продекламировать что-нибудь из восточной поэзии, но ничего подходящего не приходило в голову. — Так вот, — продолжала Лора, — этот техник переписал себе то интервью с рижанином, которое так и не пошло в эфир. У него дома коллекция Алениных передач, фанат, в общем. И пленку он поставил на место. Точно помнит, что ставил. А она пропала, куда — неизвестно.
— А запись у него дома?
— Вообще дома, но я ему позвоню, и он завтра принесет на работу.
Еще через час Турецкий начал собираться.
— Ты куда? — обиженно спросила Лора. — Ведь ты же еще из командировки не вернулся? Тебя же никто не ждет.
Турецкий и сам уже думал, не остаться ли на ночь. Завтра утром он проводит Лору на метро, сам поедет в прокуратуру. Ирина ничего не заподозрит — шутка ли, вернулся из Крыма на следующий день! Но тут он вспомнил про пакет с черешней и живо представил себе, что станет со спелой ягодой к завтрашнему вечеру. А ведь он вез черешню дочке — покупать такую на московских рынках им с Ириной было не очень по карману, разве что чуть-чуть, а тут целый мешок!
Черешня все и решила. Несмотря на слезные просьбы Лоры, Турецкий принял пущ, оделся и поехал к себе на Фрунзенскую набережную.
Он не стал звонить, чтобы не разбудить Нину, а открыл дверь ключом. Он уже представлял, как сейчас радостно воскликнет Ирина, как бросится к нему, как обрадуется крымской черешне.
Однако квартира встретила его необычной тишиной — не лилась вода в ванной, не шумел на кухне чайник, не работал приглушенно телевизор.
Турецкий на миг застыл, не веря своим глазам, затем прошел по квартире — она была пуста. Ни Ирины, ни Нины не было.
21.30. Тверская
Алексей ехал по кольцевой линии, и в руках у него опять были розы. Длинные темно-красные розы с плоскими тупыми шипами. Он рассеянно смотрел на цветы и не обращал внимания на пассажиров в вагоне, лишь по привычке машинально регистрировал все, что хоть каким-то боком его касалось. Он видел, как посматривала на него пожилая женщина, сидевшая напротив, возле двери. Внимание было благосклонным. А что? Мужчина в вязаной шапочке, спортивном свитере, кроссовках и джинсах, подтянутый, приятно посмотреть на фигуру, не мальчик, взрослый человек, ехал на свидание и вез своей женщине красивые розы. Везет же некоторым. Мог бы, правда, мужчина быть и повеселее, очень уж вид у него какой-то печальный…
