необходимости. Пусть сперва выучит хоть пару фраз на португальском.
На углу улицы Крус и площади Хасинто-Бенавенте она увидела одну из местных проституток. Элена так часто натыкалась на нее, что обе уже кивали друг другу при встрече: возможно, жрица любви не стала бы этого делать, если бы знала, что перед ней инспектор полиции. Проститутка была уже в годах, клиенты у нее тоже были немолодые, и Элена не сомневалась, что разлучит их только смерть. Эту площадь Элена считала одной из самых уродливых в Мадриде, хоть и не смогла бы объяснить почему — возможно, из-за безобразного офисного здания, в котором находился Галисийский центр. На месте мэра она первым делом приказала бы его снести.
На улице Больса всегда собирались нищие: иногда они пили пиво из литровой бутылки, иногда жонглировали мячом, ежесекундно роняя его на землю, а иногда просто клянчили у прохожих мелочь, чтобы купить еще выпивки.
— Привет, красотка! Не найдется ли у тебя лишнего миллиона, чтобы купить мне шале с бассейном?
Нищий понравился Элене, и она достала купюру в пять евро.
— Спасибо, красотка! Когда я раздобуду остальные, ты будешь первая, кого я приглашу к себе купаться. Прихвати с собой бикини.
Элена пошла дальше, через площадь Провинсиа, мимо дворца Санта-Крус, где в Средние века была мадридская тюрьма, а теперь — министерство иностранных дел. И наконец добралась до Пласа-Майор. Взглянув на свой балкон, она заметила камеру, на которую столько лет снимала площадь, надеясь увидеть в кадре человека с изъеденным оспой лицом, того, которого убили сегодня. Не будь он единственным, кто мог сообщить, где находится Лукас, она бы только радовалась его смерти.
Поднявшись в квартиру, Элена первым делом взяла ящик с инструментами, который, как и некоторые другие вещи, Абель не забрал с собой. Она отвинчивала штатив камеры с трудом — скорее от горя, чем от неумения. Уже держа камеру в руках, она в последний раз посмотрела в объектив. Посреди площади стоял парень, как раз на том месте, откуда восемь лет назад увели ее сына. Сердце у нее бешено забилось, она навела резкость. Ей знаком этот коренастый мускулистый мальчишка!
Парень стоял неподвижно, как мим или потерявшийся ребенок. Элена глубоко вздохнула и закрыла глаза, уверенная, что это галлюцинация, которая сейчас исчезнет.
Но, когда она открыла глаза, парень по-прежнему стоял на том же месте. Это был Лукас — глядя на нее снизу, он махнул ей рукой точно так же, как махал в детстве, когда возвращался домой с отцом.
Элена бегом спустилась по лестнице. Когда она выскочила на площадь, видение не растаяло. Она подбежала к сыну и обняла его.
— Привет, мама, — сказал Лукас.
Часть пятая
Безбрежность
Я уверена, что из каждой капли,
Из каждой упавшей капли,
Вырастут новые цветы [22].
Ему нравилась одна девушка. Когда он увидел ее в первый раз, она пряталась на конюшне между тюками соломы. Лукас продолжал мыть пол, как будто ничего не заметил, но теперь старался, чтобы вода не затекала в угол, где она сидела.
Пару дней спустя он застал ее на том же месте, но теперь она ела свои волосы. Несколько секунд он наблюдал за этим странным занятием: потеребив в руках прядь волос, она накручивала ее на палец, резко дергала, а потом засовывала волосы в рот и глотала.
— Меня угостишь? — спросил он.
Поняв, что ее застукали, девушка испугалась и угрюмо сжалась в углу. Вот, собственно, и все.
Ее звали Ауророй. Изредка Лукас виделся с ней, но общаться своим пленникам Димас не разрешал. Это было к лучшему, ведь девушка могла оказаться соперницей Лукаса в одной из будущих драк или участницей зрелища похуже.
Однажды он увидел ее голой, когда она терлась мочалкой, наклонившись над тазом с водой. Его пронзила странная, томительная боль. С тех пор он опускал голову, когда натыкался на нее в коридоре или в дверях ванной. Он решил, что Димас прав и лучше избегать близких отношений с людьми.
Лукас разозлился, когда Димас ни с того ни с сего заявил ему в столовой:
— Твоя мать под нас копает.
Мальчик не любил, когда упоминали его мать. Он научился жить без нее, он вырвал из души все чувства. Только так можно было выжить в этом аду.
— Мне сообщил один наш сотрудник; он только что вышел из тюрьмы.
Лукас смотрел на него и молчал. Он привык не задавать вопросов; Димас и так скажет то, что считает нужным.
— Мы запишем видео, на котором ты обратишься к матери: пусть знает, что ты с нами. Вряд ли она захочет идти до конца, если поймет, что таким образом расправится и с тобой.
Лукас не собирался притворяться и говорить с матерью так, словно ничего не произошло. На секунду ему захотелось попросить о помощи, но он быстро подавил это желание, спрятал его под толстым слоем злобы и ненависти. Димас подготовил камеру для съемки. Два его подручных притащили девушку — она кричала, плакала и отбивалась. Это была Аурора. Лукас не хотел ее мучить. Он снова ощутил непривычную, резкую боль, головокружительную и тошнотворную тревогу, какое-то странное чувство, которому не было названия. Но тут же вспомнил, что не мог себе позволить человеческих чувств.
Аурора плакала и умоляюще смотрела ему в глаза, но Лукас знал, что не имеет права поддаваться сомнениям.
Он выбрал самый острый нож.
