Я сказался усталым. Островитян хлебом не корми дай только поохотиться на нутрий, и если кто-то увидит хоть одну, то на тропу войны выходит вся деревня. В суматохе можно даже получить пулю в спину. Было бы обидно оказаться подстреленным и лишить себя возможности сгонять в Нью-Йорк…
Ансель уплыл, и Роуз стала перевозить вещи на берег. Я отдраил палубу, вымыл каюту — и «Морская принцесса» стала как новенькая. Смазав мотор и убрав паруса, я присоединился к Роуз.
Когда мы перенесли свои пожитки в хижину, уже смеркалось и в воздухе висело плотное душное марево. Мы обливались потом и едва успели подойти к воде, чтобы смыть с тел липкую пленку, как хлынул ливень. Мы разделись догола и встали под небесный душ.
Я думал, что дождь зарядит надолго, но на следующее утро, а точнее, к полудню, когда мы проснулись, уже вовсю светило солнце. Правда, утром следующего дня дождь опять лил как из ведра. И не переставал потом пять дней кряду. Мне непогода не мешала: в дождь у меня крепкий сон. Роуз скучала и пыталась слушать пластинки на стареньком стереопроигрывателе. Но бедняга совсем не фурычил: видно, островитяне, как сговорившись, включили все свои электроприборы, и напряжение сильно упало.
На второй день электричества опять не хватало, и мы даже не могли читать при тусклом свете. Да тут еще откуда ни возьмись повылезали мошки да жучки, которые в дождливую погоду прекрасно себя чувствуют, — они нам страшно докучали. Я видел, что на Роуз постепенно находит уныние.
Я всегда мог вывести ее из этого состояния, но теперь не хотел даже и пытаться. У меня был тайный план, и дождь стал моим верным сообщником. Я мечтал, чтобы ливень не утихал еще месяц!
И вместо того, чтобы как-то ее утешить, я, напротив, орал на нее, в общем-то вел себя как последний гад. Я ждал, когда же с ней случится истерика с рыданиями — тогда уж точно будет ясно, что она совсем плоха… На четвертое или пятое утро она надулась, и мы не разговаривали весь день. Я решил, что удобный момент настал, однако Роуз, похоже, держалась. Последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, было вот что. Как-то к нам в хижину заглянула миссис Ансель, и Роуз шепнула мне, что ни под каким видом не сядет играть с ней в карты. Но миссис Ансель пришла к нам за ватой. У нее заболел скарлатиной малыш. Роуз посоветовала немедленно отвезти малыша к врачу в Джорджтаун, но миссис Ансель подняла ее на смех: она намеревалась обтереть ребенка ватой, смоченной ромом, и сбить температуру. Держалась она невозмутимо и все повторяла, что природа должна взять свое и чем скорее малыш переболеет, тем для него лучше.
Мы пошли с ней, Роуз помогла ей обтереть мальчика, у которого температура подскочила почти до сорока и чувствовал он себя очень плохо. Я выкурил с Анселем по сигаре и предложил съездить за доктором.
На что он сказал, что все это пустяки — сыпь уже выступила и через недельку малыш оклемается. Я слышал, как Роуз спорит с миссис Ансель — их голоса звучали все громче и громче. Когда Роуз завизжала, что миссис Ансель ни черта не понимает, Ансель подмигнул мне и выбежал из бунгало. Я вышел через несколько минут.
Роуз сидела на пороге нашей хижины — грязная, промокшая — и громко рыдала. Я привел ее в дом, раздел, обтер простыней и включил газовый нагреватель воды на полную мощь. Роуз осушила стаканчик виски и при тусклом мерцании газовой горелки я стал зачитывать ей газетные объявления о ночных клубах Нью-Йорка, осведомляясь с невинным видом, не выступала ли она в том или другом заведении, да как там внутри, да как там с выпивкой и едой и все в таком духе. Я прочитал все объявления на полосе, но это не возымело никакого эффекта. Вдруг она закатила истерику и яростно разодрала газету в клочки.
Наступил подходящий момент дернуть за веревочку. Я попытался ее успокоить, но она послала меня подальше. Тогда я небрежно бросил:
— Милая, а может, нам уехать отсюда? Ну хоть на несколько недель. Сменить обстановку.
Проведя ладонью по мокрому лицу, Роуз всхлипнула:
— Да какая разница, где торчать. Все равно на этих чертовых островах дождь льет и льет!
— Да нет, я не предлагаю съездить на другой остров! Надо совсем сменить обстановку. Может, отправимся на север? Махнем в Джексонвилль, или в Чарльстон, или в Атлантик-Сити, а то и в Нью-Йорк?
— С ума сошел? Я же не могу там показаться!
— Послушай, мы проведем в каждом городе не больше нескольких дней. Обновим свой гардероб, поживем в хороших отелях, сходим в кино, в кабаре…
— Ты хочешь, чтобы меня прикончили? — холодно спросила она, сразу забыв про слезы. — Я же говорила тебе…
— Роуз, милая, да нам не о чем беспокоиться, если все, что ты мне рассказала, — правда!
— Если? — заорала она и, схватив кухонный тесак, вонзила его в стол.
Слава богу, что не в меня.
— Полегче, Роуз. Ведь если бы я тебе не верил, я бы не предложил туда съездить. Жизнь на островах — чудесная штука, но иногда надо встряхнуться. Здешняя скучища надоедает. Это Анселю хорошо — он тут родился и вырос. Нам тоже неплохо, вот только последние дни нас доконали. Если бы мы вырывались на пару-тройку недель в большой город и… удовлетворяли свою страсть к развлечениям, мы сумели бы прожить тут до конца своих дней. Но в противном случае мы же тут просто свихнемся!
— Я не свихнусь.
— Да? Ты посмотри на себя — ты стала такая издерганная, просто на грани буйного помешательства. Да и у меня нервишки ни к черту. А дождь еще продлится не меньше недели, а то и две. — Я говорил ровно и ласково, как хороший коммивояжер.
— Ты только не волнуйся. На меня просто что-то нашло. Теперь все в порядке.
— Но я бы хотел сменить обстановку.
— Ты только что ездил в Порт-о-Пренс. Если хочешь снова отправиться в путешествие — скатертью дорожка. Но только один!
— Милая, в Порт-о-Пренсе я толкался на улицах, обедал в ресторанах, разок сходил в кино. Но меня постоянно преследовало какое-то беспокойное чувство. Без тебя мне везде тошно. Понятно? Таймс-сквер без тебя будет мне не в радость!
Она долго смотрела на меня изучающим взглядом — ее лицо постепенно утрачивало выражение суровой непреклонности. Я вдруг подумал, что мой план провалился. Но не стал об этом жалеть — в конце концов, за одну улыбку Роуз можно было пожертвовать всем чем угодно. Она подошла, взгромоздилась мне на колени, поцеловала и промурлыкала:
— Мне таких слов еще никто не говорил, Мики…
Я обнял ее и стал размышлять, чего ради мучаю себя. И все же из-под этих самодовольных чувств наружу карабкалось необоримое желание узнать, врала ли она мне.
— Я тут думал о твоей истории. О Йозефе…
— Неужели надо опять про это?
— Надо! Так вот, я думал-думал и вот что я тебе скажу обо всем об этом. Милая, по-моему, ты напрасно себя запугиваешь. Ты испугалась собственной тени. Ну, скажем…
— Тени? Да меня же хотели убить!
Я поцеловал ее в щеку.
— Роуз, успокойся. Я же не хочу тебя испугать. В этой хижине, кроме нас, никого нет. Чего ты боишься? Я просто хочу поделиться с тобой своими соображениями, а ты мне скажешь, прав я или нет. Ладно?
Ее пальцы опять побежали по моему плечу.
— Ну, я тебя в это втравила, так что ты имеешь полное право задавать вопросы.
— Зачем ты о «правах»? Мы же не в суде. Я только хочу, чтобы нам обоим было хорошо. А теперь вернемся к твоему рассказу. И давай сразу договоримся: ты была расстроена, испугана, взвинчена, что естественно. Йозеф был твоим мужем и…
— Но я его не любила!
— Дорогая, представь: мы узнаем, что Ансель убит, разве ты не расстроишься — хотя бы чуть-чуть?
— Ладно, допустим, я была расстроена. Но что ты хочешь этим доказать?
— Ах, Роуз, да перестань ты корчить из себя адвоката! На улице дождь — нам все равно нечего делать. Мы просто убиваем время за приятной беседой. Итак, когда тебе впервые в голову пришла мысль, что тебя хотят… убить? Когда тот парень наставил на тебя «пушку» в пустой квартире? Но это же старый трюк легавых — напустить на свидетеля страху! Однажды, помню, в детстве полицейские пытались отвадить нас от купания у причалов нагишом. Подошли двое к доку, сделали нам предупреждение. А один из них все поигрывал своей дубинкой. Для пущего эффекта. Ну, не стали бы они и впрямь дубасить десятилетних мальцов!
— Мики, ты что, хочешь сказать, что я чокнутая?
— Нет, конечно. Знаешь, когда тот легаш поиграл у нас перед носом своей дубинкой, мы знаешь как сдрейфили! Еще ты говорила, что на улице за тобой был хвост, что тебе кто-то досаждал в отеле. Я верю, что все так и было, но может быть, это тоже была такая игра — просто они хотели тебя припугнуть. Какой-то прохожий толкает тебя на улице, кто-то еще делает тебе на ухо непристойное предложение, а твои «топтуны» при этом и ухом не ведут. Но подумай вот о чем: если они тебя и впрямь «вели», может, им дали указание ни во что не вмешиваться. Да к тому же какой же уличный шутник не приколется к такой видной девице, как ты? Потом ты сказала, что тебя пытались сбить на машине двое, похожие на полицейских. Может, и так, а может, в машине сидели просто два алкаша. Ну и наконец, ты уверяла меня, что видела в Майами Кислого. Может, это был он, но может, просто турист, каких там тысячи. Мало ли в Америке мужиков с деформированными носами! А теперь давай еще вот что учтем. Полиции нужна не ты, а деньги. Но они ведь не знают наверняка, есть у тебя деньги или нет. Если да, то самое большое, что они могут сделать, — это потребовать их назад. Ты взяла деньги, которые оставил в твоем чемодане муж — это что, преступление?
