Он оделся, спрыснулся «Лаки Тайгером» и двинулся в Беверли-Хиллз.
* * *
Гулянка в разгаре. Задний двор площадью в целый акр уставлен тентами. Ребятишки из колледжа паркуют машины. На огромных тарелках – говяжья вырезка, ветчина, индейка. Официанты обносят гостей закусками, посреди двора высится огромная рождественская ель, падает мелкий дождик. Гости едят с бумажных тарелок. Газовые фонари освещают лужайку. Джек приехал вовремя и теперь пробирается сквозь толпу.
А вот и первые слушатели: Уэлтон Морроу подводит его к группе юристов из окружного суда. Джек травит байки: как Чарли Паркер пытался купить его молчание, подложив под него шлюху-мулатку, как он расколол Шапиро – педика из команды Микки Коэна, который толкал амилнитрит стриптизерам-трансвеститам в баре для голубых. Но Джек Винсеннс, Победитель с Большой Буквы, явился туда и в одиночку арестовал целую компанию гомиков, явившихся на конкурс двойников Риты Хейворт [19].
Аплодисменты. Джек кланяется. У елки замечает Джоан Морроу: она одна, кажется, скучает. Подходит к ней.
– С Рождеством тебя, Джек.
Высокая, стройная, тридцать один год, может, тридцать два. Ни мужа, ни работы. На красивом лице – привычная скучливая гримаска.
– Здравствуй, Джоан.
– Привет. Знаешь, о тебе сегодня в газете писали. Как рты арестовал двоих актеров.
– А, пустяки.
– Ка-а-кой скромник! – смеется Джоан. – И что с Ними теперь будет? С этим Роком… как его там… и с девушкой?
– Девчонке – девяносто дней, а вот Рокуэллу может светить до года. Пусть наймут твоего папашу, он их вытащит.
– А тебе их не жалко?
– Мне жалко рабочего дня, потерянного на показания в суде. Так что, надеюсь, они признают свою вину и мне не придется туда тащиться. И еще надеюсь, этот случай заставит их призадуматься.
– Знаешь, а я один раз курила марихуану. В колледже. Потом страшно захотелось есть, и я слопала целую коробку печенья, а потом меня стошнило. Скажи, ты бы меня за это не арестовал?
– Такую красавицу? Ни за что!
– А знаешь, что я тебе скажу? Сейчас я готова попробовать еще раз – так все обрыдло!
Пора закинуть пробный шар.
– Джоан, как на личном фронте?
– Никак. Кстати, знаешь полицейского по имени Эдмунд Эксли? Высокий, в таких симпатичных очечках. Сын Престона Эксли.
Как же! Очкарик Эдди Эксли, герой с шилом в заднице.
– Шапочно знакомы.
– Такой милый, правда? Я с ним познакомилась вчера на вечере у его отца.
– Папенькины сынки – не моя специальность. Зато знаю я одного очень приличного человека, который серьезно тобой интересуется.
– Вот как? И кто это?
– Некто Эллис Лоу. Заместитель окружного прокурора. Джоан улыбается, затем вдруг хмурится.
– Я слышала, он член Ротари-клуба [20]. Еврей?
– Да, но это – с одной стороны. А с другой – он республиканец… и, вообще, далеко пойдет.
– Значит, ты его рекомендуешь?
– Уверяю тебя, не пожалеешь.
Джоан рассеянно трогает еловую ветку, и хлопья искусственного снега валятся на землю.
– Ладно. Скажи ему, чтобы мне позвонил. Передай, что в ближайшие дни у меня все заняты – а дальше посмотрим.
– Спасибо, Джоани.
– Вам спасибо, господин Купидон. Ой, кажется, папа машет мне рукой. Пока, Джеки!
И Джоан упорхнула. Джек смотрел ей вслед; мужественно-роковая манера поведения в стиле Боба Митчума, ну, может быть, чуть помягче, – это то, что нужно. Вдруг сзади послышался мягкий голос:
– Здравствуйте, мистер Винсеннс.
Джек обернулся. Карен Морроу – в зеленом коктейль-ном платье, плечи осыпаны жемчужинами дождя. В последнюю их встречу она – нескладная, несоразмерно вытянувшаяся девчонка-подросток – исподлобья пробурчала «спасибо» полицейскому, уберегшему ее от большой беды. И четыре года спустя Карен была высокой, даже, пожалуй, слишком высокой – но нескладной ее уже никто бы не назвал.
– Карен! Бог ты мой, я вас и не сразу узнал! Карен улыбается.
– Сказал бы, что вы стали настоящей красавицей, – продолжает Джек, – только вы это наверняка уже слышали.
– От вас – нет.
~ Как вам колледж? – смеясь, спрашивает он.
– Долго рассказывать. Сейчас не буду – я совсем закоченела. Говорила же папе, чтобы устроил вечеринку в доме! Хоть я и провела четыре года в Англии, а к холодам так и не привыкла. Кстати, я приготовила для вас благодарственную речь. Не хотите пойти со мной покормить соседских котов?
– Я здесь на службе.
– То-то, я смотрю, вовсю болтаете с моей сестрой!
– Меня просил с ней поговорить один приятель. Он к ней неравнодушен.
– Бедный! Точнее, бедная Джоани. Но, черт возьми, я вообще-то хотела…
– Ладно, Карен. Пойдемте покормим ваших котов. Карен улыбается и трогается с места, соблазнительно покачиваясь на высоких каблуках. Они не проходят и полпути, когда сверкает молния, гремит гром, с неба низвергается поток воды – Карен сбрасывает туфли и бежит по дорожке босиком, а Джек, едва сдерживая смех, – за ней. Нагоняет ее уже у порога.
Карен открывает дверь. В прихожей горит свет. Джек смотрит на девушку: она поеживается, руки покрылись «гусиной кожей». Карен встряхивает головой – с волос летят капли.
– Коты наверху.
Джек скидывает пиджак.
– Нет, сначала я хочу послушать речь.
– Все, что я могу сказать, вы знаете. Вас, наверно, уже столько людей благодарили!
– Но не вы. Карен вздрагивает.
– Простите, я… черт, не думала я, что все так получится…
Джек накидывает свой пиджак ей на плечи.
– Вы в Англии получали лос-анджелесские газеты?
– Да.
– И читали обо мне?
– Да. Вы…
– Карен, газеты часто преувеличивают. Из мухи слона делают.
– Что же, вы хотите сказать, это все неправда?
– Да нет, не все… То есть нет… ну… В общем, все правда.
Карен отворачивается.
– Вот и отлично, я так и думала. А теперь – речь. Только не смотрите на меня, я страшно конфужусь. Значит, так… Во-первых, вы спасли меня от большого несчастья. Во-вторых, посоветовали отцу отправить меня в Англию, где я получила прекрасное образование и познакомилась с целой кучей замечательных людей. В-третьих, арестовали того мерзавца, который тогда продал мне таблетки…
Джек касается ее плеча – она отшатывается.
– Нет, дайте мне договорить! В-четвертых – тогда Я никому об этом не рассказывала, да и сейчас, честно говоря, не собиралась, но Лес Вайскопф давал таблетки бесплатно девушкам, которые соглашались с ним переспать. И если бы не вы с папой, боюсь, рано или поздно дошло бы и до этого. Так что вы, Джек, – только не смейтесь! – спасли мою честь.
– И стал вашим рыцарем? – улыбается Джек.
– Вот именно. А мне уже двадцать два, и я не школьница, которая влюбляется в первых встречных.
– И отлично. Потому что я собирался пригласить вас как-нибудь на ужин.
Карен оборачивается. С искусанных губ стерлась помада, по щекам текут черные ручейки туши.
– Согласна. Правда, у папы с мамой будет сердечный Приступ… Но я согласна!
– Значит, я сделаю глупость, – тихо говорит Джек. – в первый раз за много-много лет.
Ну и месяц выдался!
Бад отрывает от календаря пачку январских листков, подсчитывает аресты. С первого по одиннадцатое – ноль: работал на охране съемочной площадки, отгонял охотников за автографами. Четырнадцатое января: с тех шестерых, что напали на полицейских, снято обвинение. Адвокат мексикашек представил дело так, словно Браунелл и Хеленовски сами начали потасовку. Теперь им грозят гражданские иски. На календарном листке нацарапано: «Нанять адвоката?»
Шестнадцатое, девятнадцатое, двадцать второе: выпущены под честное слово трое любителей помахать кулаками. Добро пожаловать домой, ребята. Не надейтесь, что Бад Уайт про вас забудет. Двадцать третье – двадцать пятое: вместе со Стенсом по наводке Джонни Стомпа берут под наблюдение шайку грабителей. Джонни в криминальном мире – человек свой, знает всех и вся. Хотя в последнее время, надо сказать, оргпреступность как-то притихла: Джонни все жалуется на безработицу. Судя по всему, Мо Ягелка, защищающий интересы Микки К., в отсутствие босса опасается показывать мускулы. В общей сложности семь арестов – неплохо. Однако картину портит предрождественское побоище в участке: газетчики уже обозвали его «Кровавым Рождеством», ходят слухи, что с Паркером связались чины из прокуратуры, что всех, кто был в участке в тот сочельник, ждут допросы в отделе внутренних расследований и большое жюри уже пускает слюну. Заметки на листках календаря: «Поговорить с Диком», «Алвокат», «Адвокат – когда???»
Последняя неделя месяца – передышка. Дик взял отпуск и просыхает в «Двадцати девяти пальмах» – санатории для алкоголиков. Командир бригады уверен, что он в Небраске, хоронит отца – ребята даже скинулись, чтобы «послать цветы» на фальшивые похороны. Двадцать девятое – два ареста: двое нарушили правила условно-досрочного освобождения, взял их по наводке одного из стучевил Джонни Стомпа. Правда, оба – из пригородов: пришлось отделать их до полусмерти и вывезти в город, чтобы ребята из шерифской службы не возникали. Тридцать первое: Чик Нейдел, бармен из бара «Лунный свет», по совместительству скупщик краденого. Во время рейда у него найден целый тайник с ворованными приемниками. Тот, кто стукнул на парней, взявших грузовик с приемниками, окопался в Сан-Диего, тамошняя полиция и будет пенки снимать. А Баду достался барыга: сокрытие краденных вещей плюс судимость за совершение подобного преступления в прошлом. Десять арестов за месяц – неплохо начинается год!
