— Вы рассказали следователям в присутствии вашего адвоката именно то, что они уже знали из отчета о вскрытии.
— Это неправда.
— Клэй, как бы вы умудрились выдумать информацию — включая криминалистические подробности, — которую знали только люди, близкие к следствию?
Он смотрит на распечатку.
— Продолжайте, Клэйтон, — мягко понукаю я. Адреналин поет в моей крови, и это прекрасно. Рейтинги будут просто безумными. Но за моим восторженным присутствием вырастает другое ощущение. Нечто такое, о чем я не хочу думать прямо сейчас.
Внезапно Клэйтон становится абсолютно безучастным. Передо мной сидит пустая человеческая оболочка. В его взгляде появляется отрешенность, как будто его душа и разум ускользнули через кротовую нору во времени в темное и холодное место под мостом Дьявола двадцать четыре года назад.
— Клэйтон?
Он моргает. Потом трет подбородок.
— Как вы смогли узнать все эти подробности, которые называете ложными, если не совершали убийства?
— Это… просто пришло ко мне. Прямо в голову. И я хотел это сказать. От начала до конца.
Я смотрю на диктофон, чтобы убедиться, что он все еще работает, и спрашиваю:
— Почему вам хотелось это сказать? Что заставило вас признать вину? Почему вы не дождались суда?
— Я хотел сесть в тюрьму.
Я таращусь на него. Краешком глаза я вижу, как охранник за стеклом смотрит на часы. Потом показывает мне два пальца. Осталось две минуты. Напряжение нарастает.
— Почему?
— Я плохой человек, Тринити. — Он смотрит на меня так пристально, словно хочет залезть мне в голову. Или в тело. Мне становится не по себе, и я оглядываюсь на охранника.
— Я очень больной человек. У меня есть привычки, которые я не могу контролировать.
— Привычка к детской порнографии?
— И к алкоголю. Я пользовался выпивкой, чтобы сбить возбуждение, которое ощущал в присутствии школьниц. Я пользовался ей для того, чтобы усыпить ту часть себя — ту чудовищную часть, которая живет внутри меня и часто управляет мною.
— Это Тень, о которой писала Лиина?
Он кивает.
— Я был разделен пополам. Тень — моя дурная половина — постоянно возбуждалась и стремилась к злу. Другая, логическая часть понимала, что мои желания были дурными и неправильными. Она побуждала меня обращаться к профессионалам, чтобы избавиться от нездоровых пристрастий. Но все было бесполезно. Во мне живет дьявол, Тринити. Чистое зло. А когда… когда моя милая Лэйси, которую я подвел, увидела эти порнографические снимки, то я… Я не мог даже попытаться вернуть ее. Вернуться к прежней жизни. Я больше никак не мог начать с чистого листа и забыть о прошлом. И я смотрел на этих следователей, которые видели во мне дьявола, которые хотели упрятать меня за решетку, и вдруг я все понял. Я должен был отправиться в тюрьму. Я хотел, чтобы меня заперли здесь. Ради спасения тех, кто окружал меня. Ради этих детей. Ради защиты моего собственного ребенка. Я должен был отрезать себя от искушения злом.
Я сглатываю слюну и внезапно испытываю сострадание к нему, которое глубоко тревожит меня. Я кашляю, чтобы прочистить горло.
— Поэтому… вы признались? И выдумали все эти подробности насчет убийства Лиины Раи?
Он кивает. В глазах этого ожесточенного, почти безумного человека я вижу настоящую боль. Он играет со мной? Охранник стучит по стеклу; у меня почти не осталось времени.
— Но почему без суда? — быстро спрашиваю я.
— Потому что на суде моя ложь могла быть разоблачена. Потому что я хотел сразу отправиться в тюрьму. Потому что я больше не хотел говорить об этих дурных вещах. Мне хотелось умереть. Но при этом я не хотел умирать, потому что это было бы слишком просто. Я… это та часть меня, которая обращалась за помощью. Она хотела, чтобы меня наказали. Чтобы я долго сидел здесь.
— Но почему сейчас, Клэй? Почему вы только сейчас хотите сказать об этом всему миру? Чего вы хотите?
Дверь открывается.
— Время вышло, Пелли, — резко говорит охранник.
— Это потому, что вы хотите освободиться? Вы хотите поскорее выйти из тюрьмы?
— Мне нужна только правда. — Он удерживает мой взгляд. — Я хочу, чтобы все знали, что убийца до сих пор разгуливает на свободе и не заплатил за свои дела. Может быть, он даже убил кого-то еще.
Охранник выводит Клэйтона из комнаты. Дверь захлопывается. Я вижу их за стеклом. Он бросает мне взгляд через плечо, прежде чем они поворачивают за угол и исчезают из виду.
Он играет на мне, как на скрипке.
Или же это правда.
И он просто хочет, чтобы я, вместе со всем миром, узнала эту правду.
Реверберация
Волновой эффект
Наше время
Пятница, 19 ноября. Наши дни
Даррен стоит в дверях рабочего кабинета своей жены. Свет внутри приглушен, и газовый огонь мерцает в камине. Она слушает третий эпизод подкаста об убийстве Лиины Раи, только что вышедший в эфир. Даррен тревожится за нее. Она проигрывает этот эпизод уже в четвертый раз. Кажется, что его жена всецело поглощена сиплым, шепчущим голосом Клэя Пелли. Она не замечает присутствия Даррена. А может быть, и замечает, но ей нет дела до этого.
Их дочери спят наверху.
У Даррена сосет под ложечкой.
Сбивчивые, противоречивые чувства терзают его душу и копошатся в груди. Сколько себя помнит, он любил Мэдисон Уолкзек. Наверное, еще с детского сада. Так, как может любить детсадовец. Но определенно более по-мужски и сексуально с тех пор, как ему исполнилось двенадцать лет. Для него Мэдисон всегда была самой красивой, самой умной и приятной на свете. Даже в пору девической самовлюбленности, когда она потешалась над ним или совершенно игнорировала его. Даже тогда в его лихорадочных мечтах Мэдди была первой, кем он желал обладать. Это не сбылось, но в конце концов он завоевал ее руку. Она наконец поддалась его скрытому обаянию.
Его жена вдруг наклоняется вперед и увеличивает громкость.
Тринити: Но почему сейчас, Клэй? Почему вы только сейчас хотите сказать об этом всему миру? Чего вы хотите?
Клэйтон: Мне нужна только правда. Я хочу, чтобы все знали, что убийца до сих пор разгуливает на свободе и не заплатил за свои дела. Может быть, он даже убил кого-то еще.
Звучит тихая тематическая музыка.
Тринити: Итак, если Клэйтон Пелли не совершал полового акта с Лииной Раи вечером в день праздника у костра Улльра, то почему солгала Мэдди Уолкзек? Почему она заявила, что видела, как они делали это?
Мэдди нажимает кнопку «стоп» и сидит в молчании.
Даррен входит в комнату и кладет руки ей на плечи.
— Он лжет, — говорит Даррен.
Мышцы шеи и плеч Мэдди жестко напряжены; они затвердели, как металл. Он начинает массировать их, и она принимает это. Он ожидал, что она отодвинется в сторону, но нет. Это необычно. Беспокойство, накопленное внутри, ужом проникает в его горло. Время как будто обрушивается внутрь себя, когда их воспоминания возвращаются к тому дню, когда их поочередно вызывали в классную комнату мистера Пелли для расспросов в присутствии Рэйчел и детектива Люка О’Лири. А потом их вызвали в участок для дачи официальных показаний.
— Ты лгала на этих допросах, Мэдди? — тихо спрашивает он.
Она смотрит на него.
— А ты?
Он тяжело сглатывает. Она разворачивает кресло-каталку и выезжает из комнаты. Даррен смотрит ей вслед.
Он знает, что солгал.
Он знает, почему он солгал. Потому, что Мэдди попросила его об этом.
Его тревога усиливается. Потому что теперь он не знает, какой эндшпиль разыгрывает Мэдди.
* * *
Эйлин Гэллоуэй слушает третий эпизод подкаста. Она одна в своем доме. Ее муж Рекс находится в пабе, как обычно в это время суток. Эйлин старательно вяжет шарф, который становится все длиннее и длиннее. Слишком длинным. Но это помогает от стресса. Она вообще чувствительная женщина, а теперь нервничает из-за этого подкаста. Поскольку она всегда чувствовала, что ее дочь Бет и другие что-то скрывают. Они защищали какого-то мужчину; она уверена в этом. Она начинает вязать еще быстрее. Одна лицевая петля, одна изнаночная, одна лицевая, одна изнаночная…
