— Выходит, он знал?
Она неуверенно смотрит на меня и неохотно кивает.
— Да, — говорит она. — Мой отец знал, но не давал мне понять об этом. Возможно, он ждал, когда я самостоятельно приду к такому выводу после бесед с ним. Возможно, он хотел, чтобы я сначала встретилась с ним, поближе узнала его и попыталась понять. Возможно, он просто хотел познакомиться со мной. Или объяснить, как он пытался защитить меня и мою мать своим признанием. Он взял вину на себя, чтобы мы могли освободиться, переехать в другое место и начать новую жизнь.
— Когда вы узнали, кем был ваш отец?
Она снова отворачивается к окну и смотрит, как ветер гонит листья по автостоянке. На стекле появляются капельки дождя.
— Почти всю жизнь меня учили верить, что я была кем-то еще, — говорит она, не глядя на меня. — У меня был другой отец. Человек по имени Джеймс Скотт, который был добрым и верным мужчиной, трагически погибшим в автокатастрофе, когда я была малышкой в Террасе. Эту историю рассказывала моя мать, когда я достаточно подросла, чтобы слушать такие вещи. Конечно, когда я попросила, мне показали его фотографии.
Она смотрит на снимки, лежащие на столе.
— Их было две штуки. У моей бабушки имелись копии. У матери не осталось ничего. Бабушка по секрету показала их мне. Она сказала, что моей маме слишком больно выставлять фотографии напоказ, поэтому их убрали подальше. Бабушка попросила хранить тайну. Она сказала, что разговоры о моем отце слишком болезненны и для дедушки. Поэтому: «Лучше не будем говорить об этом, хорошо?» И я всегда думала, что человека на фотографиях звали Джеймс Скотт.
Тринити ненадолго умолкает. Я верю, что она говорит правду, и мое сердце болит за нее. Бедный ребенок. Малышка Джейни, которой я когда-то меняла подгузник. Которая смотрела на меня большими слезливыми глазами и сосала соску в нищенской комнате с колыбелью, столиком для пеленания и распятием на голой стене.
— Я всегда любила детективы, — говорит Тринити. — История о следователях, которые раскрывают преступления. А моя бабушка любила истории о настоящих преступлениях. У нее на полке были все книги Энн Рул и многих других авторов. Когда я стала проводить летний отпуск с бабушкой и дедушкой, пока мама работала, то начала поглощать эти книги, одну за другой. Потом перешла к криминалистике и историям об «охотниках за головами» из ФБР. Потом к книгам об аномальной психологии. Все это время я чувствовала, как бабушка наблюдает за мной. Однажды вечером они с дедушкой крупно поссорились после того, как он поймал меня за чтением одной из ее книг об «убийцах разума». Я все слышала. Дедушка сердился на нее за то, что она забивает мне голову идеями, которые передаются по наследству в определенных семьях. Тогда колесики в моем мозгу начали вращаться. Это выглядело странным, учитывая твердую веру моих предков, но моей бабушке нравились истории о жутких злодеяниях. Думаю, ирония в том, что эти книги о настоящих преступлениях помогали моей бабушке понять умственную патологию человека, за которого вышла его дочь. Моего отца. Но это превратило меня в настоящую фанатку реальных преступлений.
— И это привело вас к подкасту о настоящих преступлениях?
Она кивает.
— Я вступила в книжный клуб любителей настоящих преступлений. Это привело меня к онлайн-группе по расследованию нераскрытых дел. Каждый месяц мы выбирали одно старое нераскрытое преступление, изучали данные и пытались раскрыть его. Тогда возник замысел подкаста «Это преступление». А пока я раскидывала сети и искала старые дела для освещения, особенно канадские, поскольку мы планировали развитие темы «Убийц с холодного Севера», мне попалось на глаза убийство Лиины Раи 1997 года. Тот факт, что она была изнасилована и жестоко убита своим учителем, школьным консультантом и по совместительству тренером баскетбольной команды… в общем, это была завораживающая перспектива. Все эмоциональные зацепки в наличии. Юная школьница. Маленький индустриальный городок на северо-западе тихоокеанского побережья, где все друг друга знают. Гремящие водопады и гора, нависающая над городом, как надгробие. И убийца, который признался, но отказался от судебного процесса. Казалось, там остаются какие-то мрачные тайны, поэтому я начала копать. А когда я открыла старую газетную статью, то едва не упала в обморок. Там была его фотография в разделе новостей. Клэйтон Джей Пелли оказался человеком с бабушкиных фотографий. Потом я нашла другие фотографии. И у меня не было сомнений, что я вижу того же самого человека.
— Значит, вы устроили очную ставку вашей бабушке?
— Да. Наверное, это было три года назад. Мой дед скончался за два года до этого, а мама была уже больна и теряла память. Только тогда бабушка рассказала мне правду. Она сказала, что больше не может перечить своей совести и хранить этот секрет — только не от меня. И теперь правда не могла повредить моей маме или дедушке. Она сказала, что моя мама солгала, потому что хотела защитить меня от больного человека. Да, тогда я узнала, что у моего отца были половые извращения и что он пристрастился к детской порнографии. Как вы думаете, что это сделало со мной?
— Вы полагаете, что он не убивал Лиину Раи?
— Помимо лжи моей матери насчет его алиби, у меня не было причин сомневаться, что он это сделал. Он признался. А когда я просмотрела расшифровки полицейских отчетов, сомнений почти не осталось.
— Тогда, в первом эпизоде вашего интервью, он заявил, что не делал этого.
— Верно. — Она отпивает глоток какао.
Я понимаю ее. Тринити не хотела расставаться с семейной историей. Я могу понять, почему она так поступила. Решила сделать этот подкаст.
Тринити ставит кружку на стол, но обнимает ее ладонями ради тепла.
— И потом, чем дольше я слушала его и чем больше говорила с людьми, тем больше я начинала размышлять: да, возможно, он сознался ради защиты меня и мой матери. Я хотела верить моему отцу. Хотела верить, что какая-то частица его существа по-прежнему любит меня, нас с мамой. Но если он этого не делал, то его признание освободило от ответственности кого-то еще.
Она делает паузу. Выражение ее лица становится более жестким, взгляд впивается в меня.
— А вы допустили это, Рэйчел. Вы и детектив Люк О’Лири. Понимаете? — ее глаза гневно сверкают. — Думаю, вы знали, что все не так, как кажется. В деле было много неувязок. Но вы поверили ему, когда он сознался, и теперь я хочу знать почему. Я спрашиваю, Рэйчел, что вы здесь делаете? Просто приехали в тюрьму в тот самый день, когда моего отца зарезали и убили? — Она тяжело дышит. — Как сильно вы хотели, чтобы мой отец замолчал? Как и почему вы так сильно хотели упрятать его за решетку с самого начала? Вы что-то знаете? Вы кого-то защищаете? И до сих пор пытаетесь защитить?
— Это нелепо. Я…
— Разве? — Тринити подается вперед. — Я знаю, как действуют эти тюремные банды, Рэйчел. У моего отца на шее была татуировка, выдававшая его принадлежность к одной из таких банд. В виде паутины. Я провела исследование: это метка «Всадников Дьявола». Байкерская шайка, известная своими связями с наркодилерами. Есть связи с «Красными скорпионами» и «Змеиными головами». Если член банды или сам босс хочет убить кого-то на воле или в тюрьме, он добивается этого. Колючая проволока еще никого не защитила.
Мое сердце громко стучит. Мне трудно дышать.
— Мой отец хотел кого-то разоблачить. Попросту говоря, этот кто-то не хотел этого допустить и остановил его. Убил его.
— Я приехала для того, чтобы задать вашему отцу несколько вопросов, Тринити. Потому что теперь я не меньше вас заинтересована в раскрытии истины.
Она делано смеется.
— Я еще не озвучила все свои записи с ним. Есть кое-что еще.
— Что вы имеете в виду?
— Еще одна видеозапись. — Она смотрит мне в глаза. — Там отец подробно рассказывает о том, почему солгала ваша дочь Мэдди.
Тринити
Сейчас
Воскресенье, 21 ноября. Наши дни
