подкидывал дальний родственник, инженер-химик, зав. лаборатории завода «Химпласт». Но при последнем заборе разочаровал: «Больше не рассчитывай, у нас по всей номенклатуре недопоставки. Производство – на грани срыва».
Вот и чудно, подумал Талызин, наконец образумлюсь. Тем временем в глубине души покалывало: кого бы еще поднапрячь?..
Семен Петрович заварил полный термос чая и поплелся с ним в спальню, на боковую. При этом прекрасно знал, что до утра глаз не сомкнет. Предстоит вздергивающая на дыбу ломка: метания между диваном и кроватью, контрастный душ да вопли-проклятия «Почему так паскудна жизнь?!»
И так до рассвета. Жестокий постзапойный синдром. Кто только назвал его белым? Боль безумия бесцветна. Вот-вот начнется…
Глава 4
29 декабря 1990 года, 18:30 г. Москва, спорткомплекс «Олимпийский»
Разминка перед матчем «Уралочка» Свердловск–«Динамо» Москва заканчивалась. Судьи сверялись с часами, открывал протокол игры секретариат. Минута-другая – и команды пригласят на построение.
Между тем трибуны спортивной арены практически пусты: три-четыре десятка воспитанниц московских ДЮСШ и дюжина тренеров.
Это еще что – можно сказать аншлаг! На предыдущем домашнем матче «Динамо» – ни одного зрителя. Но сегодня в гостях гранд – действующий обладатель кубка европейских чемпионов, флагман отечественного баскетбола. Вот и загнали прилежных девчат в мастер-класс.
Канун Нового года апатию болельщиков вовсе не объясняет. Равно как и перестройка, режущая по живому людские судьбы, здесь ни при чем. Такова участь всего женского баскетбола на свете, не стимулирует приток зрителей даже бесплатный вход. Опустим WNBA, разумеется.
На фоне скучноватой предматчевой рутины и пустых трибун выделяются трое мужчин, обособившихся в стороне от островка зрителей. На отколовшихся посматривает тренерский корпус, вводя трио в смущение. И троице невдомек, откуда к ним, вроде ординарным особам, совсем не праздный интерес.
Вскоре фракция зашушукалась, внешне выказывая, что не прочь сменить координаты. Но тут прозвучал свисток, обративший взоры жиденькой торсиды на площадку.
Как бы там ни было, трио действительно аттракция. Хотя бы тем, что узкому, давно перезнакомившемуся мирку женского баскетбола оно незнакомо. Кроме того, несложно определить: двое из группы – иностранцы, да и соотечественник – товарищ непростой, иной, отличной от «гомо советикус» ковки. Между тем вторжение тех или иных соглядатаев не предвидится, им сейчас явно не до спортивных баталий.
Собственно, на это и рассчитывал «непростой товарищ», приглашая двух гостей столицы в спорткомплекс «Олимпийский». Он – не много не мало зав. сектора арабских стран в Первого Главного управления КГБ, подполковник Александр Черепанов, с недавних пор – крот-инициативник израильской разведки.
Один из его соседей сюжету уже знаком как «Старик» или Шахар Нево, агент спецпоручений «Моссада», вчера вечером, несмотря на заминку, успешно преодолевший погранконтроль «Шереметьево». Ну а третий – где лишний, а где не совсем – Аллен Розенберг, корреспондент «Вашингтон пост» в СССР, тот самый резидент-непрофессионал, заочно представленный Шахару в Тель-Авиве. Он и приютил «грузина» по прибытии на вдвойне историческую родину (намек на его настоящую и позаимствованную биографию). Вдобавок организовал саму встречу, еще позавчера получив ретранслированную через Париж шифровку.
Казалось бы, на самом рандеву Розенбергу делать нечего, поскольку шпионом, в классическом понимании ремесла, не говоря уже главой резидентуры, он не является. Так, порученец, не более. Тем не менее он сегодня единственный поверенный «Моссада» в Москве, что, впрочем, объяснимо. Ведь своего диппредставительства, по сути, гнезда шпионажа, укрытого национальным флагом, у Израиля в СССР нет. Вот и подрядили многолетнего саяна*, некогда сотрудника Госдепартамента США.
На его участии во встрече настоял Шахар, предвидя, что разговор с подполковником выйдет непростым, стало быть, его базовый русский – тормоз, и без суфлера не обойтись. Могучим же Розенберг владеет свободно.
– Думаю, нас приняли за западных агентов-селекционеров, присматривающихся к советским звездам… – заговорил, разрывая паузу, Черепанов. – В последнее время те зачастили к нам, но, думается, больше слухами. Стало быть, остаемся, – рассудил инициативник.
Шахар слегка повернул голову, сигнализируя обосновавшемуся на ряд выше Аллену: растолкуй. Тот перевел, используя английский.
Выслушав подсказку, «Старик» кивнул, подкрепляя отклик живой миной на лице: мол, вполне разумное объяснение. Между тем в переводе, как таковом, он не нуждался, хотя и выхватил из неровного, комкаемого плохой дикцией слога лишь «селекционер». В иврите и русском этот термин – идентичен, так что, призвав толмача, хотел только в своей догадке убедиться.
– Давайте, к делу, – сухо предложил Черепанов, устремляя взор на площадку, – «селекционер» как-никак. Несмотря на внушительность образа – человека, познавшего власть и успех – мимолетные наплывы суетливости у москвича подсказывали: он нервничает.
Шахар рассматривал свою левую кисть и, казалось, призыв обналичить тему встречи мимо ушей пропустил. Но вдруг, резко убрав руку в карман, откликнулся:
– У меня просьба, Саша: говори медленно и простым языком – меньше уйдет время. Мой русский – плохой. На Аллен тогда экономия…
Черепанов пожал плечами, будто соглашаясь, и призывно уставился на гостя: давай, начинай.
Но тот явно не торопился, то бросая на собеседника неясные взгляды, то задумываясь. Словно соотносил внешность Черепанова с заготовленным планом-болванкой, подбирая резцы.
– Саша, нам нужно одна вещь отправить в Ирак, – в конце концов, объявил Шахар. Чуть отстранившись, ненавязчиво посмотрел на визави.
– Куда? – просыпал раздражение Черепанов, но не сразу, спустя несколько секунд. Казалось, раздумывал, послышалась ему просьба гостя или нет.
– В Багдад, Саша, – уточнил Шахар.
– Как понимать отправить? Почтой, телеграфом? – затребовал конкретики Черепанов. – И что именно?
– Одна вещь, маленькая… Длина – четыре сантиметра. Ее должен… – Шахар замялся, после чего обратился к Аллену: – Как по-русски to deliver in person?
– Доставить лично, – подсказал коллега.
Черепанов уставился в пол с простецким прищуром. Казалось, близок к некоему разоблачению, но какому? Не распалял свое воображение и Шахар, невозмутимо дожидаясь отклика.
Тут израильтянин выбросил руку вверх, воскликнув: « Какой корзина!» * Живо повернулся к Розенбергу, будто поделиться впечатлениями. Его встретил холодный, отрезвляющий взгляд и шепот: «Очко, Давид».
Подсказка Шахара лишь распалила. Метнувшись к Черепанову, он хлопнул того по колену с возгласом: «Видел очко?!»
Инициативник со смесью недоумения и протеста осмотрел ногу, затем Шахара и Розенберга. Чуть придвинулся, спросил:
– Давид, скажи, я здесь при чем?
Казалось, «Старик» решает задачу: сосед подразумевал фривольный жест или его просьбу, извлеченную из рюкзака шпионских тайн лишь на треть? Дабы прощупать, не спугнув раньше времени…
– Ты наш друг, Саша, – сообщил Шахар, растекаясь в улыбке. Меж тем был предельно собран, будто в преддверии горна боевой тревоги. Продолжил: – Мы тебе защищаем, но и ты… должен нас защищать.
Черепанов поморщился, будто пресытившись избытком общих слов.
– Можно конкретнее?
Шахар почесал висок, недвусмысленно передавая, что с конкретикой пока дефицит. Отвернулся от Черепанова, нацеливая внимание на площадку. Но вдруг, как снег на голову, огрел тоном, не терпящим возражений:
– Дело так, Саша, есть два возможность. Первый: ты ездить в Багдад с наша вещь. Второй: давать человек, который может ехать.
Монументальный фасад москвича, как стряхнуло, он обреченно сгорбился. Казалось, разоблачение, наконец,
