— Хорошо, босс. Вот только пропущу рюмашку с похмелья.
— Даю тебе двадцать минут.
— Слушаюсь, бвана[23].— Крис повесил трубку.
Салли взглянула на часы: почти половина шестого. Скоро в эфир выйдут первые утренние программы новостей. Это Вашингтон — и слухи здесь дело нешуточное. В эти игры здесь играют профессионалы. Жестокие, порой смертельные игры. Она набрала код Нью-Йорка, затем домашний номер Стива Чэндлера.
— Как там твой парень? — сразу же начал Стив.
— О'кэй.
— Что с мозговой травмой?
Так, значит, эта утка уже успела долететь до Нью-Йорка.
— Полный блеф!
— Тогда покажи мне…
— В свое время.
— А как насчет выдвижения на второе место?
— Пока никаких комментариев.
— Но у него побывал О'Доннелл…
— Визит вежливости.
Провести Чэндлера, однако, было не так-то просто.
— Ты бы хоть немного рассказала — в общем плане?
— Не сегодня.
— За тобой интервью. Мы же договаривались.
— Не все сразу, Стив.
Чэндлеру ответ не понравился, но он знал: Салли права. Ставки теперь куда выше, чем прежде.
— О'кэй! Так что у тебя есть для меня?
— В семь тридцать мы отсюда выметаемся.
— Кто-нибудь про это знает?
— Никто.
— Спасибо, — поспешно закруглился Чэндлер, нажав кнопку, соединявшую его с вашингтонским бюро Эн-Би-Си.
Терри еще как следует не проснулся, когда Салли заявила:
— Пора перебираться домой!
— Но почему? — заморгал он.
— Ничего не поделаешь, надо.— Салли протянула ему белую карточку.— Прочти и запомни.
— Как скажешь,— вымученно улыбнулся он.
В шесть утра Салли сообщила начальнику госпиталя об их решении.
— Как? Сенатору надо оставаться у нас минимум неделю.
— Извините, генерал, но таким временем мы не располагаем.
— В этом случае мы снимаем с себя всякую ответственность…
Через пять минут в коридоре у дверей палаты уже стоял агент секретной службы Браунинг, высокий, мускулистый, совершенно бесцветный, как все сотрудники этой службы.
— В семь тридцать? — обеспокоенно спросил он.
— Да.
— Сегодня?
— Да.
— Но это…— он посмотрел на свои часы,— через полтора часа, мэм.
— Совершенно верно.
— Мисс Крэйн, я настаиваю…
— Не надо.
Он попытался ее урезонить:
— Здесь, в госпитале, он в безопасности, а дома — нет.
— С каких это пор сенатор у себя дома — не в безопасности?
— Мисс Крэйн, сенатору сейчас положена охрана по первому классу. А его дом мы пока не обследовали…
— Положена? Чье это распоряжение?
— Белого дома,— произнес он со значением.
— Семь тридцать! — Салли была неумолима.— Секунда в секунду.
Браунинг кивнул.
— Хорошо, мэм.
В семь двадцать пять агент Браунинг вернулся, чтобы прочесть им короткую лекцию. Салли и Крис выслушали се, стоя у постели Терри.
— Сенатор, я — агент Браунинг из отделения охраны президента. Это охрана по первому разряду, что означает: отныне, передвигаясь, вы будете находиться как бы внутри защитного колпака. Впереди вас и с флангов всегда будут находиться наши люди, не считая непременного эскорта из шести офицеров секретной службы. В случае какого-либо чрезвычайного происшествия мы сразу же образуем вокруг вас плотное защитное кольцо. Однако гарантировать вашу безопасность без вашего взаимодействия с нами мы не сможем. Поэтому просил бы вас следовать моим указаниям неукоснительно. Отныне каждое мгновение, проведенное вами на людях, вы должны рассматривать как угрозу для вашей жизни.— И, не дожидаясь ответа на свои слова, заключил:— Спасибо.
Кивнув стоявшему у дверей сотруднику, Браунинг направился к выходу.
— Но нам надо еще выделить немного времени для прессы,— крикнула Салли вслед его удалявшейся спине.
— Сожалею,— бросил он на ходу,— но никаких остановок на пути следования не предусмотрено.
Смешанные чувства вызвало у Салли это путешествие по коридору под недреманным оком секретной службы: на душе было спокойно и вместе с тем тревожно. У каждого из шести офицеров, сопровождавших кресло-каталку, под пиджаком пуленепробиваемый жилет, на боку кобура с пистолетом, а у тех, кто находился по бокам,— короткоствольные автоматы "Узи" для ближнего боя и карабины для отражения снайперов. При их появлении будто сами собой распахивались двери, на нужном этаже поджидали кабины лифтов, а коридоры оказывались пустыми. Ощущение и вправду было такое, будто они находятся под колпаком.
С подобным Салли еще не сталкивалась. Поэтому она испытывала странное ощущение, будто все это происходит с кем-то другим. Людей, от чьих голосов зависело, выберут Терри на его новую должность или нет, отталкивали, держали в отдалении. Встречавшиеся им по пути санитары и сестры сами вжимались в стену. Защитный барьер, двигавшийся впереди них, казался холодной волной, тушившей само желание разговаривать. Так вот он каков, этот парадокс власти: чем ее больше, тем больше за нее боятся.
Но репортеров секретная служба, похоже, запугать не могла. Они обладали правами куда более широкими, чем у простых смертных. И если это были хорошие репортеры, то пользовались они своими правами на полную катушку. Несмотря на столь ранний час, многие из них толпились сейчас у входа перед желтыми заградительными полицейскими барьерами — газетные волки, фотографы, телеоператоры.
Агент Браунинг остановил своих людей в дверях, ожидая сигнала снаружи.
— Извините, агент,— учтиво обратилась к нему Салли.— Но нам правда надо уделить немного времени прессе.
Это было уже чересчур, и Браунинг не сдержался:
— Мисс Крэйн, если вы не прекратите вмешиваться в действия секретной службы, мы вынуждены будем подвергнуть вас аресту — и будем держать вас в изоляции до тех пор, пока не убедимся, что жизнь сенатора вне опасности.
Салли улыбнулась.
— Знаете, мой арест по телевидению — это будет что-то новенькое. Прошу меня извинить.
И она шагнула к дверям мимо Браунинга.
Рев репортерской братии оглушил ее.
— Эй, Салли! Фэллон согласился на выдвижение?
— А угрозы расправиться с ним он уже получал?
— Как Истмен, уходит или нет?
С улыбкой окинув взглядом толпу, Салли увидела знакомое лицо Андрэа Митчелла[24] возле телекамеры с павлином.
— Прошу минуту вашего внимания,— произнесла она, и шум сразу стих.— Сенатор Фэллон сделает сейчас краткое заявление. Простите, но сегодня — никаких вопросов. Уверена, что вы это понимаете.
Она обернулась к дверям и махнула рукой, как бы приглашая к выходу стоявших за кулисами.
Браунинг наблюдал за ней из-под темных очков.
— Чертовка! — проскрежетал он и, как только находившийся снаружи агент постучал по стеклянной двери, скомандовал:— Пошли!
Двое других агентов распахнули дверь, и коляска с Терри выкатилась на открытый воздух.
Защелкали затворы аппаратов с солнечными фильтрами. Засверкали вспышки. Градом посыпались вопросы. Но коляска и весь эскорт двинулись к открытым дверцам кареты "скорой помощи". Салли с невозмутимым видом встала на пути Браунинга и его людей и, похоже, не собиралась уступать им дорогу. Группа устрашающе надвигалась на нее, но Салли не трогалась с места. На какоето мгновение показалось, что ее сейчас попросту сомнут. Неожиданно Браунинг поднял руку — и процессия остановилась.
С яростью поглядев на Салли, он бросил:
— Даю минуту!
— Благодарю!
Она тут же развернула коляску, с тем чтобы камера с павлином оказалась в наиболее выгодном положении. Репортеры наперебой стали выкрикивать вопросы, но Терри оставался невозмутимым, не делая ни малейшей попытки перекричать толпу. Казалось, что у него нет никакого желания с нею разговаривать. И тут произошло такое, чего Салли прежде не наблюдала.
Толпа начала затихать. Репортеры перестали орать. Они завороженно глазели на Терри. А ведь это были те же самые газетные писаки, те же операторы, что вели репортаж о встрече с Мартинесом и стали свидетелями убийства. Но сейчас на их лицах было написано уважение, почтение, даже некий благоговейный трепет. Терри Фэллон был для них уже не просто политиком. Нет, он стал той воплощенной мечтой, тем героем, увидеть и описать которого жаждет душа любого стоящего репортера. Салли сама принадлежала к пишущей братии и знала, что они сейчас должны чувствовать.
В 1974 году Салли начала сотрудничать в хьюстонской "Пост". Она только что возвратилась после двух лет работы в Корпусе мира, в ней все еще жила надежда помочь Америке стать лучше, чем она есть. Между тем в Хьюстоне "нефтяные деньги" низвергались в городскую казну, подобно Ниагарскому водопаду. Отцы города и сильные мира сего оправдывали это тем, что Хьюстону-де предстоит совершить "большой скачок" к всемирной известности. А какая же может быть известность без небоскребов? Чтобы добыть на эти цели деньги, можно было пренебречь требованиями морали. Суды своими решениями помогли расчистить площадь для строительства на месте старых городских окраин — так называемых бэррио[25]. Обитатели трущоб вышвыривались на свалку вместе с золой их очагов и жестяными крышами лачуг. Салли бродила среди развалин, даже более ужасных, чем те, которые она встречала в Центральной Америке за годы своей работы в Корпусе мира, слушала причитания женщин и вопли детей. Об увиденном и услышанном она писала в своих репортажах, герои которых как бы шли за ней по пятам, не отпуская даже ночью. А по утрам, открыв газету, она напрасно искала там хоть что-нибудь из написанного ею. В конце концов, не в силах дольше терпеть, она в ярости предстала перед своим редактором с целой кипой так и не увидевших свет материалов. Перекатывая желтый карандаш между пухлыми пальцами, он молча выслушал ее.
