В ходе следствия по «делу» Антонова и других болгарских граждан был прежде всего нарушен принцип независимости судебных органов, подчиняющихся только закону. Этот принцип не допускает не только прямое вмешательство в работу судебных органов, но и создание условий, затрудняющих формирование у судей беспристрастного мнения. Однако в следствии по «делу Антонова» и других болгарских граждан было допущено и то, и другое. Не кто-нибудь, а именно министр юстиции, министр внутренних дел и министр обороны Италии выразили в ходе следствия уверенность в том, что болгарские граждане участвовали в покушении на жизнь папы. В этом же духе высказались и другие видные государственные и политические деятели Италии. В ходе следствия многие западные средства массовой информации безответственно подхватили и широко распространили клеветнические показания турецкого террориста. Развернулась небывалая по своим масштабам и ожесточенности кампания, целью которой было убедить общественное мнение в виновности болгарских граждан. В этих условиях возможности следственного судьи действовать и принимать независимые решения, исходя только из обстоятельств дела и норм закона, значительно сузились. Однако и сам следственный судья способствовал созданию такого положения. Нарушив свой служебный долг, он не сохранил тайну следствия и облегчил утечку непроверенной информации, которая использовалось для проведения широкой кампании против Болгарии и других социалистических стран.
Грубо был нарушен принцип, согласно которому следственный судья обязан обеспечить обвиняемым широкую и реальную возможность защитить себя от выдвинутого против них обвинения. Прежде всего надо отметить, что абсурдность обвинения, продолжительное содержание под арестом, тенденциозность при ведении следствия и беспрецедентная кампания в мировом масштабе отрицательно отразились на физическом и душевном состоянии Антонова. Находясь в состоянии тяжелой психической депрессии, Антонов не смог своевременно и в полной мере осуществить свое право на личную защиту. Что же касается защитников, они были не в состоянии развернуть защиту в полном объеме из-за некоторых процедурных ограничений на этом этапе процесса.
Важной гарантией обеспечения обвиняемому права на защиту является презумпция невиновности. Нельзя говорить об обеспеченном праве на защиту без точного соблюдения требований, вытекающих из этой презумпции. Это следующие требования: а) обязанность государственного органа считать обвиняемого невиновным до тех пор, пока он не будет признан виновным судом на основании вступившего в силу приговора; б) недопустимость признания виновным обвиняемого, виновность которого не доказана бесспорными фактами; в) недопустимость перекладывания на обвиняемого бремени доказывания на какой бы то ни было стадии процесса и в какой бы то ни было форме. Среди многочисленных нарушений этих требований, допущенных римскими следственными органами, напомним следующие:
— Во-первых, следственный судья и прокурор содействовали формированию у значительной части итальянской общественности и общественности других западных стран убежденности 8 виновности обвиняемого еще задолго до того, как суд имел возможность выразить свое отношение по этому вопросу.
— Во-вторых, основным доводом следственного судьи в подтверждение обвинения являлось, по его мнению, то, что «болгары не имеют железного алиби». Болгарские граждане предоставили достаточно доказательств, подтверждающих их алиби.
А согласно презумпции невиновности следственный судья не должен делать выводов во вред обвиняемому только потому, что он не доказал свое алиби. Вообще на основании того, что обвиняемый не подтвердил бесспорными фактами свои утверждения, нельзя делать выводы о его виновности. Это положение имеет место в любом современном уголовном процессе.
— В-третьих, следственный судья предал суду троих обвиняемых болгар, не основываясь на фактах, неоспоримо доказывающих их виновность.
— В-четвертых, следственный судья отверг предположение защиты о том, что Агджу побудили лжесвидетельствовать, аргументировав это тем, что защита не представила существенных доказательств. Таким образом вразрез с презумпцией невиновности следователь перекладывает на защиту бремя доказывания своих утверждений.
— В-пятых, следственный судья занял позицию, согласно которой, даже если алиби дает основания для обширных расследований, это не меняет точку зрения обвинения при отрицательной позиции обвиняемого, т. е. когда он заявляет, что не признает себя виновным. А согласно презумпции Невиновности не только заявление обвиняемого о том, что он не признает себя виновным, но и его отказ дать какие бы то ни было объяснения не служат основанием для выводов, идущих ему во вред.
Один из основных принципов, от которого не может отказаться ни одно законодательство, это требование применять закон сообразно фактическим констатациям, отвечающим истине. Из этого принципа непосредственно вытекает обязанность государственных органов обеспечить объективность, всесторонний характер Г и полноту доказательств по делу. В процессе по «делу Антонова» * и других болгарских граждан ни одно из этих требований не соблюдалось, безукоризненно и в необходимой последовательности. Допущено много просчетов, и они очевидны. Отсутствие объективности проявилось особенно ярко в подходе следственного судьи к утверждениям Агджи и свидетельским показаниям, опровергающим эти утверждения. Как подчеркивалось в докладе комиссии Международной ассоциации юристов-демократов, на которую конгресс ассоциации возложил задачу изучить «дело Антонова», «к странному поведению Агджи проявляется удивительная терпимость» несравнимая с тем, как относятся к показаниям свидетелей защиты. Следственный судья не выяснил многих существенных фактов, связанных с обвинением и защитой. Не было выяснено, например, кто предоставлял Агдже информацию о том, чего он никогда не видел; не выяснено также, когда, где и кто выплатил суммы, о которых говорится в связи с преступлением, и вообще были ли такие суммы; существует ли легковая машина, о которой говорится, что она была нанята Антоновым; что за отпечатки пальцев обнаружены на путеводителе Ватикана, найденном в квартире Антонова; существует ли оружие, которое болгары, якобы, доставили на площадь Св. Петра; каков характер встреч террориста в тюрьме с представителями итальянских спецслужб; чем объясняются многочисленные изменения в показаниях террориста и т. д.
В уголовном процессе истина устанавливается только на основании доказательств. Доказательствами могут служить только конкретные факты, связанные с обстоятельствами по делу, которые проливают на них свет и установлены в ходе процесса в процессуальном порядке. Что же мы констатируем по «делу Антонова» и других болгарских граждан? Как подчеркивалось в докладе Международной комиссии МАЮД, очень часто в качестве доказательств принимаются «факты без какой бы то ни было проверки». Отсутствие доказательств возмещается предположениями и догадками. Особый интерес представляет следующая констатация Международной комиссии: «Прокурор вообще не анализирует доказательства и без колебания излагает свои собственные религиозные и моральные предрассудки и взгляды на политическое положение таким образом, который не подобает государственному прокурору». Единственный источник доказательств против болгарских граждан — утверждения террориста Агджи. Но эти утверждения не могут претендовать на достоверность, ибо Агджа многократно лгал во время следствия, а его утверждения не доказаны и противоречивы. Сам Агджа был вынужден отказаться от ряда своих самых существенных показаний, заявив следственному судье, что он их придумал. Обосновывать обвинительное заключение на подобных доказательствах, значит подменять их вымыслами.
В процессе против болгарских граждан были нарушены также самые существенные требования, предъявляемые к мотивировке решения следственного судьи. Мотивы должны быть логичными и убедительными. Следственный судья по делу Антонова использует мотивировку, которая вызывает недоумение, так как в ней отсутствует элементарная логика. Свидетелями защиты пренебрегают не потому, что их показания опровергнуты другими данными по делу, а потому, что «они относятся к окружению Антонова, связаны с ним по работе, происхождению, образу жизни и идеологическим воззрениям». Иными словами, следственный судья Мартелла хочет сказать, что не верит свидетелям Антонова, потому что они, болгары, не разделяют ею (Мартеллы) образа жизни и его буржуазного мировоззрения. В то же самое время, опять-таки, исходя из позиций своего мировоззрения, следственный судья верит показаниям Агджи, несмотря на то, что он говорит о нем как о человеке, который использовал во время следствия «самую наглую технику лжи». Смешно звучит и мотивировка следственного судьи, утверждающего, что нас не должна смущать ложь Агджи, так как он лгал, чтобы усилить достоверность своих показаний (т. е. чтобы ему поверили), лгал потому, что он не располагал доказательствами своих утверждений. В них нет не только логики, но и здравого смысла. Они говорят о неуважении к суду и государству, которым служит следственный судья Иларио Мартелла.
